Американский рубикон

23 ДЕКАБРЯ, СРЕДА, 9 часов 00 минут.

«Хартвелл пришел вовремя, — подумал Ливонас. — Да и вряд ли можно было ожидать, что он опоздает».

Сенатор вошел в зал, где было назначено слушание, в сопровождении агентов секретной службы. За ним следовал высокий мужчина с непроницаемым выражением лица, несший толстый кожаный атташе-кейс.

Ливонас поднялся, чтобы поздороваться с сенатором. Уж очень ему хотелось понять, что скрывается за импозантной внешностью Хартвелла.

— Доброе утро, Эндрю, надеюсь, что я не опоздал.

Он повернулся к шедшему за ним мужчине.

— Хочу представить вам моего адвоката, господина Солтера. Познакомьтесь — Эндрю Ливонас.

Ливонас кивнул, и они заняли места за столом свидетелей; он — с одной стороны от сенатора, а Солтер — с другой. Было только начало десятого, тем не менее основной зал слушаний Рейберн-билдинга уже был полон зрителей, более половины которых составляли журналисты.

Френ Мерфи, помощник Кьюдахи, накануне только тем и занимался, что старался обеспечить кворум и договаривался с членами комиссий не затягивать слушания. Он надеялся, что вопрос об утверждении Хартвелла будет передан в палату представителей и сенат утром двадцать четвертого декабря, когда планировалось проведение чрезвычайной сессии конгресса.

Ливонас переглянулся с Мерфи, который сидел за столом президиума между председателем юридической комиссии сената Такером и Манни Кьюдахи. Присутствовало даже на два человека больше, чем требовалось для кворума. Мерфи путем неофициального опроса выяснил, что все члены комиссии готовы поддержать назначение Хартвелла. Если даже учесть двухчасовой перерыв на обед, то уже к четырем часам дня обсуждение кандидатуры Хартвелла в комиссии будет завершено.

Эндрю чувствовал себя не в своей тарелке. То, как гладко шло заседание, должно было бы удовлетворить его, однако он никак не мог избавиться от своих сомнений относительно Хартвелла. И дело было не только в том, как тепло встретились Хартвелл с Де Янгом на приеме у Элизабет Паккард, а скорее в недоверии к человеку, которому со всеми удается быть в приятельских отношениях.

— Сэр, — шепотом обратился к Хартвеллу седовласый полицейский-сержант, которому, видимо, было уже за шестьдесят. — Мы зарезервировали для вас четыре места.

Он показал на пустые стулья, стоявшие сзади сенатора.

— Если они вам не потребуются, то я тогда, может быть, отдам их журналистам?

Хартвелл снисходительно улыбнулся и кивнул.

— Конечно, отдайте. Мой сын свалился с гриппом, а остальные члены семьи не успели приехать из Бостона.

Сенатор не обошел улыбкой и Ливонаса, который дипломатично ответил ему:

— Для всех нас события разворачиваются слишком быстро, сенатор.

Хартвелл отвернулся и продолжил изучать присутствовавших, а Ливонас достал из портфеля досье Хартвелла. Он быстро просмотрел его. Пятьдесят шесть лет, десять лет как вдовец; сыну, Джеймсу-младшему, нет еще двадцати, но он уже считает себя умеренным демократом. Хартвелл владеет восьмикомнатным особняком в Милтоне, штат Массачусетс, а также небольшим скотоводческим ранчо и незначительными капиталовложениями в Нью-Мексико.

Таковы были все сведения о сенаторе. Ливонасу же хотелось знать о нем больше. Злополучное приятельское рукопожатие Хартвелла и Винсента Де Янга так и стояло у него перед глазами…

Сенатор Хелмс и конгрессмен Махер заняли свои места, и председательствующий Такер, откашлявшись, деликатно постучал молоточком.

— Совместное слушание юридических комиссий палаты представителей и сената объявляется открытым.

Ливонас удобнее устроился в кресле, мрачно наблюдая за происходящим. Его присутствие на заседании было данью протоколу. Сейчас адвокат Хартвелла доложит о финансовом положении сенатора, затем сам сенатор и члены комиссий будут по очереди изливать заверения во взаимных симпатиях, а также прославлять господа бога, страну и президента Роберта Уитмена.

Четыре журналиста заняли свободные места позади Ливонаса, и он, придвинув кресло ближе к столу, оглянулся посмотреть, не было ли среди них кого-нибудь из знакомых. Таких не оказалось. Репортеры непринужденно устроились на местах, предназначавшихся для гостей Хартвелла.

«Удивительно, — подумал Ливонас, — человека выдвигают в вице-президенты Соединенных Штатов, а он даже не привел на слушания ни одного друга или родственника, — подумал Ливонас. — Хотя объяснение Хартвелла прозвучало вполне правдоподобно — о заседании стало известно только вчера утром, его сын болен, а родственники в Бостоне. А поскольку он вдовец, с ним рядом не было и величественной супруги, одаряющей всех улыбками перед объективами телекамер».

И вдруг Ливонас вспомнил об Элизабет Паккард. Он даже приподнялся в кресле, чтобы посмотреть, нет ли ее в зале, но не нашел ее.

Почему же ее нет на слушании? В течение последнего года Хартвелл сопровождал Элизабет на все великосветские приемы Вашингтона, ходили даже слухи об их помолвке.

Ливонас усмехнулся и слегка повернулся, чтобы видеть Хартвелла в профиль. Тот внимательно слушал, как председательствующий Такер докладывал о его сенаторской карьере, перемежая речь комплиментами в адрес сенатора. «Хартвелл выглядит превосходно, — отметил Ливонас. — Умным, энергичным, целеустремленным. А на телеэкране он будет смотреться даже лучше, чем в свое время Масси».

Может быть, Элизабет Паккард тоже заболела гриппом. Вполне возможно.

Ливонас решил позвонить Паккард по телефону из вестибюля и, если застанет ее дома, во время обеденного перерыва съездить в Чеви Чейз и переговорить с ней.

Эндрю необходимо было узнать мнение Элизабет Паккард о Джеймсе Хартвелле.

— Сегодня прохладно, не так ли, господин Ливонас?

Джейми, секретарь Элизабет Паккард, как всегда улыбаясь, приветствовал его.

— Позвольте, я помогу вам.

Стройный молодой человек помог Ливонасу снять пальто и передал его стоявшей рядом служанке.

— Госпожа Паккард ожидает вас в кабинете.

Ливонас прошел за ним в гостиную, отделанную панелями под орех, и далее по неосвещенному холлу в кабинет. Элизабет сидела за небольшим столиком работы восемнадцатого века и внимательно рассматривала заснеженные деревья в саду.

Она встала, приветливо улыбнулась, обошла стол и протянула Ливонасу руку. Ей было уже за пятьдесят, но об этом можно было догадаться лишь по морщинкам вокруг глаз.

— С рождеством, Эндрю, хотя оно могло бы быть и посчастливее. Присаживайтесь поближе к огню.

Элизабет устроилась в антикварном кресле-качалке у камина и с любопытством взглянула на гостя своими карими глазами.

— Итак, в чем дело? Вы прямо-таки заинтриговали меня своим телефонным звонком.

Ливонас посмотрел на Джейми, который стоял в дверях кабинета.

— Я понимаю, что доставляю вам беспокойство, Элизабет.

Она проследила за взглядом Ливонаса.

— Мы немного побеседуем, Джейми, благодарю вас.

Джейми вышел из кабинета, и Элизабет повернулась к Ливонасу.

— Рождество всегда такое хлопотное время. Я думаю, что когда-нибудь я совсем перестану его отмечать.

Ее улыбка сменилась выражением сочувствия.

— Могу себе представить, что вы тоже не сидите сложа руки. Когда все немного утрясется, может быть, как-нибудь заглянете в гости. Я приглашу Кэтлин Хаусман, эту милую девушку.

Эндрю невольно улыбнулся. Он откинулся в кресле, обитом красно-белой тканью.

— Элизабет, видимо, вы в курсе, что сейчас в конгрессе проходят слушания Джеймса Хартвелла.

По ее лицу пробежала тень, а в глазах появилась настороженность.

— Конечно, я слышала об этом.

Ливонас решал, как лучше начать разговор. Можно ли так прямо спросить ее, что она обо всем этом думает? Или не следует этого делать?

— Я не очень-то слежу за светской хроникой, Элизабет, однако у меня сложилось впечатление, что вы с сенатором близкие друзья.

В глазах Паккард промелькнул испуг.

— Я несколько удивился, что вас не оказалось в числе гостей, приглашенных сенатором на утреннее заседание.

Элизабет посмотрела на него с улыбкой, которая выдавала внутреннюю боль.

— Я получила приглашение сенатора, но предпочла не пойти.

Ливонас вопросительно посмотрел на нее. Однако Элизабет Паккард никак не объяснила своего решения; тогда он добавил:

— Там не было ни одного гостя сенатора. Его сын заболел гриппом.

Теперь наступила ее очередь удивиться.

— Я думала, что Джимбо уехал на каникулы на ранчо в Нью-Мексико.

Теперь все стало еще более запутанным. Ливонас никогда бы не отправил своего сына на каникулы на Запад. Во всяком случае не в этом году.

— Вы не ошибаетесь, Элизабет?

Она отрицательно покачала головой.

— На прошлой неделе мы обедали вместе: сенатор, Джимбо и я. Может быть, он заболел после этого.

Эндрю подался вперед.

— Я не уверен, что вы понимаете, насколько серьезны последствия назначения Джеймса Хартвелла на пост вице-президента, Элизабет. Вы, должно быть, знаете, что по Вашингтону ходят слухи о возможном отделении западных штатов.

Ливонас замолчал, затем добавил:

— Перед нами угроза гражданской войны.

Она повернулась и поправила на камине фотографию своего покойного мужа. Когда она снова посмотрела на Ливонаса, то ее лицо было пепельного цвета.

— Я уверена, что наша республика выживет, несмотря на происки врагов, Эндрю. Я уверена, что с божьей помощью и под руководством Боба Уитмена мы выстоим.

Элизабет поднялась и подошла к столу. Она уже было собралась вызвать по переговорному устройству Джейми и попросить его проводить Ливонаса, но тот опередил ее.

— Вице-президент стоит вторым за президентом в государственной иерархии, Элизабет. В случае с Бобом Уитменом это не просто формальный момент. Весьма вероятно, что Джеймс Хартвелл станет нашим будущим президентом и скорее, чем мы думаем. Мне хотелось бы знать, верите ли вы в Джеймса Хартвелла как в главу государства так же, как в Боба Уитмена?

Она пристально посмотрела на Ливонаса, пораженная его словами, затем медленно опустилась в кресло.

Эндрю продолжил:

— Недавно у вас на приеме я видел, как сенатор провожал Винсента Де Янга до машины. Они прощались как близкие друзья.

Ливонас понимал, что его доводы звучат неубедительно. Может быть, ничего особенного в том и не было.

— Ведь он все-таки являлся неофициальным хозяином приема.

— Конечно, я понимаю, — ответил Ливонас. — Но все же мне бы очень хотелось знать, что вы думаете о Джеймсе Хартвелле.

Элизабет снова взглянула на фотографию мужа, стоявшую над камином.

— Мне бы хотелось развеять ваши сомнения относительно Джеймса, однако боюсь, что не смогу. У меня сложилось впечатление, что Джеймс преклоняется перед губернатором, хотя он никогда об этом прямо не говорил. Я решила прервать наши с сенатором отношения, о чем, я надеюсь, вы уже догадались, потому что обнаружила, что по существу не знаю его как следует, и не думаю, что когда-нибудь смогу узнать.

Она провела по столу рукой, затем растерянно посмотрела на Ливонаса.

— Думаю, что не очень многим помогла вам, ведь так? Какие-то туманные намеки стареющей женщины.

— И это все?

— Я ведь не интересуюсь сплетнями, Эндрю. Вы меня достаточно хорошо знаете.

— Знаю, Элизабет. Однако это очень важно. Какие сплетни?

Она глубоко вздохнула.

— Джейми сказал, что сенатор и губернатор Де Янг наедине беседовали в одной из гостиных наверху. Он почти не слышал, о чем они разговаривали, однако его, как и вас, поразило, что беседовали они как близкие друзья.

— А что конкретно он услышал?

Она неопределенно покачала головой.

— Ничего существенного, Эндрю.

Ливонас почувствовал, как от волнения даже вспотел.

— Мне нужно знать, о чем они говорили, Элизабет, независимо от того, каким бы пустяком это вам ни казалось.

Она несколько осуждающе посмотрела на него.

— Джейми слышал, как сенатор сказал: «Ты, Винс, знаешь, с кем я. Если в ближайшие несколько дней я смогу оказаться полезным, ты можешь на меня рассчитывать». Он запомнил эту фразу только потому, что не предполагал, что губернатор и сенатор Хартвелл были союзниками. Ведь, как и все остальные в столице, он следит за политическими сплетнями.

— А как вы относитесь к тому, что Джеймс Хартвелл окажется вторым человеком после президента, Элизабет?

Она глубоко вздохнула и ответила, взвешивая каждое слово:

— Должна признаться, что я этим глубоко обеспокоена. Глубоко обеспокоена.

Элизабет задумалась.

— Откровенно говоря, Эндрю, мне не очень нравится его окружение. Кроме того, мне кажется, что Джеймс плохо разбирается в людях.

Ливонас посмотрел на часы. Послеобеденное заседание должно начаться через сорок пять минут. Его подозрения пока не подтверждались фактами, и все, что он предпринимал, он делал на свой страх и риск. Боб Уитмен мог посчитать, например, что он просто сводит с Хартвеллом личные счеты, и был бы совершенно прав.

Элизабет Паккард все поняла по его лицу.

— Я уверена, что вы торопитесь. Я провожу вас.

Она задержалась у дверей.

— Несмотря на все, что я вам говорила, я покривила бы душой, сказав, что отношусь к сенатору плохо. Что касается наших сугубо личных отношений, то я симпатизирую Джеймсу.

Она взяла Ливонаса под руку и проводила его в вестибюль.

«Прежде всего, — думал он, — придется нажать на Мерфи, чтобы он задержал слушания. Потом попросить Саундерса более тщательно изучить досье Хартвелла, с тем чтобы ухватиться за какие-нибудь детали. Пока же придется полагаться только на свою интуицию».

Нельзя допустить, чтобы Джеймс Хартвелл стал вице-президентом Соединенных Штатов.