Американский рубикон

18 ДЕКАБРЯ, ПЯТНИЦА, 6 часов 00 минут.

Откуда-то сзади послышалось громкое жужжание, как будто работала цепная пила, которой валят лес. Уитмен наконец понял, что это звонит будильник. Ему что-то снилось, боже, что же такое ему снилось? Что-то страшное, но он не помнил точно что. Он от чего-то убегал, но от чего? И не мог убежать. Он лежал в кровати и чувствовал влажность простыней и тепло, исходившее от спящей рядом Вивиан. Он еще не до конца проснулся. «Очень жарко, — сказал он себе. — И слишком много простыней, особенно для человека, которому по ночам снятся кошмары».

Уитмен сел на краю кровати, ища шлепанцы. Вивиан не спала. Она включила ночную лампу и заботливо посмотрела на него.

— Что случилось?

— Просто приснился дурной сон.

Вивиан встала, накинула халат и прошла в ванную. Он слышал, как из крана побежала вода, и вскоре она вернулась с мокрым полотенцем в руках. Она положила холодное полотенце ему на затылок. Стало немного лучше. Спокойнее. Примерно так, когда кто-то меряет тебе температуру. Уитмен был счастлив, что с ним рядом была Вивиан, что он не одинок.

— Через несколько минут все пройдет.

Она ласково погладила его по лбу.

— Постарайся снова заснуть.

— Не стоит, через полчаса пора вставать.

Вивиан снова прошла в ванную, и включила воду, следя за температурой. «Теплый душ пойдет на пользу, он смоет пот и ночные страхи», — подумал Уитмен. Некоторое время он еще полежал, ощущая утреннюю свежесть. Отопление еще не включили, а утро снова выдалось прохладным.

Он встал, подошел к окну и раздвинул тюлевые занавески и шторы. На небе все еще виднелась луна. Уитмен ясно ощутил тишину зимнего утра, внимательно посмотрел на покрытую белым снегом лужайку, которую освещали луна и небольшой фонарь будки охранников у въезда на территорию резиденции.

Прекрасный сюжет для рождественской подарочной открытки. Снег шапками нависал на ветвях деревьев, небольшой рождественский венок виднелся в единственном окошке будки охранников, черная чугунная ограда, словно лентой, обрамлялась сверху каемкой снега и в свою очередь как бы отгораживала резиденцию от остального мира. Но по сравнению с Белым домом резиденция вице-президента в меньшей степени казалась отрезанной от Вашингтона.

Уитмен прикрыл шторы и прошел в ванную. Он встал под душ и подставил под струйки воды лицо, спину, не спеша помылся, уже немного устав от этого дня, хотя день по существу еще и не начался.

Он ясно представил себе, что ждет его на работе. Почти всем было известно, что отношение Масси к Чарльзу Радду, своему военному советнику и специальному помощнику, постепенно менялось в худшую сторону. Теперь все сторонники генерала в конгрессе, а он приложил много усилий, чтобы их было немало, будут упорно добиваться, чтобы в это дело вмешался он, Уитмен. Будто он сам имел какое-то влияние на президента. Радд был не единственным советником, кого Масси мог потерять, хотя остальные уйдут от президента, видимо, по своей собственной воле.

Масси так и не научился пользоваться рычагами власти. Его отношения с конгрессом были не на высоте, а отношения с членами правительства и главами министерств и того хуже. Он поощрял такие посредственности, как Андерсон, которые, не имея своего собственного «я», редко ему возражали. Часто случалось так, что назначенные им министры, едва вступив в должность, вставали на сторону окопавшихся в этих министерствах бюрократов и попадали в оппозицию президенту.

Масси никогда не требовал от назначенных им должностных лиц открыто высказывать свои соображения по спорным вопросам, с тем чтобы потом самому принять окончательное решение. Как правило, президент принимал решение самостоятельно и лишь затем добивался его подтверждения постфактум.

Президент Кеннеди в свое время учился на собственных ошибках. Том Масси, к сожалению, был не чета Кеннеди. Он был лишь второсортным президентом, который предпочитал ограничиваться мнением третьесортных советников.

И страна, двигаясь по зыбкому пути, на который ее поставил президент Масси, постепенно приближалась к катастрофе.

Было начало седьмого, когда Уитмен сел завтракать, расположившись на кухне. Лучи утреннего солнца пробивались сквозь окна. Вивиан решила, что на кухне должны быть ярко-желтые занавески, желтый кафель, а кухонные шкафы отделаны светлым деревом. Кухня поэтому оказалась самой светлой и жизнерадостной комнатой во всем доме; из нее открывался прекрасный вид на всю территорию резиденции. Время от времени Уитмен перебирался из своего кабинета на кухню вместе со всеми бумагами и докладами и раскладывал их на кухонном столе. Где-то сзади посвистывал на плите чайник, и эта домашняя обстановка каким-то непонятным образом помогала проще смотреть на стоящие перед ним проблемы.

Вивиан занималась у плиты завтраком, который всегда готовила сама, ревностно оставляя этот час для них двоих. Сейчас она наблюдала за тем, как он пил апельсиновый сок и намазывал масло на ломтик хлеба.

— Мне думается, Энди следовало бы уже прийти к нам на ужин.

Уитмен аккуратно срезал верхнюю часть яйца, сваренного всмятку.

— Он очень занят, у него накопилась уйма дел. Помилуй бог, Вив, он ведь совсем недавно вернулся.

Она пристально посмотрела на него.

— Когда Энди последний раз приходил к нам, мне показалось, что эта поездка очень расстроила его.

— Конечно, ведь почти все его старые друзья на Западе стали теперь врагами. Я этого и сам опасался.

Вивиан налила себе чашку кофе и присела к столу.

— Вы что, поссорились?

«Рано или поздно она все равно из меня все выудит, — подумал Уитмен. — Вивиан больше, чем я сам, волнуется за Энди Ливонаса».

— Да, Вив, мы поссорились.

Уитмен надел очки и стал просматривать газету. Он редко читал новости; благодаря утренним докладам вице-президент узнавал о них раньше, чем об этом писали в газетах. Колонки обозревателей, как всегда, извергали гром и молнии в адрес администрации. Причем почти все обвинения были по делу, поскольку администрация сейчас, как никогда, давала повод для обоснованной критики. И все же интересно, скольким из журналистов когда-либо приходилось работать на государственной службе?

Вивиан молча ожидала, когда он продолжит разговор. Уитмен вздохнул и отложил газету в сторону.

— Энди настаивал, чтобы я выступил против Масси.

Он ждал, что ответит Вивиан. Она, конечно, догадывалась, что предложил и чего добивался Энди. Однако Вив лишь кивнула и спокойно заметила:

— Это непохоже на него.

Теперь наступила его очередь изучающе посмотреть на жену и попытаться представить, какие мысли скрываются в головке этой милой женщины, которую он так давно и так нежно любит. Вивиан смотрела в сторону, и Уитмен так и не понял, что же все-таки она на самом деле имела в виду, о чем догадывалась.

Как они и обещали друг другу тридцать лет назад во время свадебной церемонии, она поддерживала его и в радости, и в горе, особенно в тяжелые минуты. Уитмен проиграл свою самую первую предвыборную кампанию, когда стремился попасть в конгресс штата. Тогда он, скрепя сердце, решил навсегда остаться в Эдмондсе, небольшом городке неподалеку от Сиэтла, на адвокатском поприще, специализируясь на делах о недвижимости. Однако именно Вивиан убедила его, что он сможет победить на новых выборах, если не отступит от своих принципов и будет опираться на тех, кто поддерживал его в первый раз.

Уитмен не привлекал ее к участию в своей первой предвыборной кампании, но при второй попытке он это сделал. Она была ему хорошей женой, отличным другом и строгим критиком. И когда он в жестокой борьбе проиграл Масси праймериз[11], Вивиан помогла ему преодолеть разочарование, а позднее уговорила его последовать совету Ливонаса и принять предложение баллотироваться в вице-президенты.

В дверь кухни постучали, и вошел Ларри.

— Генерал Радд хочет видеть вас, сэр.

Вивиан допила кофе и поставила чашку в мойку.

— В кабинете еще холодно, Боб. Может быть, вы поговорите прямо здесь?

Уитмен кивнул Ларри и доел сандвич, а Вивиан тем временем поставила на стол чистую чашку и блюдце.

Несколько минут спустя на кухню в сопровождении Ларри вошел Радд. Вивиан протянула ему руку, а Уитмен встал, чтобы поприветствовать его.

— Рада вашему приходу, генерал. Хотите кофе?

Вивиан налила чашку кофе, нежно поцеловала мужа в щеку и вышла из кухни.

Уитмен почувствовал себя захваченным врасплох: он не был готов к разговору с генерал-майором Чарльзом Раддом в семь тридцать утра, в такую несусветную рань.

Радд отпил кофе, устроился поудобнее в кресле и посмотрел в окно.

— Утро, должно быть, будет холодным.

Уитмен чувствовал себя не в своей тарелке. Ему всегда было не по себе в присутствии Радда. Хотя Радд был в штатском, костюм сидел на нем, как военный мундир, даже казалось, что на его плечах сверкают генеральские звезды.

«Почему же, черт побери, я так нервничаю, — спрашивал себя Уитмен. — Ведь прошло более сорока лет, как кончилась вторая мировая война, а я перестал быть старшим сержантом Робертом Уитменом».

Он подвинул генералу сахарницу.

— Заморозки, как обещают, продлятся еще неделю. Но, честно говоря, если выбирать между снегом и дождем, я предпочел бы снег.

Уитмен отметил, что Радд выстраивает свои мысли подобно тому, как на параде выстраивают солдат. «Генерал пришел с чем-то важным, — подумал Уитмен. — В противном случае Радд смотрел бы ему прямо в глаза, а не в окно, положил бы портфель на стол, папки с бумагами справа от себя и не тратил бы время на объяснение того, зачем он ко мне пришел».

Уитмен никогда не разделял восторгов Масси и Рейнольдса по поводу генерала, однако он ценил интеллект Радда и его преданность делу. То, что президент перестал доверять генералу, было печальной новостью, поскольку именно Радд был мозговым трестом и источником вдохновения ближайшего окружения Масси.

Уитмен с удивлением подумал о том, что же все-таки Масси нашел в свое время в генерале. Радд был небольшого роста и далеко не атлетического сложения. Один журналист из «Вашингтон пост» прозвал его даже «карманным генералом». У него были резкие черты лица и жесткие черные волосы. Все дело в глазах, решил Уитмен. Взгляд его темных глаз насквозь пронизывал собеседника — «ястребиный» взор вполне соответствовал его «ястребиному» характеру. Масси, очевидно, привлекала его компетентность, но в этом и заключался основной просчет президента.

— Вы о чем-то хотите поговорить, Чарльз?

Радд пожал плечами.

— О вчерашнем заседании по энергоресурсам. У меня складывается впечатление, что перед нами сотня серьезных проблем, но ни одна из них не решается.

— Например?

— Обстрел шахт в Колорадо снайперами, во-первых. Мобилизация национальной гвардии Де Янгом, во-вторых.

Он, видимо, с трудом сдерживал раздражение.

— Мне в это просто трудно поверить. До заседания я вообще ничего не слышал о снайперах. Да и о мобилизации гвардейцев я узнал из теленовостей еще до того, как мне доложили официально.

Уитмен опустил кусочек хлеба в тостер.

— Похоже, что в вашей отлаженной командной цепи что-то не срабатывает, Чарли. Вы хотите еще что-нибудь кроме кофе?

— Нет, спасибо, вполне достаточно.

Радд выглядел рассерженным.

— Черт побери, вы слышали вчера Андерсона? Любой клерк из министерства энергетики доложил бы лучше его. Зачитай он на совещании любую статью из газеты, это и то больше соответствовало бы действительности.

Уитмен разглядывал кофейную чашку. Радд, очевидно, остро переживал отчуждение президента.

Радд повернулся в его сторону.

— Вы когда-нибудь предлагали Масси заменить Андерсона кем-нибудь другим?

Уитмен решил проявить осторожность.

— Масси весьма дорожит своими людьми. Не думаю, что он согласится отстранить Андерсона, даже если бы кто-нибудь это предложил.

Радд остался доволен ответом.

— Значит, вы такую попытку предпринимали, но Масси на это не пошел. Вы слышали, какие рекомендации внес Андерсон? Сократить почтовые перевозки, сократить квоты на частное потребление бензина? Боже милостивый!

Он даже ударил кулаком по столу.

— Последнее проще всего. В феврале или марте люди начнут убивать друг друга за галлон бензина.

— Не думаю, что дойдет до таких крайностей.

— Не следует исключать даже худшего.

Радд покачал головой.

— А за Кирнзом вы наблюдали? Вот уж, как говорится, «пришей кобыле хвост». Я ни разу не слышал, чтобы на совещании он проронил хотя бы одно слово. Он просто сидит и лишь делает вид, что слушает. А ведь он отвечает за связь с промышленностью, почему же Масси умывает руки?

Генерал отломил ломтик жареного хлеба и принялся его жевать.

— Чего вы на самом деле добиваетесь?

Радд снова посмотрел в окно.

— Масси. Он не может выполнять свои функции, он никогда не был на это способен.

Уитмен заинтересовался.

— Что же все-таки действительно произошло между вами и Томом?

— Может быть, я слишком прямолинейно подошел к его просьбе высказать свое мнение.

Радд задумался и продолжил:

— Я полагаю, что в совершенно конкретных обстоятельствах существует весьма ограниченное число логически правильных линий поведения. Мы же с президентом мыслим по-разному, это было ясно с самого начала, — в голосе генерала прозвучала неуверенность. — В качестве советника, мне кажется, ему стоило выбрать другого человека. У нас с ним почти сразу же возникло чувство несовместимости.

Он взял чашку и подошел к окну, чтобы оттуда посмотреть на лужайку.

— Так не может больше продолжаться. Я проработал с Масси довольно долго, я знаю его слишком хорошо. Его беспокоит лишь то, как он будет выглядеть в шестичасовых новостях по телевидению и чтобы в завтрашней «Пост» отчет о его выступлении был бы на первой странице и на самом видном месте. Все его внимание сосредоточено на положении внутри страны, он не способен мыслить в глобальном масштабе. Если бы нам сейчас пришлось вести самые обычные военные действия, то у нас просто не хватило бы для этого энергоресурсов.

— У вас есть какие-нибудь предложения?

— Президенту… не хватает решительности.

Уитмен почувствовал, что Радд подыскивает слова, чтобы выразить мысль.

— И мне кажется, что со временем у него ее не прибавится.

Генерал смотрел еще некоторое время в окно, затем набрался мужества, чтобы высказать все, что думал.

— Мне кажется, вам бы следовало играть более активную роль. У вас есть для этого моральное право. Мне представляется, что немало членов кабинета и сотрудников Белого дома согласились бы встретиться с вами, чтобы выработать план действий и выступить в переговорах с президентом единым фронтом.

Теперь он говорил уже менее уверенно:

— Мне представляется, что президент принял бы такой план. Масси обладает достаточно острым политическим чутьем, чтобы сделать правильный выбор.

— Вы полагаете, что мне следует выступить против президента? — сухо спросил Уитмен. — Проводить параллельные заседания, выдвигать ему ультиматумы, угрожать ему утечкой информации, если он откажется принимать президентские решения, которые нас никто не уполномочивал разрабатывать.

Он поднял голову и посмотрел Радду в глаза.

— Именно это вы имеете в виду, генерал?

Голос Радда прозвучал не менее сухо:

— Именно это я и имею в виду. Если возникнет подобная необходимость, а мне кажется, что она возникнет. Я полагаю, что вы сами такого же мнения.

Уитмен повернулся и посмотрел в сторону лужайки, будки охранников и часового, который согревался, пританцовывая на месте.

— Я не пойду против президента, — спокойно произнес он.