Американский рубикон

16 ДЕКАБРЯ, СРЕДА, 12 часов 00 минут.

Ливонас забросил вещи в свою вашингтонскую квартиру, вышел на улицу, повернул за угол и зашел в ресторан «Биг чиз». В зале на третьем этаже официантка вежливо провела его к угловому столику, который зарезервировала для него Жюли. Он с трудом сдерживал зевоту. За столиком уже сидела женщина, перед которой стояла чашка кофе; она делала какие-то записи в блокноте. «Или я опоздал, или она пришла раньше, одно из двух», — подумал Эндрю. Он посмотрел на часы и решил, что это она пришла чуть раньше.

— Энди Ливонас. Рад приветствовать вас.

Он машинально пожал девушке руку и стал глазами искать в зале официантку, чтобы заказать кофе.

— Кэтлин Хаусман.

Ливонасу показалось, что она кого-то ему напоминает, но так как ему удалось поспать в самолете из Сан-Франциско в Чикаго всего три часа, а потом вообще не довелось сомкнуть глаз, то теперь ему могло казаться все, что угодно. Куда же запропастилась официантка? Наконец, он заметил высокую блондинку с кофейником в руке, которая обычно всегда в это время разносила кофе.

— Большое спасибо, что вы согласились прийти, — бросил Энди, просматривая меню.

— Буду рада помочь вам.

«У нее приятный низкий голос», — отметил про себя Ливонас, отпивая кофе.

— Жюли сказала мне, что вы возглавляете делегацию штата Вашингтон.

Девушка откинула волосы, спадавшие ей на глаза.

— Да, последние полгода. До этого я была просто делегатом, а еще раньше работала юрисконсультом в Сиэтле, в бывшей фирме Боба Уитмена.

«Вот, оказывается, почему, — мелькнуло у Ливонаса, — Жюли отыскала именно ее». Он представлял себе Кэтлин Хаусман совсем иной. Она производила впечатление по-настоящему деловой, а не наигранно благопристойной особы.

Ливонас поставил чашку на столик и в первый раз внимательно посмотрел на Кэтлин. Девушке было лет тридцать, и она выглядела очень миловидной. Вьющиеся каштановые волосы, зачесанные назад, доходили до плеч. Внешне она походила на индианку: тонкие черты лица, высокие скулы и миндалевидные глаза. На Кэтлин был вязаный темно-синий свитер с вышитыми на нем снежинками и широкие вельветовые брюки до колен, которые обычно любят лыжники. Ливонас был уверен, что она надела их, не просто отдавая дань моде.

— Виноват, что помешал вашей лыжной прогулке, — проговорил он.

— Ничуть не помешали, я захватила лыжи с собой. После обеда я хочу пройтись на лыжах до парка Рок-Крик[7].

Кэтлин посмотрела вокруг.

— Я здесь никогда не была. Что вы предлагаете заказать?

— Здесь прекрасно готовят крабов и еще очень хорош луковый суп.

— Попробую крабов.

Ливонас подозвал официантку и заказал девушке крабов, а себе омлет. Он поймал изучающий взгляд Кэтлин, и только тогда вспомнил, что уже три дня ходит в одном и том же порядком помятом костюме.

Девушка взглянула на записи в блокноте.

— Вы хотите узнать о съезде что-то конкретное или мне начать с истории вопроса?

— Думаю, будет лучше, если вы в общих чертах расскажете мне о самом съезде, я довольно мало знаю о нем.

Ливонас с самого начала считал съезд ненужной затеей.

— Постараюсь рассказать обо всем вкратце.

Она подождала, пока официантка налила Ливонасу еще кофе.

— Очевидно, вам известно главное — после последних национальных выборов законодательные органы штатов потребовали, чтобы конгресс созвал конституционный съезд для принятия поправок, касающихся федерального налогообложения. После бурных дебатов конгресс созвал съезд, который работает уже второй год, но ничего существенного не решил. Если, конечно, не считать существенной рекомендацию о поправке к конституции относительно восстановления молитв в школах. Но и по этому поводу делегаты от штата Нью-Йорк обратились в Верховный суд с требованием наложить запрет на съезд за превышение им своих полномочий.

Официантка принесла заказанные блюда, и Кэтлин приступила к еде.

— В настоящий момент съезд — не что иное, как неудавшаяся шутка.

— А что случилось?

— Обычная столичная волокита. Конгресс сделал все, чтобы затянуть открытие съезда и охладить энтузиазм делегатов. Единственное, что, пожалуй, сейчас всех волнует, — это роспуск съезда вообще.

Примерно так он и думал.

— Тогда почему они его не распустят?

Кэтлин пожала плечами.

— Конгрессменам сподручно назначать делегатов съезда на освобождающиеся вакансии, теперь вокруг этого все и вертится. Конечно, быть делегатом весьма престижно. Кроме того, многим из них просто нравится пожить в Вашингтоне.

Она задумалась, вспомнив что-то.

— Был момент, когда съезд действительно располагал мощным потенциалом, некоторым из нас даже казалось, что мы войдем в историю. Какая, право, глупость…

Ливонас наблюдал за девушкой, ее эмоциональной речью. «В Вашингтоне она пробыла, видимо, еще недостаточно долго, чтобы превратиться в циника, — подумал он. — Пока она лишь разочаровалась».

— Может быть, я чего-то не понимаю. Если политика не направлена на то, чтобы оставить след в истории, тогда вообще в чем ее предназначение? Ведь в девяноста случаях из ста все усилия оказываются напрасными.

Ливонасу не хотелось самому задавать ей вопросы, но до встречи с Уитменом у него оставалось мало времени.

— А какую роль играет на съезде делегация Калифорнии?

Вопрос явно удивил Кэтлин.

— В течение последних двух месяцев она проявляет наибольшую активность. Так, например, ею сформирована коалиция с делегациями западных и юго-западных штатов — за исключением штата Вашингтон, поддерживающего Уитмена, — и некоторых южных штатов. На прошлой неделе они протолкнули резолюцию о введении региональной ротации в председательствовании на пленарных заседаниях, в юридическом комитете и в комитете по проверке полномочий.

Теперь Ливонас догадывался, что последует дальше.

— И кто же будет председательствовать следующим?

— До конца месяца Калифорния будет заправлять и на пленарных заседаниях, и в комитетах. Не везде есть, правда, собственно ее представители, но во всех комитетах будут представители западной коалиции. Они всех застали врасплох и протащили свое решение.

— И Калифорния везде была заводилой?

Кэтлин утвердительно кивнула.

— Я не думала, что они победят при голосовании, но в последний момент половина делегатов из штата Иллинойс поддержала их.

Ливонас сразу вспомнил вертолет и хрупкую на вид женщину с белыми, как снег, волосами.

— Делегаты графства Кук?

Кэтлин с удивлением посмотрела на него.

— Верно.

«Так вот, значит, в чем дело, — про себя отметил Ливонас. — Янг стремится превратить съезд в форму для своих президентских амбиций. Стало быть, я не ошибся».

Он взглянул на часы. До встречи с Уитменом оставалось три часа. Ливонасу не терпелось поскорее рассказать вице-президенту о ситуации на Западе и особенно о деятельности Винсента Де Янга. Уитмен любил говорить о политике, и Ливонас представил себе, как заблестят глаза вице-президента, когда он расскажет ему о Де Янге и Дженис Мак-Колл. Энди спросил:

— А если я завтра загляну на съезд, вы будете моим гидом?

— Пожалуйста. Я там пробуду еще неделю, — ответила Кэтлин.

Теперь, в свою очередь, удивился Ливонас.

— Уезжаете на каникулы?

Разочарование омрачило лицо девушки.

— Нет, я уезжаю совсем. С первого января. Возвращаюсь в Сиэтл.

«Вот они — проблемы Вашингтона, — подумал Ливонас. — Те, кому следовало бы остаться, уезжают, а те, кому следовало бы уехать, остаются».

Энди заплатил по счету, они вышли на улицу и остановились у входа в ресторан. Вдохнув полной грудью свежий морозный воздух, Ливонас впервые после отлета из Чикаго почувствовал себя бодрым. Он скучал по Вашингтону, по предрождественской толпе снующих из магазина в магазин и увешанных пакетами с покупками людей, по маленьким свечкам на рождественских венках, украшающих витрины…

Энди поднял воротник пальто.

— Холодно, правда?

— Холодно.

Кэтлин поежилась как бы в подтверждение его слов. Ливонас заметил, что на улице ее глаза казались скорее зелеными, а не карими, как в ресторане.

— Да, послушайте! Большое спасибо еще раз за все.

Энди сам себе удивился. Он тянул время, не желая расставаться с девушкой.

— Всегда к вашим услугам, — улыбнулась она в ответ.

— Хорошо, тогда встретимся завтра.

«Робость, — ругал себя Ливонас, — вот что мне с трудом удается преодолевать даже с возрастом».

— Договорились.

Кэтлин стянула лыжную рукавицу, которую только что надела, и протянула ему руку.

— Кэтлин, вы мне очень помогли. Большое спасибо.

Ливонас понял, что все еще держит ее руку.

— Кэти. Мои друзья зовут меня Кэти.

«Она тоже смутилась», — заметил Эндрю.

— Кэти, послушайте! Может, мы сегодня поужинаем вместе?

Он сделал паузу, пытаясь придать своему голосу безразличный тон.

— Хотя, наверное, я опоздал с приглашением. Вы, должно быть, уже заняты.

— Сегодня у меня свободный вечер, так что с удовольствием.

Он дождался, пока она отойдет метров на десять, и тогда прокричал:

— Кэти, вы забыли лыжи.

Придя домой, Ливонас побрился, принял душ и прилег на часок отдохнуть. Когда он проснулся, было уже полпятого. Энди быстро оделся, поймал такси и заставил водителя гнать вовсю.

У ворот Морской обсерватории на Массачусетс-авеню часовой в форме морского пехотинца, узнав его, пропустил машину на территорию, и они подъехали к белому трехэтажному зданию в викторианском стиле, служившему официальной резиденцией вице-президента.

Было начало шестого, и сумерки быстро сгущались. Ливонас вышел из такси. Открывшийся перед ним вид заставил его помедлить. Длинные тени от здания ложились на покатую, покрытую снегом лужайку.

«Начало вечера всегда навевает грусть», — подумал Ливонас. Большинство мужчин его возраста спешили в это время с работы домой, где их ждали жены и дети. Энди же обычно ждала пустая квартира, служебный кабинет или женщина, готовая снести безразличие, с которым он подходил к такого рода знакомствам после разрыва с Эллен.

Таксист кашлянул и проговорил:

— С вас десять пятьдесят, сэр.

Ливонас вытащил десятку и три однодолларовые бумажки, расплатился с водителем и поспешил по скользким ступеням к входу.

В воздухе отчетливо ощущался дымок от кленовых поленьев, которыми топился камин, а с верхнего этажа доносились слова песни Эллы Фитцджеральд «Мне тепло от твоей любви». Вивиан обожала Фитцджеральд, а Уитмен к музыке был безразличен.

Дверь открыла сама хозяйка. Узнав Ливонаса, она улыбнулась.

— Энди, как прекрасно, что вы пришли. Давайте сюда ваше пальто.

Он вошел в дом, нечаянно задев большой рождественский венок, прикрепленный к двери.

— Очень рад видеть вас, Вив. А где же Ларри?

Бывший морской пехотинец атлетического телосложения был личным камердинером и охранником Уитмена с тех пор, как тот стал вице-президентом.

— Мы знали, что вы должны приехать, и я решила сама открыть дверь.

Вивиан чуть отступила в сторону, любуясь им с той искренностью, с какой любовалась бы родным сыном.

— Как прошла поездка?

— По-моему, нормально.

Она сразу заметила, что в голосе Ливонаса не было энтузиазма, и посмотрела на него с сочувствием.

— Последний раз, когда я была в Сиэтле, мне кажется, я только тем и занималась, что ссорилась со старыми друзьями.

Музыка смолкла.

— Думаю, что кончилась пластинка, — улыбнулась хозяйка. — Боб в кабинете, он вас ждет. Вы останетесь на ужин?

— Я бы с радостью, но уже приглашен.

— Бьюсь об заклад, она прелестна.

Вивиан в нерешительности остановилась на лестнице, по ее лицу пробежала тень беспокойства.

— Энди, в последнее время погода, мне кажется, сильно влияет на Боба. Думаю, что ничего страшного нет, но… Ну, вы понимаете, не давайте ему перегружаться. А то он теперь по малейшему поводу выходит из себя.

Ливонас заверил Вивиан, что он будет сдержан, прошел через холл и, постучавшись, вошел в кабинет, обитый панелями красного дерева.

Уитмен поднялся ему навстречу из-за огромного письменного стола старой английской работы — главной достопримечательности кабинета вице-президента. Он дружески похлопал Ливонаса по плечу и показал на кресло, стоявшее у стола.

— Добро пожаловать обратно в промозглый Вашингтон.

Сам он устроился во вращающемся кресле, обтянутом кожей болотного цвета, и по-отцовски посмотрел на Ливонаса.

— Ты прекрасно выглядишь, Энди, просто прекрасно.

— Вы тоже, — солгал Ливонас.

Уитмен был крупным мужчиной с резкими чертами лица и коротко остриженными, абсолютно седыми волосами; ходил он медленно, шаркающей походкой. Со времени их последней встречи Уитмен похудел, а на лице прибавилось морщин.

Уитмен открыл дверцу правой тумбы стола и достал два низких стакана и бутылку шотландского виски. Он налил виски, передал один стакан Ливонасу и, подняв второй, произнес:

— За нас всех, Энди.

Ливонас почувствовал, как виски обожгло горло. Он наблюдал за Уитменом, который тем временем набивал свою любимую вересковую трубку особой смесью турецкого и виргинского табака из тиковой шкатулки, стоявшей на письменном столе. Из-за Боба Уитмена Энди отказался от журналистской карьеры и занялся политикой. Уитмен был живым примером того, что занятие политикой и целостность натуры могут прекрасно совмещаться в одном человеке, а таких примеров Ливонас знал немного.

Кленовые поленья уютно потрескивали в камине. Из окна на фоне заходящего солнца отчетливо виднелся силуэт Национального собора.

— Ты читал мой доклад? — спросил Уитмен, доставая из кармана фланелевой ковбойки серебряную зажигалку.

— Он не очень-то оптимистичен, — ответил Ливонас. — По всему видно, что Ливия и Нигерия не проявили особой гибкости.

Уитмен сделал глубокую затяжку, и на какой-то миг облако дыма скрыло его лицо.

— Они никак не могут забыть тот взрыв в пустыне, разве что за это им надо заплатить. Особенно Ливии.

Ливонас приподнял голову и внимательно посмотрел на вице-президента.

— Об этом в докладе ничего не сказано.

— Они просто запросили такую цену, на которую, как они и рассчитывали, мы не сможем пойти. Отказаться от Израиля, отказаться от Египта, отказаться от всех наших союзников на Ближнем Востоке.

Ливонас машинально добавил:

— Но мы никогда не пойдем на это.

Уитмен снова затянулся и заметил:

— Кое-кому такой шаг мог бы понравиться.

— А как насчет других источников нефти?

Уитмен повернулся к камину. Его профиль четко выделялся на фоне язычков пламени, а белоснежные волосы приобрели золотистый оттенок.

— Венесуэла увеличила свою квоту, а с Индонезией мы заключили соглашение, которое должны держать в тайне, — усталость слышалась в голосе вице-президента. — Боюсь, это все. В общем-то я вернулся, по существу, с пустыми руками.

— Но ведь еще до поездки вы знали, что эта затея обречена на провал.

Ливонасу было больно видеть Уитмена таким удрученным.

— Немедленного решения проблемы не существует. Это известно мне, известно вам, даже Масси об этом знает, — добавил он.

— Да, Масси, — отрешенно повторил Уитмен и ненадолго задумался. — Ну, а как было там, на западном побережье?

— Что вы предпочитаете: рассказать сначала о нефтепоставках или о политической обстановке в целом?

— Начни, пожалуй, с нефтепоставок.

Ливонас открыл портфель и протянул Уитмену статистический отчет на трех страницах.

— Здесь данные о количестве сырой нефти, поступающей в порты западного побережья, количестве нефти, проходящей очистку, и данные об общем объеме поставок, включая сырую нефть, перекачиваемую с Запада на Восток по нефтепроводу.

Уитмен не стал просматривать доклад.

— Лучше расскажи, ведь ты же его сам и подготовил.

— Некоторые поставки, по-видимому, не достигают адресата, — тихо проговорил Ливонас.

— Кто же этот негодяй… или он не один?

— Я не ошибусь, если назову Винсента Де Янга.

Уитмен явно заинтересовался услышанным.

— Почему все-таки Де Янг? Если не считать, конечно, того, что вы с ним не очень ладите.

— Он пообещал Дженис Мак-Колл миллион баррелей горючего для отопления зданий и еще два миллиона баррелей тяжелого топлива, причем гарантировал все это поставить в январе.

Уитмен надел очки.

— Давай-ка посмотрим.

Некоторое время он молчал, затем произнес:

— Ты неправ, Энди. Размеры недопоставок, о которых ты сам пишешь, можно объяснить издержками на личное потребление обслуживающего персонала, ну и, пожалуй, черным рынком. Получить же таким образом три миллиона баррелей просто немыслимо.

— Именно столько Де Янг обещал Мак-Колл, — настаивал Ливонас.

Уитмен еще раз провел пальцем по колонкам цифр.

— Значит, он получит нефть из каких-то других источников. Но такое количество нефти можно вывезти только из Канады или Мексики, скорее всего из последней. Однако экспорт нефти из Мексики в другие страны досконально расписан еще несколько месяцев назад. Мексика не в состоянии обеспечить поставки Де Янгу, не урезав их у кого-то другого. В противном случае речь может идти уже не просто о плохом бизнесе, а о плохой политике.

— А как насчет использования резервов производства?

— Не исключено. Ведь у каждой страны есть свои неиспользованные резервы производства.

Уитмен вопросительно посмотрел на Ливонаса.

— А что он получит взамен от Дженис?

— Ее поддержку на конституционном съезде.

Уитмен в недоумении пожал плечами.

— Бессмыслица какая-то, Энди. На кой черт сдался ему этот съезд? На нем ничего не произошло, и вряд ли произойдет.

— Я только что виделся с Кэти Хаусман, — стараясь говорить ровно, заметил Ливонас. — По крайней мере до конца месяца на съезде всем будет заправлять Калифорния.

Уитмен откинулся в крутящемся кресле.

— Ты, похоже, собираешься прочесть мне лекцию о политической обстановке.

Ливонас придвинулся к камину. В доме было прохладно, хотя зал для официальных приемов и большая гостиная сейчас не использовались, тем не менее в своем кабинете Уитмен установил термостат на довольно низкой отметке.

— Я полагаю, что Де Янг планирует использовать съезд как трибуну для своей борьбы за президентство.

Уитмен пожал плечами и снова стал набивать трубку табаком.

— Каким образом? И что произойдет в следующем месяце, когда, скажем, другой штат будет председательствовать на съезде? Кроме того, я далеко не уверен, что Де Янг решится на такое. Вряд ли он получит поддержку в восточных штатах, и ему не победить ни в одном штате восточнее Миссисипи. Возможно, ему удастся собрать голоса в отдельных штатах на юге страны, но и только.

Ливонас несколько смутился.

— Де Янга весьма ценят на Западе, Боб. И там все ненавидят Масси. — Он слегка запнулся. — Я не могу назвать никаких других причин, почему он предложил нефть Мак-Колл, кроме как его стремление использовать съезд в личных целях.

Уитмен подпер рукой подбородок и внимательно посмотрел на Ливонаса.

— А почему Дженис поверила, что Де Янг обеспечит ей поставки топлива? Он, видимо, рассчитал, что она поступит именно так, как в конечном счете и поступила, то есть примет его предложение, чтобы шантажировать нас. Министерство юстиции наложит запрет на эту сделку, Де Янг обвинит во всем федеральное правительство, и тогда все будут ненавидеть нас и превозносить его за то, что он, по крайней мере, пытался что-либо предпринять. За исключением лишь его собратьев на Западе, которые будут недоумевать, почему, если он может достать нефть для Чикаго, он не в состоянии обеспечить ею их самих.

Вице-президент в задумчивости покачал головой.

— Если это так, он предлагает довольно большую плату за весьма малую услугу. Вся затея представляется мне какой-то бредовой.

Ливонас промолчал. Уитмен пристально и довольно долго глядел на него.

— Ну хорошо, если ты не согласен со мной, то почему?

— Мне представляется, Мак-Колл гораздо умнее, чем вам кажется, — довольно резко ответил Ливонас. — Она получит весьма прилично за то, что считает пустяком, тут вы совершенно правы. Меня больше беспокоит то, что Де Янг тоже расценивает эту сделку как очень выгодную.

— И что, они там действительно так обожают Де Янга? — с любопытством спросил Уитмен.

— Они действительно ненавидят Масси.

Ливонас с трудом сдерживался. Раздражение накапливалось в нем с того момента, как он переступил порог этого дома.

— Томас Масси — это большая опасность. Он опасен для партии и опасен для страны. Нам обоим это хорошо известно, почему бы в таком случае не говорить откровенно?

Уитмен отвел глаза.

— Опасен — это слишком сильно сказано, Энди. Скажем, некомпетентен, с такой формулировкой я мог бы согласиться. Однако любой деятель многому учится на таком посту, становится мудрее.

Настораживало не то, что говорил Уитмен, а как он говорил. Куда делись его хватка, его темперамент? Почему не заметно того удовольствия, которое он всегда получал от спора? Уитмену никогда раньше не нужно было подсказывать, о чем следует поразмыслить и что следует предпринять.

— Боб, вы прекрасно понимаете, что Масси не должен быть переизбран. Если уж начистоту, то именно вам надо выдвинуть свою кандидатуру, лучшего претендента просто нет. В свое время вы были самым влиятельным конгрессменом, а теперь вы — единственный человек в администрации Масси, которого уважают по всей стране.

— Ты хочешь, чтобы я выставил свою кандидатуру, не так ли?

— Если вы откажетесь, то президентом станет Винсент Де Янг.

Уитмен произнес ледяным тоном:

— Послушай, Энди, что все-таки движет тобой в большей степени — восхищение моим так называемым талантом политического деятеля или ненависть к Де Янгу?

Ливонас побледнел от негодования.

— Удар ниже пояса.

Уитмен вздохнул.

— Ты прав, Энди. Прости меня. И постарайся взглянуть на все с точки зрения большой политики. Избавиться от некомпетентного лидера не так-то просто, особенно если он член твоей собственной партии. Это уже не раз пытались сделать и раньше, однако успех сопутствовал лишь в случае с Франклином Пиерсом.

Он закинул руки за голову и задумчиво продолжал, глядя в потолок.

— У президента Масси немало слабостей, Энди. Их немало и у других политических деятелей. Мне кажется, политикой занимаются неуверенные в себе люди, такие, знаешь ли, парни из провинции, которые из кожи вон лезут, чтобы добиться успеха в большом городе. И довольно часто они плохо разбираются в том, что для них самое главное. Масси гораздо больше беспокоит то, что он может лишиться популярности, нежели вообще полный провал; в результате он добился и того, и другого.

— Итак, что же нам делать в данной ситуации? Нам нужен новый Рузвельт, а вы призываете нас довольствоваться заштатным неудачником.

— Энди, — нетерпеливо прервал его Уитмен.

«Он выглядит очень утомленным, видимо, еще не отошел от своей заокеанской поездки», — подумал Ливонас.

— Мне представляется, что суть проблем, стоящих перед страной, такова, что не так уж важно, кто именно будет всем заправлять. Я не думаю, что Винсент Де Янг коренным образом изменит политический курс страны.

Ливонас не мог поверить только что услышанному. Он встал и пристально посмотрел на Уитмена.

— Мы сейчас обсуждаем не Де Янга, мы говорим о вас, Боб. Страна в опасности, в серьезной опасности, и всем это известно. Импорт нефти в значительной степени урезан, своих энергоресурсов у нас недостаточно, чтобы выйти из положения. А за оставшиеся резервы идет междоусобная борьба. Отсутствие нефтепоставок чревато страшными последствиями — остановится производство, нечем будет отапливать дома, начнется кризис… На Западе сосредоточена большая часть энергоресурсов страны, и они хотят сами распоряжаться ими. Восток отчаянно нуждается в своей справедливой доле. У Масси нет ни силы, ни престижа, чтобы стать посредником между ними. Одна из возможностей, которая есть у администрации, — это законопроект, выдвинутый Кьюдахи. Однако конгрессмены из западных штатов не выпускают проект из комитета. Они его, если не ошибаюсь, обсуждают до сих пор?

Уитмен недовольно что-то пробормотал в ответ.

— И будут обсуждать до скончания века.

Законопроект Кьюдахи был основой энергетической политики администрации. В нем предлагалось установить федеральные сборы на компенсационный налог, который штаты взимали с корпораций за добываемый ими уголь, нефть и газ. Проект был направлен на то, чтобы выравнять положение между богатыми штатами, которые становились еще богаче за счет дополнительных налогов на добываемые энергоресурсы, и бедными штатами. Несмотря на то что законопроект был направлен против добывающих компаний, он встретил яростное сопротивление со стороны западных штатов и штатов, расположенных на побережье Мексиканского залива.

Ливонас отпил немного виски и поставил стакан на стол.

— Нам нужен президент, которого уважают и на Западе, и на Востоке, который жил на Западе и понимает проблемы Востока.

Он сделал паузу, чтобы его слова были лучше поняты.

— Я встречался по меньшей мере с пятьюдесятью губернаторами, лидерами местных клубов, выборными должностными лицами, и знаете, какой вопрос они все задают в первую очередь? Как нам избавиться от Томаса Масси? А следующий вопрос: когда Боб Уитмен выставит, наконец, свою кандидатуру на выборах от демократической партии?

Уитмен встал из-за стола, обнял Ливонаса за плечи и подтолкнул к двери.

— Хороший заход, Энди. Но несмотря на то, что у Масси много недостатков, он в принципе неплохой человек. И я не собираюсь бороться с ним сейчас из-за того, что он сильно сдал. Надо ведь быть реалистом. Если Винсенту Де Янгу не удастся получить голоса на выборах в восточных штатах, потому что он выходец с Запада, то ведь то же самое произойдет и со мной. Я тоже с Запада.

Уитмен почти висел на нем, пока они пересекали кабинет. Ливонас вспомнил о предостережении Вивиан не очень расстраивать его. Энди все же рассердил Уитмена, но не жалел об этом. Он сожалел лишь о том, что так сильно ошибся в вице-президенте.

— Единственное, что в Чикаго оказалось холоднее погоды, был голос Дженис Мак-Колл, которым она попросила передать вам привет.

— Она осуждает меня за то, что теперь уже вышло из-под моего контроля, — спокойно заметил Уитмен. — Мы друзья, Энди, друзья на всю жизнь, я надеюсь. Однако если ты ищешь кого-то, кто станет бороться за президентство, тебе придется искать в другом месте.

Они обменялись рукопожатием, Уитмен пожелал Ливонасу спокойной ночи и тихо прикрыл за ним дверь кабинета. Ливонас подошел к вешалке, чтобы забрать пальто и шляпу.

Энди не мог поверить в перемену, происшедшую с вице-президентом, перемену, которая поразила его гораздо сильнее, чем все то, с чем он столкнулся на Западе. Стране был очень нужен Роберт Уитмен.

Но Роберт Уитмен сложил оружие.