Американский рубикон

18 ДЕКАБРЯ, ПЯТНИЦА, 10 часов 00 минут.

Войдя в зал заседаний, Ливонас сразу же уловил приподнятое настроение участников съезда. Его поразило убранство зала: видимо, всю ночь напролет в нем трудилось несколько бригад декораторов. Широкие полосы красных, белых и голубых гирлянд свисали с перил балконов по всему периметру зала заседаний Пенсионного фонда. Между гирляндами виднелись флаги всех пятидесяти штатов, развешанные с большим искусством.

Услышав постукивание молоточка председателя, Ливонас посмотрел в сторону президиума и отметил, что декораторы не обошли стороной и сцену. Вчера на сцене преобладали серые тона, сегодня же здесь сверкала голубая краска, а во всю сцену ярко-красными буквами было выведено «Второй конституционный съезд». Вокруг сцены рядами были расставлены переносные театральные прожекторы, а с потолка на специальных канатах свисали голубые транспаранты.

— Сэр, попрошу вас занять свое место.

Молоденький дежурный был одет в новый красный пиджак; голубая с золотом эмблема съезда поблескивала на его левом нагрудном кармане.

Они даже заменили одежду для всего обслуживающего персонала. Ливонас сел в последний ряд, с интересом разглядывая делегатов, затем снова взглянул на сцену.

Председатель только что предоставил слово очередному оратору. Это был человек высокого роста. Благодаря пышной седой шевелюре и симпатичному, но усталому лицу он выглядел одновременно и добродушным, и волевым.

— Позвольте, друзья, рассказать вам одну притчу, — начал оратор. — Много лет тому назад три брата и их старшая сестра унаследовали от отца большой участок земли.

Он говорил с сильным техасским акцентом, а его речь своей монотонностью напоминала молитву.

— Вскоре после смерти отца дети собрались вместе и решили владеть землей сообща, а каждому из них заниматься тем, чем ему хочется.

Ливонас уже где-то видел выступающего, но не мог вспомнить, где именно.

— Тогда первый брат решил разводить молочный скот, второй — разводить овец, а третий — рубить лес. Что же касается их сестры, то она сказала, что ее больше всего волнует благополучие будущих наследников, поэтому она оставила право для их детей и детей их детей собраться и снова решить вопрос о наследстве, когда в том возникнет необходимость. Три брата незамедлительно записали это право в торжественный договор, который они заключили между собой… Прошли годы, их семьи разбогатели и обросли потомством. Они обработали целинные земли, построили города, перегородили реки, соорудили дороги. И тогда пришла беда.

Выступающий с сожалением покачал седой головой.

— Те, кто остался жить в восточной части этой земли, начали эксплуатировать своих братьев и сестер, которые жили на западе. И тогда наследники вновь собрались вместе, чтобы во всем разобраться. И известно ли вам, что тогда сказали люди, жившие в восточной части?

Оратор замолчал и сделал скорбное лицо.

— Они сказали, что можно собраться вместе и они найдут для этого даже помещение, — он широким жестом обвел зал, — однако они оставили за собой право контролировать все решения. И если мы не согласимся с таким условием, то нам ничего не достанется, — воскликнул он с возмущенным видом. — Ну и как, по-вашему, поступили люди, о которых я вам рассказываю? — задал он риторический вопрос. — Они посоветовали своим братьям и сестрам с востока еще раз хорошенько взглянуть на священный договор, которым они все были связаны. А потом они решили во что бы то ни стало поступить так, как они задумали, — собраться всем вместе.

Оратор понизил голос и продолжал заговорщическим тоном:

— И разве не таким же образом поступает теперь Верховный суд в связи с требованием наших братьев и сестер из штата Нью-Йорк?

Его голос громыхал теперь по всему залу.

— Разве Верховный суд не собирается заявить нам, что мы, народ, хотя и верили двести лет в то, что конституция гарантирует нам право собираться и в законном порядке решать наши проблемы, на самом деле никакими полномочиями на этом съезде не располагаем? Не располагаем полномочиями, чтобы исправить зло? Не располагаем полномочиями, чтобы восстановить справедливость? Не располагаем полномочиями, чтобы сбросить с себя бремя федерального правительства, чинящего произвол?

Выступающий злорадно улыбнулся.

— Вы знаете, что я отвечу моим восточным братьям и сестрам и их Верховному суду? Я скажу им: извините, но еще давным-давно наши предки заключили между собой договор. И не забывайте, что этими предками были: Томас Джефферсон, Александр Гамильтон, Джеймс Монро, Бенджамин Франклин, Джон Хэнкок и Джон Куинси Адамс. Они заключили соглашение о том, что если их потомки примут решение созвать конституционный съезд, то у них на это будет полное право. И у вас, уважаемые члены Суда, чьи полномочия установлены тем же самым соглашением, нет никакого права посягать на те права, которые предоставлены нам конституцией!

Оратору зааплодировали, но он театральным жестом поднял руку, призывая к тишине.

— И еще, я бы посоветовал нашим братьям в Верховном суде более внимательно отнестись к данному собранию, — показал он на сидящих в зале. — Поскольку если оно решит, что Верховный суд перестал уже по существу являться высшим отправителем правосудия, то тогда наше собрание будет правомочно… Нет, мы просто будем обязаны принять надлежащие меры и отстоять наши права. И это означает изменение, корректировку и дополнение функций суда, которыми его наделили наши предки.

Он замолчал и смиренно склонил голову. Зал разразился аплодисментами. Ливонаса покоробило от сравнения, использованного оратором. Его выступление было открытым призывом к делегатам игнорировать решения Верховного суда, и, судя по аплодисментам, делегаты к этому были уже готовы.

Энди подошел к Кэти, стоявшей рядом со Сту Ламбертом. У них был довольно мрачный вид.

— Кто этот дядюшка Римус[12]?

— Карл Бакстер. Когда-нибудь слышал о нем?

Теперь Ливонас вспомнил.

— Тот самый адвокат из Техаса, который специализируется на уголовных делах и за которым укрепилась репутация незаурядного политического афериста. Он всегда на подхвате, чтобы выдать пару сенсаций во время мертвого сезона.

— Вы назвали его аферистом, — заметил Ламберт. — И я того же мнения. Однако большинство присутствующих в зале считает его адвокатом-виртуозом.

— В Техасе, — добавила Кэти, — говорят, что если у вас достаточно средств, чтобы нанять Карла Бакстера, то вы можете убить кого вам только захочется.

Со сцены снова послышались удары молоточка председателя.

— Прошу внимания.

Ламберт взял Кэти за руку.

— Полные идиоты! Они ведь собирались найти кого-нибудь другого, кроме Гудвелла, чтобы выступить против этой резолюции. И надо же, он опять здесь.

Ливонас посмотрел на сцену. Рядом с председателем стоял человек в строгой черной тройке лет на двадцать моложе и килограммов на двадцать легче Бакстера. Если Бакстер производил впечатление добродушного, «домашнего» дядюшки, то новый оратор походил на изворотливого нью-йоркского адвоката, предпочитающего носить костюмы европейского покроя и считающего всех окружающих «толпой» и «сбродом».

— Может быть, не хватило времени, чтобы найти кого-нибудь еще, — Кэти с тревогой посмотрела на Ливонаса. — Джонатан Гудвелл, конечно, один из лучших юристов по конституционному праву, кроме того, он еще и делегат, что тоже немаловажно.

«Она пытается успокоить себя, — подумал Ливонас. — Но это ей не очень-то удается».

— Мы сами рубим сук, на котором сидим, — угрюмо проговорил Ламберт. — Гудвелл явно не вызывает к себе симпатию.

Тем временем молодой человек решительно подошел к микрофону и жестом уличного регулировщика поднял правую руку вверх, призывая аплодировавших ему сторонников к тишине.

— Дамы и господа. — Гудвелл произнес эти слова таким тоном, будто сомневался в том, что перед ним действительно были дамы и господа. — Я не вижу оснований читать вам проповеди, как это делал господин Бакстер. Я заверяю вас, что как делегаты конституционного съезда вы имеете самые поверхностные знания в области права.

Гудвелл поджал губы и посмотрел в зал с наигранной благожелательностью.

— Что значит «проповеди», шеф?

Человек, нарушивший тишину, сидел среди делегатов из Северной Дакоты. На нем была ковбойская шляпа и спортивная куртка из верблюжьей шерсти.

Гудвелл заколебался, несколько озадаченный, затем ответил:

— Проповедь означает нудное морализирование. Цель данного съезда…

— А что значит «нудное морализирование»? — прокричал кто-то из другого конца зала.

На сей раз вопрос задал кто-то из делегации Калифорнии. «Дело не в том, хорошим ли оратором является Гудвелл, — они просто-напросто решили вывести его из себя», — подумал Ливонас.

Гудвелл попытался превратить все в шутку.

— Ну, например, сэр, я морализирую таким образом, что призываю вас держаться в рамках приличия.

Та половина зала, где сидели делегаты западных штатов, незамедлительно разразилась хохотом и громкими возгласами.

— Позвольте мне выразить мою мысль иначе.

Гудвелл не на шутку рассердился, но его последующие чеканные фразы несколько удивили Ливонаса.

— В данном случае мы имеем дело с конституционным вопросом, суть которого сводится к следующему. Согласно доктрине разделения власти, законодательные, исполнительные и судебные органы государства наделяются соответствующими исключительными полномочиями. Данный конституционный съезд созван законодательными органами штатов для решения вопроса о налогообложении. Однако сейчас мы вышли за рамки повестки дня и, внеся поправку к конституции, касающуюся введения молитв в средней школе, поставили вопрос об отделении церкви от государства. Тем самым съезд поднимает вопрос о том, полномочен ли он рассматривать проблемы, выходящие за рамки установленной повестки дня. Это уже конституционный вопрос. И не кто иной, как Верховный суд, полномочен рассматривать конституционные вопросы.

Он обвел взглядом аудиторию, довольный тем, что наконец сумел высказаться.

— Единственно, в чем он полномочен, так это оставить нас в покое, — прокричал кто-то в зале.

Гудвелл напрягся как струна и придвинулся к микрофону.

— Я хотел бы обратить внимание почтенного собрания на дело «Мербери против Мэдисона», — выкрикнул он. — В отношении конституционных вопросов только Верховный суд полномочен выносить окончательное решение…

— Мербери против кого, шеф?

Гудвелл проигнорировал замечание.

— Как делегатам органа, учрежденного в установленном порядке, нам следует подчиняться решениям Верховного суда. Предложенная же резолюция исходит из того, что суд не имеет права выносить постановления относительно законности наших действий.

Гудвелл сделал паузу, лицо его выдавало волнение.

— Все решения съезда должны основываться на законе, мы не можем допустить, чтобы нами руководили эмоции.

В зале поднялся неодобрительный гул. Гудвелл с недоуменным видом сошел с трибуны. Ливонас заметил, что молчали даже коллеги Гудвелла по делегации от штата Нью-Йорк, отпустив ему лишь несколько скупых аплодисментов.

Секретарь съезда, невысокая женщина в темно-синем брючном костюме, подошла к микрофону.

— На голосование выносится следующая резолюция: «Второй конституционный съезд настоятельно требует, чтобы Верховный суд Соединенных Штатов Америки в дальнейшем воздерживался от вмешательства во внутренние дела съезда».

Когда она вернулась к столу президиума, слово взял председатель.

— Кто за это предложение?

Зал наполнился оглушительным «да».

— Кто против?

Теперь по залу раскатилось громкое «нет».

Ливонас удивился такому итогу. Даже несмотря на неуклюжее выступление Гудвелла, у него оказалось не так уж мало сторонников. По крайней мере Кэти будет с кем вести работу.

Конечно, если она не уедет в Сиэтл.

Ламберт куда-то исчез, и Ливонас повернулся к Кэти.

— У тебя есть время пообедать? Я заказал столик в «Эббит».

Она выглядела очень озабоченной.

— Конечно, только я должна буду вернуться к двум часам.