«Для рождественского приема, — подумал Ливонас, — не хватает лишь рождественского настроения». Он стоял с бокалом в руках в дверях роскошной гостиной особняка Элизабет Паккард и внимательно разглядывал гостей. Обычно смех и разговоры заглушали игру струнного квартета, располагавшегося в дальнем углу гостиной и исполнявшего что-либо из Моцарта. Однако сегодня представители светской и политической элиты Вашингтона были на редкость сдержанны. Гости тихо разговаривали, стоя у окон или устроившись группками по три-четыре человека на элегантных диванах. Только одна группа приглашенных, расположившаяся у камина из черного мрамора, беседовала более оживленно. Некоторые гости, предоставленные самим себе, время от времени останавливали официантов и выпивали очередной бокал шампанского.
«Военные, видимо, снова в моде», — подумал Ливонас, наблюдая за генералом Раддом, разговаривавшим с тремя другими военными, на груди которых красовались орденские планки. Эта сцена напомнила Ливонасу фильмы о второй мировой войне, которые он видел еще в детстве, с той лишь разницей, что никто из четырех ничем не походил на известных киноактеров Уильяма Холдена или Оди Мерфи.
Энди потребовалась вся сила воли, чтобы после тринадцатичасового рабочего дня отправиться на ежегодный рождественский прием, устраиваемый Элизабет. Ему удалось отговориться от ужина, но хозяйка настояла на том, чтобы он пришел хотя бы позднее, так как намерена была его с кем-то познакомить.
Ливонасу совершенно не хотелось знакомиться с какой-нибудь протеже Элизабет Паккард, однако он все же решил, что ему не повредит побывать на приеме. Кроме того, вечерние газеты сообщили, что в Вашингтон прибыл губернатор Де Янг, чтобы дать показания в сенатской комиссии по использованию федеральных земель. Зная Элизабет Паккард, можно было предположить, что она наверняка пригласит губернатора на свой прием. А значит, у него появится возможность что-либо разузнать.
— Энди, вот ты где.
Ливонас повернулся и увидел, что Элизабет под руку с Кэти направляется к нему.
— Хочу познакомить тебя с Кэти Хаусман.
Элизабет просияла, когда Ливонас поцеловал ее в щеку.
— Мне кажется, вам давно уже следует познакомиться.
— Мы знакомы, — ответил Энди с напускным равнодушием.
— Прекрасно, тогда я покину вас и дам возможность поболтать.
Через раздвижную дверь Элизабет прошла в огромную столовую с мраморными полами, освещавшуюся свечами. Там к ней присоединился симпатичный седовласый человек в смокинге и проводил ее к одному из столов.
— Она очень симпатизирует сенатору Хартвеллу, — заметила Кэти, — и мне кажется, он тоже к ней неравнодушен.
Им обоим было несколько неловко, и, чтобы как-то разрядить обстановку, Ливонас попытался завязать разговор.
— Ты ничего не сказала мне о том, что мы собираемся на один и тот же прием.
— Я и сама об этом не догадывалась, — засмеялась Кэти. — А знаешь, по мнению Элизабет Паккард, ты самый блистательный одинокий сорокалетний мужчина в Вашингтоне.
На Кэти была длинная темно-зеленая юбка и открытая светлая блузка, на которой хорошо смотрелась нитка жемчуга. Ливонас вспомнил этот жемчуг.
— Не отрицаю, вашингтонские светские дамы действительно жалуют меня, — пошутил Энди.
Затем он перевел разговор на другую тему.
— Что ты думаешь об этом приеме?
Кэти с недоумением посмотрела на него.
— Все разговоры ведутся вокруг конституционного съезда. Еще месяц назад стоило о нем упомянуть, и тебя сразу посчитали бы занудой. Кстати, я разговаривала с конгрессменом Вальдесом. Он большой поклонник губернатора Де Янга и никак не может взять в толк, почему я не в их «компании».
Ливонас удивился. Конгрессмен из Аризоны Дэн Вальдес был одним из старейших членов конгресса и представлял район страны, который в значительной степени зависел от федеральных контрактов. Поэтому администрация рассчитывала на него как на надежного сторонника.
Кэти повертела стакан, который держала в руке.
— Я хочу добавить себе еще немного виски. Проводишь меня?
Они не спеша направились к бару, и Энди как бы невзначай спросил:
— А как дела у Дебби Спиндлер?
— Приходит в себя, мне кажется. Правда, мы с ней не очень-то близки.
Кэти поставила высокий стакан на стойку бара и попросила молоденького бармена наполнить его.
— Еще увидимся, Ливонас.
Кэти по-дружески толкнула его локтем и вернулась в гостиную. Ливонас проводил ее взглядом, раздумывая над тем, что она имела в виду. Очевидно, для них обоих будет лучше, если они останутся лишь добрыми друзьями.
Энди взял бокал и прошел в отделанную панелями темного дерева библиотеку, в которой стояли удобные кожаные кресла и диваны. На приемах, устраиваемых Элизабет Паккард, в библиотеке обычно собирались гости мужского пола. Здесь можно было выкурить сигару и откровенно побеседовать на политические темы.
С первого взгляда Ливонасу показалось, что в библиотеке сменили интерьер. Вдоль стен стояли высокие от пола до потолка шкафы, заставленные толстыми томами в кожаных переплетах, ковры были шоколадно-коричневых тонов, а в каждом углу стояло по два красных кожаных кресла. Но потом он понял, что дело было не в мебели и не в том, как она была расставлена. Все дело было в поведении собравшихся в библиотеке гостей. Эндрю ожидал услышать оживленные разговоры, смех и шутки, острые, но сдержанные споры о последних назначениях или действиях администрации и рассказы о каких-нибудь выскочках, возвратившихся в свои округа опасными дельцами.
Сегодня же вместо того, чтобы разбрестись по библиотеке небольшими группками, приглашенные как бы разделились на два противоположных лагеря. Середину комнаты занимал сервировочный столик с послеобеденными ликерами и коньяками.
Ливонас поставил бокал на книжную полку и с интересом стал наблюдать, как сенатор Лавджой из Монтаны и Роберт Беллами, бывший конгрессмен из Мэриленда, а теперь заместитель государственного секретаря, подошли к сервировочному столику с разных сторон, наполнили бокалы и разошлись по разным углам, не обменявшись ни словом, ни взглядом.
Ливонас знал, что и Лавджой, и Беллами когда-то были друзьями. Однако их нынешнее поведение как в зеркале отражало настроение присутствовавших. Выходцы с Запада расположились в одном конце библиотеки, выходцы с Востока — в другом, а между ними фланировали представители Среднего Запада и Юга.
В прихожей возникло какое-то оживление, и негромкие разговоры в библиотеке стихли. Эндрю вместе с другими прошел посмотреть, что там происходит.
В дверях стоял Де Янг и отряхивал снег с воротника дубленки.
За его спиной толпились Херб Шеферд, Крейг Хевит и еще с полдюжины его приближенных. Шеферд хотел было помочь Де Янгу снять дубленку, но к ним устремилась Элизабет Паккард. Де Янг повернулся навстречу ей, увидел Ливонаса, задержал на секунду на нем взгляд, затем театрально вытянул вперед руки, чтобы обнять хозяйку.
— Элизабет, каждый раз, когда я вижу вас, вы кажетесь мне все прелестней. Вы не очень сердитесь, что я заявился так поздно?
Она тихонько высвободилась из его объятий.
— Всегда большая честь принимать вас, губернатор.
Она повернулась к человеку, стоявшему сзади.
— Вы, конечно, знакомы с сенатором Хартвеллом.
Де Янг энергично потряс руку сенатору.
— Очень рад снова видеть вас, Джим. Я внимательно следил за вашим законопроектом о землепользовании и рыболовстве.
Губернатор похлопал Хартвелла по спине, затем прошел вперед и обменялся рукопожатием с Карлом Бакстером, весьма эффектном в своем красном бархатном смокинге.
— Как поживаешь, Карл?
Бакстер широко улыбнулся.
— Неплохо, но все равно не так, как у себя в Техасе, Винс.
Де Янг тем временем уже протягивал руку для следующего рукопожатия и бросил Бакстеру через плечо:
— Джерри передал мне, что ты на днях выступил с прекрасной речью.
— Да пустяки. Просто рассказал им одну притчу.
Де Янг здоровался с гостями, которые непроизвольно выстроились в шеренгу, как обычно бывает при официальном представлении.
— Уверен, что это была прекрасная притча… Рад видеть тебя, Сэм… Привет, Дэн, не ожидал встретить тебя здесь…
Ливонас, продолжая стоять в дверях, заметил, как Паккард подала какой-то знак своему секретарю Джейми. Она была явно недовольна тем, что званый рождественский вечер превратился в прием в честь Де Янга. Через несколько секунд появились официанты с шампанским на подносах. Группа, собравшаяся вокруг Де Янга, стала рассеиваться по мере того, как приглашенные снова потянулись в гостиную и библиотеку.
Ливонас взглянул на входную дверь, ожидая увидеть любимую эстрадную певицу Де Янга. Однако Сэлли Крафт нигде не было видно. Энди прошел в гостиную и заметил Кэти, которая стояла около концертного рояля в компании трех молодых людей, судя по всему из госдепа, однако без присущего дипломатам лоска. Кэти непринужденно улыбалась и, видимо, была увлечена разговором. Ливонас едва удержался, чтобы не присоединиться к ним, но вернулся в библиотеку.
— Губернатор, какую стратегию вы намечаете для оживления экономики?
Де Янг наливал себе бренди и одновременно отвечал на вопросы. Контраст между загорелым, подтянутым и уверенным в себе Де Янгом и стареющим и дряхлеющим хозяином Белого дома был очевиден.
Этот вопрос ему задал конгрессмен Вальдес, пожилой, сутулый человек с бирюзовой заколкой на галстуке под цвет голубых глаз.
Де Янг поднял глаза от рюмки и улыбнулся.
— Дэн, наступило время, когда политические лидеры США должны откровенно признать, что здоровая обстановка в стране зависит от здоровой обстановки в различных ее районах. Единственно правильная стратегия оживления экономики может быть только региональной стратегией. Лично для меня эта стратегия состоит в оздоровлении ситуации на Западе.
Ливонас устроился в углу. Он слышал подобные высказывания Де Янга в западных штатах, однако заявлять то же, находясь в Вашингтоне, было равноценно политическому самоубийству.
Энди посмотрел на Херба Шеферда, полагая, что тот вмешается и сгладит откровенное признание губернатора. Но Шеферд стоял, облокотившись на книжный шкаф, со странной улыбкой на лице.
— …В то время как на Востоке, — продолжал Де Янг, — существуют свои собственные проблемы, такие как упадок городов, отсталость промышленных предприятий, нехватка природных ресурсов. Честно говоря, ставке Востока на то, что федеральное правительство вытащит его из кризиса, а также колониальному отношению Востока к природным ресурсам Запада пора положить конец. Восток должен полагаться на свою находчивость и ресурсы, а не пользоваться политическими рычагами, чтобы эксплуатировать другие районы страны.
«Эти демагогические высказывания были явно предназначены для аудитории западных штатов, — подумал Ливонас. — Здесь же подобные слова звучат оскорбительно. Де Янгу как политику в данном случае следовало бы вести себя умнее».
— Простите меня, губернатор, но я уже давно не слышал такой глупости.
Эндрю с удивлением обернулся. Он-то полагал, что небольшую группу в библиотеке составляли лишь сторонники Де Янга. Он заметил Манни Кьюдахи, старейшего конгрессмена из Бруклина, которого в первый раз избрали в конгресс еще тогда, когда Ливонас появился на свет. Лицо конгрессмена стало пурпурным.
Кьюдахи подошел к Де Янгу и погрозил ему пальцем.
— Мы живем в одной стране, в Соединенных Штатах Америки, в одной стране, дарованной нам господом, и не забывайте об этом.
Кьюдахи покачал головой.
— Вы, бывший офицер, говорите такие вещи, да еще в такое время! Вам должно быть стыдно за себя.
Ливонас увидел, что Де Янг покраснел и попытался что-то сказать в ответ, но затем смолк и стал беспомощно оглядываться по сторонам.
Возмущение старика было искренним. К правому лацкану его смокинга был приколот орден «Бронзовая звезда», полученный Кьюдахи во время второй мировой войны. Все знали, что он был ранен шрапнелью в ногу и хромал. Никто из присутствующих не поддержал бы Де Янга, если бы тот начал препираться с Кьюдахи.
— Манни, не стоит так волноваться.
На помощь Де Янгу пришел конгрессмен Вальдес.
«Он и Кьюдахи, — припомнил Ливонас, — уже более двадцати лет тесно сотрудничают в конгрессе». Вальдес положил руку на плечо Кьюдахи.
— Манни, не стоит из-за политики портить прекрасный вечер.
Тем временем Шеферд знаками дал понять Де Янгу, что тому следует покинуть библиотеку.
Кьюдахи сбросил руку Вальдеса, его голос дрожал от негодования. В комнате стало тихо, все наблюдали за ними, теряясь в догадках, как поведут себя старики.
— Конгрессмен Вальдес, то, что сейчас сказал губернатор Де Янг, — это не политика, а бред демагога.
Кьюдахи подошел вплотную к Вальдесу, и они стали похожими на двух старых боевых петухов. Ливонас не смог сдержать улыбку.
Вальдес даже перестал сутулиться и выпрямился во весь рост. Его лицо тоже налилось краской.
— Конгрессмен Кьюдахи, от имени губернатора Де Янга я требую, чтобы вы извинились.
— Вот это видел? — огрызнулся Кьюдахи.
Он повернулся и похлопал себя по заднему месту, так чтобы не оставалось сомнений в том, что он имел в виду.
Вальдес взял рюмку с коньяком и выплеснул ее в лицо Кьюдахи.
Эндрю устремился вперед, чтобы встать между двумя стариками, но на какую-то секунду опоздал. Кьюдахи с размаху справа ударил Вальдеса кулаком по губам. Ливонас представил, какую боль испытывает сейчас Вальдес. Он сдерживал разъяренного Вальдеса, не давая ему вновь сойтись с Кьюдахи. Кровь ярко-красными капельками стекала с подбородка Вальдеса на белый смокинг и впитывалась в ткань.
Сзади кто-то воскликнул:
— О боже!
Ливонас обернулся и посмотрел через плечо. Сзади на полу корчился от боли Кьюдахи, который ударил Вальдеса с такой силой, что сам не удержался на ногах и упал, ударившись головой об угол сервировочного столика.
Около них собралось уже около дюжины гостей, пытавшихся унять конгрессменов. Эндрю отпустил Вальдеса и наблюдал за стариками до тех пор, пока не убедился, что им помогли выйти из библиотеки через разные выходы. На прощанье они обменялись негодующими взглядами. Подбородок и рубашка Вальдеса были перепачканы кровью, а лицо Кьюдахи было белым как полотно, и он судорожно глотал воздух.
Ливонас через боковую дверь вышел из библиотеки на свежий воздух. Насилие всегда безобразно, но стычка двух семидесятилетних старцев просто не укладывалась в голове. Сначала в это трудно было даже поверить, потом стало смешно, а затем грустно.
Оставаться дальше на приеме не было никакого желания.
Эндрю не знал, где находилась Кэти, однако в тот момент ему даже не хотелось разыскивать ее, чтобы попрощаться. Ему просто хотелось уйти отсюда, добраться до своей квартиры и выпить на ночь рюмку, а может быть, и все три.
Через окно Эндрю увидел, что в гостиной стало более оживленно. Гости обменивались впечатлениями о происшедшей стычке, а Элизабет Паккард, переходя от одной группы гостей к другой, успокаивала излишне возбужденных. Затем она жестом распорядилась, чтобы официанты подали еще шампанского.
Ливонас направился в вестибюль забрать пальто. Он заметил, что Де Янга окружили те трое военных, которые раньше были в компании генерала Радда. Ливонас не смог удержаться и подошел к ним.
— Привет, Винс.
— Здравствуй, Энди.
Де Янг улыбался, хотя и не скрывал досады. Ливонаса это не смутило.
— Чем могу быть полезен?
— Надеюсь, что я не очень помешал?
Военные уловили его намек, заверили, что он им никоим образом не помешал. И тут же отошли в сторону.
Эндрю крепко сжал плечо Де Янга.
— Мне хотелось спросить тебя, Винс, чего ты добиваешься на конституционном съезде?
Де Янг сбросил руку Ливонаса. Он уже не улыбался, взгляд его ожесточился.
— Ты отстал от жизни, Ливонас. Хоть ты и чей-то там человек на побегушках, все равно ты здорово отстал от жизни.
Ливонас засмеялся, наблюдая за тем, как лицо Де Янга наливается краской. Он заметил, что к губернатору через весь зал устремился Херб Шеферд.
— Винс, я не знаю, где был твой собственный человек на побегушках сегодня вечером, но он явно не предостерег тебя от лишних хлопот. Ведь газеты тут же подхватят всю ту чепуху, которую ты наговорил Вальдесу, и разделают тебя под орех. Неумно, Винс.
Де Янг был, видимо, удивлен. Если Херб Шеферд досконально знал повадки прессы, то сам Де Янг с ними не был так хорошо знаком. Ливонас понял, что заставил губернатора поволноваться.
— К востоку от Миссисипи тебе не выиграть даже на первичных выборах…
— Губернатор!
Шеферд, наконец, оказался рядом с ними.
Де Янг моментально вошел в привычную роль государственного деятеля, на лице появилась легкая улыбка. Он заговорил громко и по-приятельски:
— Был очень рад повидаться с тобой, Энди, очень рад. С сожалением узнал о несчастье, постигшем твоего друга; это действительно потеря для штата.
Шеферд взял Де Янга под руку, и они направились в холл.
У Ливонаса внутри все похолодело.
— Какого друга, Винс?
Де Янг обернулся. Он выглядел несколько удивленным.
— Гаса Фрэнкела. Пресса Калифорнии понесла тяжелую утрату.
Ливонас обмер.
— Что с ним случилось? — стараясь сохранять спокойствие, спросил Эндрю.
— Я думал, ты в курсе. Самоубийство. В газетах писали, что у него было неважно со здоровьем. Насколько мне известно, он оставил записку. Для штата это большая потеря, очень большая потеря.
Де Янг удалился. Ливонас вышел на балкон и подставил лицо под падающие снежинки.
Сверху он видел, как сенатор Хартвелл проводил Де Янга и его сподручных к ожидавшим их лимузинам. Ливонас обратил внимание, что Хартвелл и Шеферд обменялись рукопожатиями, затем Де Янг по-дружески крепко потряс руку Хартвелла и похлопал его по спине…
Слезы медленно набежали Эндрю на глаза. Потом его охватила ярость. Гас и самоубийство из-за болезни? Боже мой, всего лишь несколько дней назад он сам слышал, как Фрэнкел хвастался своим отменным здоровьем.
Затем он подумал о Мэри Скома и посмотрел на часы. У него осталось время лишь для того, чтобы позвонить Уитмену и успеть на последний авиарейс в Сан-Франциско. Ради Мэри он должен быть сейчас там. И ради самого Гаса тоже.
И еще он увидится с Гарбером, политическим обозревателем, который работал с Гасом каждый день. Возможно, Гарберу что-нибудь известно.
Вполне возможно.