Американский рубикон

16 ДЕКАБРЯ, СРЕДА, 23 часа 30 минут по тихоокеанскому времени.

Начиная с десяти утра они стабильно набирали равное количество очков, и Фред Швартинг уже смирился со своей всегдашней ролью неудачника. Росси, этому негодяю, всегда везло в карты. Он обычно делал вид, что игра ему безразлична, как это принято у тяжелоатлетов перед тем, как они берут очередной вес, или у баскетболистов, уверенных, что они наверняка забросят мяч со штрафного. В душе Росси был всегда уверен, что не проиграет и действительно почти никогда не проигрывал.

Самого Швартинга считали королем картежной игры. Досадное заблуждение, потому что, когда сдавал Росси, к нему не приходило ни одного козыря.

— Я скучаю по ним, — произнес Росси.

Швартинг оторвал глаза от карт. Росси, придвинув стул к стенке сторожки, внимательно изучал свои карты. Он, как всегда, сидел с надменным видом, который так раздражал Швартинга. Росси был не только меньше его ростом, он был еще вдвое моложе его, отчего было еще обиднее.

— Скучаешь по кому?

Росси махнул рукой куда-то в сторону нефтеочистительного завода, расположенного рядом.

— Да по ребятам. Сколько уже времени прошло с тех пор, как они выходили в ночную смену?

Швартинг немного задумался. Сколько времени прошло с того момента, как компания «Шеврон» отказалась от ночных смен? Год? Полтора? Теперь здесь находились только они — охранники, да еще дежурные техники.

Он взглянул на свои карты. Как всегда, какая-то дрянь. Он снес семерку и трешку, оставив пару шестерок и даму.

— Мне еще парочку.

Росси бросил на стол две карты, и Швартинг взял их. Еще одна трешка и король. Почему он оставил даму? Да потому, что Росси все равно опять выиграет, вот почему. Надо что-то сделать, чтобы досадить этому коротышке. Он зевнул.

— Я кончил, твой выигрыш.

Проиграл он, собственно говоря, немного. При ставке в двадцать пять центов и потолке в семьдесят пять центов в банке было всего несколько долларов.

— Напомни мне купить еще один торт по дороге домой.

Росси очень удивился.

— Я думал, ты на диете.

Швартинг еще раз зевнул.

— Это на день рождения Дженни. Она пригласила к себе всех шестилетних ребят нашего квартала, которых только смогла разыскать. Жена сказала, что нужен еще один торт.

Снаружи послышался шум грузовика, даже нескольких грузовиков, если судить по скрипу тормозов. Швартинг поднялся из-за карточного столика.

— Ну вот, нашей компании прибыло. Видимо, кто-то свернул не в ту сторону. Пойду посмотрю и вернусь.

Швартинг взглянул напоследок на телеэкраны, которые занимали всю дальнюю стену комнаты и на которые передавались изображения со сторожевых мониторов. Затем он вышел на улицу и невольно зажмурился от света прожекторов. Его слегка знобило. Ночь была морозной и облачной, со стороны Сан-Францисского залива надвигался туман. Едкий запах газа и сырой нефти по-прежнему висел в воздухе; не было обычного теплого ветерка, который образовывался при сжигании лишних газов, когда завод работал на полную мощность.

Швартингу понадобилось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к свету. Прожектора высвечивали сторожевое помещение; в их лучах ярко отражались цилиндрические крекинговые башни. Грузовики остановились за проволочной оградой в нескольких десятках метров от охранника. Это были даже не грузовики, а скорее закамуфлированные транспортеры для перевозки солдат. Фары были прикрыты щитками, поэтому их едва можно было рассмотреть. Свет от фар таял на фоне гор, подымавшихся с другой стороны асфальтированной дороги.

Швартинг направился в сторону транспортеров, сожалея, что оставил пистолет в конторе. Кого это черти ночью носят? В последнее время было много слухов о нападениях на транспорт, но о налетчиках на нефтеочистительные заводы он пока ничего не слышал.

За несколько метров до ограды Швартинг остановился, сложил руки рупором и прокричал:

— Шоссе налево!

Какой-то мужчина вылез из кабины и пошел навстречу, за ним последовало еще несколько человек. Швартинг почувствовал, как отлегло от сердца: все они были в форме калифорнийской полиции.

Человек, который шел впереди, был примерно тех же лет, что и Росси, и, видимо, был у них за главного. Он довольно грубо приказал:

— Открывай ворота. Мы прибыли для охраны завода.

Мужчина вел себя вполне официально, был в полицейской форме, но Швартинг колебался.

— А бумаги у вас есть? Я ни о чем таком не слышал, и никто меня ни о чем не предупреждал.

Произнося все это, он чувствовал себя в довольно глупом положении. Какой-то клерк, будь он проклят, поленился поднять трубку и предупредить его.

На глаза полицейского была надвинута фуражка, и Швартинг поэтому не мог разглядеть их выражения.

— Не надо никаких дурацких бумаг. Открывай!

«С какой это стати парень так разошелся?» — удивился Швартинг.

— Послушайте, вам, вероятно, известно, что нефтеочистительный завод находится под юрисдикцией федерального правительства, а не «Стандарт ойл». Приказы властей штата Калифорния на нас не распространяются. Если у вас нет с собой никакого разрешения, я позвоню в управление охраны компании, и это все, что я могу для вас сделать.

Кто-то выкрикнул:

— Мы не можем торчать здесь всю ночь, понял, толстячок!

Последние слова вызвали смех у тех, кто сидел в грузовиках.

Швартингу снова стало не по себе. Что происходит? Он теперь остро ощущал свет прожекторов, ночную прохладу, запах нефти и тихий шелест ветра в кустах вдоль дороги. Где же, черт побери, сейчас Росси? Видимо, он пытается выяснить что-нибудь по телефону, потому что наверняка слышал большую часть их разговора.

Он обратился к высокому полицейскому, стоявшему по другую сторону проволочной ограды.

— Послушайте, мистер, у вас есть удостоверение личности? Я мог бы позвонить начальству и…

— Осторожно! У него оружие!

Через секунду Швартинг понял, что имели в виду не его, и, обернувшись, увидел, как Росси выскочил из конторки с ружьем в руках. О господи, сейчас он выкинет какую-нибудь глупость…

Из грузовика раздался выстрел, и Росси споткнулся. Еще один выстрел — и его откинуло назад, а ружье отлетело в сторону. Рубашка на груди Росси моментально покрылась темно-коричневыми пятнами.

«Он не успел даже крикнуть», — мелькнуло у Швартинга.

Ему казалось, что все происходит как при замедленной съемке, и чтобы снова повернуться лицом к ограде, ему потребуется несколько минут.

— За кого вы, черт побери, себя выдаете…

И тогда что-то резануло его в ногу и грудь. Швартингу почудилось, будто кто-то ударил его молотком. Его бросило на землю, а первый грузовик тут же двинулся вперед и повалил ограду. Звуки лопнувшей проволоки прорезали воздух.

Швартинг стал потихоньку отползать к кустам. Теперь из фургонов вылезли люди и бегом устремились к нефтехранилищам и крекинговым башням. Господи, как же невыносима боль в груди…

Тот, кто был у них за главного и требовал открыть ворота, вытащил пистолет и махал им в направлении нефтеочистительного завода. Он бежал вместе с остальными, но вдруг, видимо, вспомнив о Швартинге, повернул назад и припал перед раненым на колено.

Последнее, что ощутил Швартинг, был гравий, впившийся в левую щеку, тихий шум ветра, заглушавшийся перестрелкой в районе крекинговых башен, и выстрел из нацеленного в него пистолета.