В царстве Ленина

Организация распределения

Если вы спросите любого гражданина Совдепии, благодарен ли он советской власти за то, что она, кормя его, избавляет его самого от необходимости заботиться о своем продовольствовании, то он вам определенно ответит: "Ах, если бы она оставила свою трогательную заботу о нас, о которой мы ее совсем не просили; мы тогда, по крайней мере, не сидели бы голодными и всегда лучше сумели бы достать себе, когда и что нам нужно". Вот каков общий взгляд населения на введенную коммунистами систему распределения. Советская власть взялась за это дело и не могла ничего другого создать, кроме голода. Даже по советским исчислениям, которые нельзя было заподозрить в пристрастности, выходит, что предоставляемое населению продовольствие по калорийности и питательности, по крайней мере, в два раза менее той средней (2800 калорий в день), которую мог доставить себе всякий рабочий в мирное время.

Советская власть правильно оценила сравнительную выгодность для себя применяемого ею по отношению к населению режима голода. Если все сыты, то их ничем не удивишь. А если человек хронически недоедает, то какой-нибудь неожиданно выброшенный внепрограммный фунт картофеля будет рассматриваться им, как особое благодеяние со стороны попечительной власти. Воспитательное значение голода очень велико! Не повинуешься власти — сиди с пустым желудком! Зато если ты послушен, тебя могут обрадовать жирным куском, брошенным с барского коммунистического стола или какой-нибудь парой подметок. Такой, без всякого преувеличения, является одна из сторон производимого над Россией социального эксперимента. Подсчитали советские спецы количество жиров, углеводов и других необходимых для поддержания человеческой жизни элементов, а выдают по продовольственным карточкам одну треть, а то и меньше ими же установленной нормы. При этом, — что особенно характерно для Советской Республики, — введена градация емкости желудка у разных категорий граждан. Комиссары и ответственные коммунисты имеют наиболее деликатные и вместе с тем, наиболее требовательные желудки, которые должны быть и более обильно наполнены изысканной пищей. Затем следуют рабочие, потом — вся трудовая интеллигенция и, наконец — все прочее население. Пайки так и распределяются на пайки ответственных работников, лиц, занимающихся физическим трудом (так называемый ударный паек) и потом категорийные пайки. Отдельно стоят индивидуальные пайки — "совнаркомовский" и особый, именуемый "синим" (для живущих за кремлевскими стенами), — которые и для утонченного гурмана покажутся весьма приличными, особенно последний — кремлевский паек. Что же касается остальных, то ответственный паек, даже при полной его выдаче, может разве удовлетворить одинокого, да и то на полмесяца. Что же касается прочих категорий, то они уже вовсе недостаточны для питания. Именно эту почву и имеют под собой всякие ухищрения, творимые советскими служащими для того, чтобы соединять получение продуктов по нескольким продовольственным карточкам, пользуясь неорганизованностью аппарата продовольственной карточной системы. Так, например, в Ростове-на-Дону по последней переписи населения 1920 года числилось 232 тысячи человек, а за исключением групп, получающих продовольствие особым порядком (железнодорожники, водники) остается 200 тыс.; между тем, продовольственных карточек было выдано на 1 марта 1921 года 234 тыс., т.е., на 34 тыс. лишних едока (12% излишних порций). В виду этого местными продорганами было произведено повальное подомовое обследование, чтобы установить, откуда идет такое незаконное пользование продуктами.

Бесконечно усложнена и самая система получения продуктов, которых, к тому же, обычно не хватает в полном количестве к моменту их выдачи. Каждое лицо прикреплено к определенному советскому распределителю (по прежним понятиям — лавка), к которому и собираются все, получающие продукты, ко времени их выдачи. Образуются хвосты, перед которыми бледнеют пресловутые хвосты времен Керенского; то люди бесконечно мерзнут на морозе, то мокнут под дождем, то жарятся на солнце, пропитываясь пылью. Стоят и дети, и старцы. Проходит бесполезно время и вдруг оказывается, что продукты уже кончились. Начинается ропот, сыплются проклятия по адресу заготовителей; в особенности, когда стоящие видят, что в это же время с заднего крыльца закрытого уже распределителя комиссары и ответственные работники выносят продукты. "Рука руку моет", — и тут всяким безобразиям, в связи с распределением, конца-края не найдешь. Пленум Ростово-Нахичеванского совета Р.С. и К[102]. депутатов официально признал, что вся частная торговля, — то, что именуется спекуляцией, — целиком или по меньшей мере на 90% питается из государственных учреждений. Воровство, хищения, недостаток контроля — все это приводит к тому, что рабочие вынуждены покупать на рынке по бешеным ценам продукты собственного же производства. Усилившееся за последнее время число краж из складов, пожары — все это свидетельствует о работе крупной организованной шайки, имеющей несомненно тесную связь с советскими учреждениями, откуда черпаются необходимые сведения. Хищения, действительно, принимают громадные размеры и совершенно организованный характер. Люди заранее сговариваются о порядке действий, а на другой день подаются официальные заявления о всяких поставках от частных лиц в казенные учреждения, где они попадают в руки тех, с которыми уже заранее установлены обоюдные выгоды за счет интересов советской казны. Все делается как будто бы начистоту, а на самом деле частным порядком производятся многомиллионные хищения из казны. Развращенность советских руководителей, в связи с тяжелым материальным положением служащих вообще, толкает их на подобного рода преступления. Масштаб расхищения государственного имущества, приготовленного для распределения, принял такие грандиозные размеры, что ВЦИК должен был издать 1 июня 1921 года отмеченное уже мною специальное распоряжение о строжайшем наказании с применением расстрела и с упрощенным судебным производством дел о хищениях, растратах и подлогах. Несмотря на полное свое бессилие справиться с затруднением по выдаче продуктов, большевики упорствуют в выдаче продовольствия по карточкам, оставаясь верными коммунистической доктрине о замене торговли планомерным, организованным в общегосударственном масштабе распределении продуктов.

Целью их является организация населения в единую сеть потребительских коммун, способных с наибольшей быстротой, планомерностью, экономией и наименьшей затратой труда распределять все необходимые продукты, строго централизуя весь распределительный аппарат. Как далека, однако, эта теория от действительности и какою гримасою отвечает жизнь на этот пункт программы РКП! Согласно существующим положениям, все продукты получаются или через завкомы, или комслужи или через единое государственное потребительское общество: МРО — в Москве, ЕПО[103] — в Ростове-на-Дону и т. д. Злосчастное ЕПО! В нем никогда ничего нет, и все его ругают. А оно, отрицая свою вину, сваливает в свою очередь ее на продорганы. И как фатально не везет ему во всех делах! Стоит только подвезти ценный товар, как, например, сахар, на его склады или лавки, как вдруг — неожиданное ограбление — и сахара нет. То горят его склады, то гниют миллионные запасы картофеля, то случается еще какое-нибудь несчастье в этом роде. Немудрено поэтому, что оно не может справиться с лежащей на нем задачей прокормления городского населения, так как обычно у него не хватает продовольствия. На все ходатайства — отказ[104]. Ревизии и рабочие контрольные комиссии, периодически учреждаемые для обследования деятельности незадачливого общества — ничему не помогают. Поначалу обновляемый состав правления начинает как будто бы шире удовлетворять потребности населения, но проходит время, и все входит в старую колею.

Так же безуспешно обстоит дело и с общественным питанием. По данным советской рекламной статистики в Ростове-на-Дону в марте 1921 года было 78 общественных столовых с пропускной способностью в 60 тыс. обедов в сутки. Однако всякий, кому жизнь была дорога, старался этими обедами не пользоваться или брал их на дом, чтобы домашними средствами и добавлением к ним разных припасов сделать их съедобными. Такую пищу раньше получали едва ли собаки. До начала 1921 года давали еще 2 блюда, первое — бурда иногда с намеками на какие-то потроха, заправленная перловой крупой, на второе — та же перловая крупа, иногда со слабыми признаками подсолнечного масла. Так называемый обед — "шрапнель" мокрая и "шрапнель" сухая. Но в 1921 году это пришлось отменить, и теперь в советских столовых Ростова дают только одно блюдо — "шрапнель" мокрую или суп с лапшой. Хлеб, конечно, нужно приносить с собой.

Можно представить себе, до какого состояния должен дойти человек, ежедневно воспринимающий в себя порцию неперевариваемой "шрапнели" (или как она теперь иначе называется "советский рис"), да еще лишенную намеков на жир.

Махнув уже рукой на снабжение прочими продуктами, ЕПО сосредоточило внимание на выдаче хлеба, но и тут происходили невероятные перебои. Например, ввиду отсутствия топлива весной 1921 года стояли 2 недели Ростовские мельницы и все население, за исключением привилегированной категории, вовсе не получало хлеба. И это еще в Ростове — в хлебородном районе! Что же делается во всей остальной России? А там, в Петрограде, например, с начала мая вместо хлеба стали давать селедки из случайной партии, прибывшей через Эстонию. Я уже не говорю про хлеб, выпекаемый из листьев и всяких трав в местностях, постигнутых неурожаем. Можно себе представить весь этот беспросветный ужас людей, лишенных даже насущного хлеба! Еще пример: в Москве перед Пасхой 1921 года не выдавали хлеб: все жители возлагали надежду, что хоть на Пасху они получат какую-нибудь компенсацию, тем более что Пасха совпадала с советским праздником 1 мая. Однако в конце Страстной недели выяснилось, что дадут что-то по ½ фунта соли и по куску мыла. Негодованию народному не было границ. Особенно взволновались рабочие. Московский совдеп не на шутку испугался и выбросил московскому населению подачку в виде какой-то безделицы детям (плитка шоколада и несколько карамелек). Заткнули глотку недовольным и успокоились.

Так же безысходно, если еще не хуже, обстоит дело и со снабжением рабочих предметами первой необходимости. Какую отталкивающую, но обычную в Совдепии картину представляют всевозможные унижения человеческого достоинства, чтобы выпросить себе топлива на зиму, хотя бы в самом минимальном количестве! Сколько мелких интриг, подсиживаний, неприятностей, обманов, чтобы только заполучить со службы каких-нибудь 5 пуд. дров или 10 пуд. угля (количества, о которых прежде и не думали)! Однако когда сам испытаешь удовольствие жить в нетопленых комнатах, то поймешь всех этих людей. Поздней осенью 1920 года мне лично пришлось жить в г. Нахичевани, и ввиду ожидавшегося переезда в Ростов, где я рассчитывал получить эти 10 пуд. угля от одного учреждения, а также из-за отсутствия свободных денег (уголь стоил тогда на базаре 6-7 тыс. руб. за пуд), я оказался без топлива. Переезд, однако, задерживался, а тут, как назло, хватили холода, и пришлось прожить в начале ноября около 2 недель в комнате, в которой температура падала все ниже и ниже и дошла до 2-3° выше нуля. При такой температуре буквально стынет разговор, стынут мысли. Думаешь подольше не возвращаться домой, только бы сократить пребывание в нетопленой комнате. Наконец, попадаешь домой. Все сидят в зимних пальто, не раздеваясь. Потом, также почти не раздеваясь, приходится ложиться в холодную постель с ледяными подушками. Настает утро. От холода и сырости долго не решаешься подняться с постели, чтобы идти умываться ледяной же водой. Затем тщетно стараешься отогреться около керосинки, на которой кипятится чай, и которая является единственным отопительным средством в комнате. У всех — посиневшие утомленные лица, опухшие от холода руки, с анжелюрами, потрескавшаяся кожа… После чая — опять на мороз, потом — в нетопленое помещение службы. Самое теплое время — в дороге: пока двигаешься, не так чувствуешь холод. А говорят, что топлива на зиму 1922 года будет еще значительно меньше. Какая странная вещь — отсутствие тепла в жилом помещении!

В Совдепии большинство населения ходит рваным, разутым, в самых невероятных нарядах. Действительно, все прежнее платье распродано или износилось, денег на приобретение нового нет, а получение через распределитель от казны вещи равносильно, примерно, выигрышу 200 тыс. рублей в прежнее время в государственной лотерее. В Управлении водного транспорта в Ростове, который являлся организацией, пользующейся особым покровительством, в течение целого года не было произведено ни одной выдачи предметов обмундирования или первой необходимости. Конечно, на складах кое-что и имелось, но все это "распределяли" потихоньку между собой начальники распределителей и всяких "обусводов"[105]. Когда же, наконец, благодаря шуму, поднятому на рабочей производственной конференции, профсоюз водников был обвинен в полном пренебрежении интересами своих сочленов, то правлению его пришлось подтянуться и для завоевания симпатий он пустил в распределитель несколько предметов, правда, в таком ничтожном количестве, что пришлось распределить эти вещи по жребию, причем получились такие курьезы, что одинокому холостяку по жребию досталась пара дамских галош, советской барышне пара мужских воротничков, кому стакан, кому коробочка пудры и т. д. Это и называется по-советски "распределением между населением предметов первой необходимости и домашнего обихода".