В царстве Ленина

"Свободный" труд

В витринах советских книжных магазинов всюду красуется небольшая книжка ценою только в 25 руб., с претенциозным названием "Кодекс законов о труде". По заглавию каждый неопытный человек может ожидать от чтения ее каких-то необычайных откровений и новых достижений, составляющих эпоху в области огосударствления труда. Но... увы! Эта книга — одно из заурядных и наиболее неудовлетворительных сочинений с точки зрения приспособления к жизни идей о защите интересов трудящихся. Никакого кодекса в сущности нет, а есть несколько правил, не представляющих решительно ничего нового, о нормальной продолжительности труда, о перерывах для отдыха, о нормировании заработной платы и т. д. Фактически, в Советской России трудовая жизнь регулируется не этой брошюрой с громким названием, а целым рядом декретов, циркуляров, распоряжений, издаваемых всеми учреждениями, начиная от центральной власти и Наркомтруда и кончая всевозможными местными органами власти. Все эти распоряжения настолько хаотичны, настолько в деталях пестры и противоречивы одно другому, что вызывают при их применении постоянные недоразумения. Например, в один и тот же день одни учреждения празднуют какой-нибудь официально отмененный церковный праздник, а другие тогда же занимаются; или: дано категорическое запрещение уезжать в отпуск, а в это время продолжают заседать специальные комиссии, которые весьма лицеприятно одним разрешают отпуска, а другим отказывают. Есть, скажем, постановление из центра: семьям умерших рабочих выдавать материю на их погребение, а местные профессиональные союзы этого не исполняют, несмотря на наличие в материальных складах соответственной мануфактуры.

Если "кодекс труда" не внес ничего нового в раскрепощение, по словам коммунистов, труда рабочих, зато созданные на основании его учреждения специализировались на том, чтобы ввести в Советской России такое всеобщее трудовое крепостное право, которому могли бы позавидовать самые закоренелые крепостники. Приводя в своих партийных программах красивые фразы о том, что "в обстановке распада капиталистической организации труда производительные силы стран могут быть восстановлены и развиты, а социалистический способ производства упрочен, лишь на основе товарищеской дисциплины трудящихся, их максимальной самодеятельности, сознанием ответственности и строжайшего взаимного контроля над продуктивностью труда" — фактически коммунисты, однако, развивают свою работу именно в области милитаризации труда во всех его отраслях. Характерной особенностью советского строя являются принудительные мобилизации трудоспособного населения советской властью на разные работы, настойчиво проводимые в жизнь при содействии особых карательных аппаратов, типа Чека, именуемых в данном случае "Комттруддезертиром" (комиссии по борьбе с трудовым дезертирством). Таким образом, вместо свободного труда, всякая трудовая деятельность в Совдепии носит характер какой-то угнетающей кабалы, отвертеться от которой могут или действительные инвалиды, или же лица, располагающие большими свободными средствами, не останавливающиеся перед весьма солидными накладными расходами, с которыми связано освобождение властями лиц, привлеченных на службу. Лица, такими средствами не располагающие, чтобы избавиться от наиболее неприятных и тяжелых работ в виде чистки улиц или уборки нечистот, разных черных работ на железных дорогах, рубки леса, расчистки зимой снежных заносов и проч., выбирают из двух зол меньшее и сами либо добровольно поступают в одно из бесконечных советских учреждений, или же записываются на всевозможные, совершенно бесполезные для них, курсы, которыми так богата, как я выше указал, современная Россия. И вот начинается их лямка. Обязательный приход на службу ровно в 10 ч. утра и расписывание в особых кондуитных книгах и уход в 4 ч. Согласно кодексу труда, продолжительность занятий определяется в 6 часов для конторского труда, а на заводах и мастерских соответственно — 8 часов.

Прикрепление к службе, подобное прежнему прикреплению крестьян к земле, создает действительно невыносимое положение, на котором стоит остановиться. Человек обращается на советской службе, — на фабрике или в любом учреждении, — в какое-то государственное животное, лишенное свободы воли, свободы выбора. Положение в высокой степени унизительное и подчас трагическое! Допустим, что вы, русской гражданин, откуда-нибудь приехали в Советскую Россию и за отсутствием знакомств, поступили на первое случайно подвернувшееся место. Через некоторое время выясняется, что имеется свободная вакансия по вашей специальности, где вы с большим успехом могли бы приложить ваши знания и способности. Вас, однако, ни за что не согласятся выпустить со службы, куда вы попали, хотя в другом месте вас еще больше хотят заполучить к себе. Если вы проявляете слишком большую энергию к переходу на новое место, то вы можете очутиться в местном комтруддезертире, где сумеют сломать ваше упорство. В современных условиях часто встречается разделение семьи, причем одной ее части приходится жить в одном городе, когда глава семьи находится в другом. Семья бедствует, находясь без средств; муж настаивает на переводе в город, где живет его семья, и где уже приготовлено для него место. Начальство учреждения со своей стороны настойчиво рекомендует такому сотруднику перевести, наоборот, семью к себе в город. В противовес последним приводятся доказательства того, что семья имеет в том городе, где она проживает, обеспеченное помещение, указывается далее целый ряд других, чисто личных, причин такого характера, в которые, казалось бы, не имеет право вмешиваться начальство. Однако все напрасно. "У нас некомплект служащих. Вы ценный работник, мы дадим вам со временем внекатегорную ставку жалования. Перебегать же с места на место мы вам не позволим. Пора оставить эти старые буржуазные привычки" — следует обычный ответ на все эти доводы. Бывает и наоборот: какое-нибудь специальное учреждение, почему-либо сильное влиянием в данный момент, объявляет мобилизацию всех лиц, имеющих отношение к его специальности. Такая мера может грозить отозванием с другой службы человека мобилизуемой специальности, уже приспособившегося к новой службе и сделавшегося там незаменимым сотрудником, часто даже вопреки его желанию. Начинается в таких случаях борьба между ведомствами и, совершенно не считаясь с личным желанием и вкусами человека, о котором идет речь, спор разрешается обыкновенно в пользу более влиятельного в данный момент учреждения. В обход такой деспотической системы приходится, конечно, прибегать к различным уловкам и обманам. Развивая последовательно свою мысль о принудительности труда, товарищи коммунисты додумались до полной милитаризации его в так называемых трудовых армиях, т. е. освободившихся от войны крупных войсковых единицах, переведенных полным составом без нарушения военной их организации в область производительного труда.

Вторая отличительная черта "свободного" труда в Совдепии заключается в том, что он, как и всякий труд из-под палки, мало продуктивен. Все советские служащие сами обыкновенно смеются над своей работой, над бессмысленным толчением воды в учреждениях и над той необычайной канцелярщиной, которая явилась результатом отмеченного уже раньше бюрократизма государственной машины. Начальники советских канцелярий ломают себе голову, чем бы заполнить постоянный досуг своих подчиненных, как создать видимость работ у себя в учреждении и как сочинить по истечении каждого месяца красноречивый отчет о плодотворности своей работы на пользу рабоче-крестьянского правительства (регулярное представление коих в центр требуется советскими правилами). С другой стороны, то же самое начальство буквально с ног сбивается, чтобы организовать срочную работу, когда она, паче чаяния, выпадет на долю учреждения. В такой критической момент обыкновенно начинается отлынивание сотрудников под всякими предлогами от новой работы. Сплошь и рядом вопрос этот разрешается необычайно остроумно: путем создания для этого специального нового учреждения, которые и плодятся поэтому в Совдепии, как грибы после дождя.

Вопрос о вознаграждении за труд получил у коммунистов совершенно исключительное и невиданное в мире разрешение в смысле установления для всех служащих жалования в размере, безусловно не соответствующем дороговизне жизни. В теории, по словам рус⅟₁₆ских коммунистов, оказывается так, что в России, действительно — сущий рай, ибо безработицы нет, и все без исключения могут рассчитывать на предоставление им оплачиваемой государством работы; однако при этом они скромно умалчивают о том, могут ли люди фактически просуществовать при тех формах материального обеспечения за труд, которые существуют в Совдепии. Один талантливый русский публицист в шутку высчитал, что получаемое ныне 20 выдающимися русскими профессорами жалованье не превышает по современной стоимости советского рубля того штатного отпуска на содержание сторожевой собаки при казенных учреждениях, который предусматривался в прежних сметах. Конечно, это гипербола, но к сожалению, при этом, в обратную сторону. Русские ученые и наряду с ними — другие рядовые советские работники, получают меньше этого собачьего содержания, ибо в то время как установленный на содержание казенных собак денежный отпуск производился регулярно, жалование ученым постоянно задерживается и не выдается им по целым месяцам. Причина постоянных опозданий в выдаче жалования лицам, состоящим на советской службе, главным образом зависит от увеличивающегося в Совдепии месяц от месяца денежного голода. Запоздания на один месяц еще считаются вполне нормальным явлением, а то иногда советская власть остается должной своим чиновникам по 2—3 месяца. Правда, ропота по этому поводу слышится мало, но лишь потому, что оклады жалования по своему размеру столь ничтожны, что не могут служить источником существования для советских служащих. В самом деле, спрашивается, что значит для обремененного семьей советского служащего его обычное в провинции жалование в 6—7 тысяч рублей в месяц, когда в то же время фунт хлеба обходится в 2—3 тыс. рублей? Большевики по этому поводу устами своих глоссаторов вещают: "Зачем вам жалование? Жалование — фикция! Вы все получите от нас натурой", хотя они сами так же, как и все остальное население, прекрасно понимают, что нормальным пайком даже рабочей категории (2 фунта мяса или селедок; ½ фунта сахара, ½ фунта соли, ¼ фунта горчицы, ⅟₁₆ фунта чая, 3 фунта крупы, ½ фунта мыла, 1 фунт растительного масла, ¼ фунта табаку в месяц, не считая хлеба) не накормить семью, а в советскую столовую ходят питаться, действительно, только "обреченные". Натурпремирование, т. е. особые выдачи продовольствием или предметами первой необходимости за энергию, распорядительность и инициативу — тоже фикция и такой же обман, как и вся система обеспечения служащих в Совдепии.

Все граждане Советской России твердо усвоили, что их работа на государство, в сущности — бесплатный и подневольный труд, и что жить в ней можно только за счет ликвидации своего домашнего скарба, изворачиваясь или же чем-нибудь спекулируя, кто как может. Конечно, приведенные здесь условия вознаграждения не касаются лиц, живущих за Кремлевскими стенами в Москве и их ближайших сотрудников. В отношении этой категории трудящихся не установлено одинаковых норм оплаты труда: одни из них, например, получают жалование золотом, царскими деньгами, другим присвоены индивидуальные высокие оклады, как например Шаляпину, получающему по 7 миллионов рублей в неделю, не считая всевозможных выдач натурой.

Безвыходное положение, в котором находятся все рядовые советские служащие, и шум, поднятый ими вокруг этого вопроса, после того как они пораспродавали все свое имущество и стали на положении голодных и задолженных, заставил советскую власть и в области тарификации отступить от принципа равенства, которого она долго придерживалась для всех категорий служащих. В 1920 году началось проведение для разных служащих особых индивидуальных, внекатегорных ставок. Выработанные в этом отношении ВЦСПС (Всероссийский центральный совет профессиональных союзов) правила оказались, однако, настолько несостоятельными, что их пришлось по несколько раз изменять, дополнять и пересоставлять заново, причем в центре, и особенно — на местах, в провинции, — при учреждениях создавались комиссии, которые даже назначали особые денежные премии за уразумение этих правил и наилучшие проекты фактического приложения их на местах. Отмеченная сумбурность этих правил, необычайно сложная система оценки баллами (от 0 до 10 баллов) степени прилежания, усидчивости, познания сотрудников (которую, кстати сказать, отменили для учеников, но зато ввели для чиновников) привели к необычайной пестроте оценки однородного труда в различных учреждениях, а с другой стороны оказались непосильными для преодоления их некоторыми из упомянутых комиссий, которым так и не удалось довершить это дело до конца.

Для того, чтобы как-нибудь легальными путем увеличить свой заработок, советским служащим приходится совмещать по несколько служб, скрывая лишь оклады, получаемые от этих учреждений. Скрывать же это приходится потому, что по советским правилам можно получать в основной службе полную ставку, на второй — половину ее, а дальнейшие службы вообще не должны быть платными. С тою же целью советские работники стараются всегда заполучить для себя за особое вознаграждение заказы на выполнение различных проектов, составление записок и т. п. Однако — труд выполнен, а деньги не так легко получить от советской власти. Из-за них обычно начинается ведомственная переписка, вопрос маринуется в различных расценочных комиссиях, профсоюзах, рабоче-крестьянской инспекции и сплошь и рядом получает свое решение тогда, когда сотрудник уже совсем потеряет надежду получить из казны вознаграждение за свой труд. Спрашивается, каким же порядком при таких тяжелых условиях эксплуатации трудящихся коммунистической властью, трудящиеся могут бороться за улучшение своего служебного положения в государственных учреждениях?

В рабоче-крестьянской России с ее "свободным трудом" нет возможности защититься жалобами или петициями к начальству, так как они кончаются по обыкновению ничем, а в худшем случае грозят крупными неприятностями для инициаторов и составителей таких просьб; что же касается учреждения, призванного защищать интересы трудящихся — профессиональных союзов, — то деятельность их с тех пор, как ими стали руководить коммунисты, совершенно не на высоте положения. Но на этом следует остановиться особо.