Дорогие мои… хорошие…

«Д.Д. понравился твой фильм» _{Женя Чуковский и «Новый знак»}

На днях я вернулся из Белых Столбов, куда меня пригласили представить на фестивале архивного кино свою студенческую работу «Новый знак». Со времени съемки этого фильма прошло шестьдесят лет.

Тема для курсовой работы подвернулась случайно. Руководство ГАИ обратилось во ВГИК с просьбой снять фильм, агитирующий водителей за трезвый образ если не жизни, то автовождения.

Мы с моим однокурсником Валей Курмановым подумали, что даже для такой темы можно найти нестандартное, творческое решение, и, сдается мне, с этой задачей справились.

Снимать фильм должен был студент операторского факультета Женя Чуковский. Это была его дипломная работа. Я хочу вспомнить о нем не только как о «замечательном господине» («господин» — это его слово), но и как о человеке, с которым связано немало значимых для меня встреч и событий.

Для выбора натуры приходилось много ездить, в основном за пределы Москвы. Женя Чуковский был блестящим водителем и в этом качестве предложил свои услуги.

За нами он заезжал то на «Победе» серого цвета, то на такого же цвета «Волге». Мы знали, что право пользоваться автотранспортом из их гаража Жене предоставили его родственники: дед Корней Иванович Чуковский и тесть Дмитрий Дмитриевич Шостакович, на дочери которого Галине Женя был женат.

То, что Женя был, как я уже сказал, водителем виртуозным, он знал про себя не хуже нашего и гордился этим, иногда вслух. Как-то он рассказал историю про то, как где-то, чуть ли не на правительственной трассе, привел в ужас постового милиционера, который увидел несущуюся на большой скорости «Волгу», за рулем которой никто не сидел. Оказалось, что Женя, спрятавшись за откинутым сиденьем, управлял машиной… с помощью ног. Не помню, чем кончилась для Жениного доверителя и для самого Жени эта выходка, но помню, что меня этот его рассказ даже не очень удивил, так как я привык к Жениной феерической езде, а также к его наблюдательности и тонкому знанию всего, что связано со стилем и психологией управления автомобилем. Так, Женя, увидев на расстоянии полутора километров, на горизонте, одиноко едущий грузовик, мог безошибочно определить, кто находится за рулем. «Там за рулем баба», — говорил Женя, кивая носом, похожим на клюв. «Откуда ты знаешь?» — «Вижу по почерку. Так может вести машину именно женщина, и только она… Сейчас ты убедишься, что я прав», — говорил Женя, нажимая на газ. Через минуту мы догоняли грузовик и Женя торжествующе кивал на кабину: за рулем действительно была женщина.

Могу предположить, что Женя относился ко мне с симпатией, ценя мою осведомленность в областях, близких и ему, — в музыке и в литературе. Иногда он приглашал меня в гости, стараясь удивить чем-нибудь необычным.

Однажды, это было в квартире на Кутузовском проспекте, принадлежавшей Дмитрию Шостаковичу, где Женя проживал с Галей, он решил показать мне на восьмимиллиметровом проекторе фильм Чарли Чаплина «Цирк». Мы спустились вниз в гастроном, находившийся в том же доме, купили все, что могло сопутствовать приятному времяпрепровождению, и, расположившись на полу, наслаждались искусством, недоступным нашим соотечественникам. А тут — на тебе, пожалуйста, с доставкой на дом…

Сам хозяин квартиры, видимо, в ней не проживал: он предпочитал жить на даче, в Жуковке, куда также Женя завез меня как-то с ночлегом. Ночевать меня устроили в маленькой спальне хозяина. На прикроватной тумбочке, рядом с ночником, я увидел брошюру с текстом известного постановления и речами композиторов, обсуждавших его на своем пленуме…

Я хотел выяснить, водит ли Дмитрий Дмитриевич автомобиль. И Женя, отвечая на мой вопрос, рассказал мне об уроках вождения, которые он пытался преподать своему знаменитому тестю.

Судорожно вцепившись в руль, Дмитрий Дмитриевич повторял вслух правила, регистрировал смену светофоров, старался быть пунктуальным, но машину водить так и не научился.

По соседству с Шостаковичем в Жуковке жили Мстислав Ростропович и Галина Вишневская. Они дружили домами. Женя был в числе первых слушателей вокального цикла Дмитрия Дмитриевича Шостаковича на стихи Саши Черного. Этот цикл композитор посвятил Галине Павловне Вишневской. Вскоре я услышал это сочинение в записи. А до этого, сидя в машине рядом с Женей, не раз слышал в его исполнении замечательные куплеты, в которых композитор так остроумно подчеркнул ритмику стихов:

…И этот призыв, повторенный в музыке трижды, надолго оставался звучать в ушах:

…Но не только музыку своего тестя пропагандировал Женя Чуковский. Он увлекался и джазом, а уж если ему нравился кто-то из джазовых исполнителей, Женя старался распространить эту музыку среди друзей и делал это увлеченно, как и все, за что брался. Так, в одно время его фаворитом оказался «Modern Jazz quartet», и я до сих пор, когда слышу необычайно деликатную, словно обволакивающую мелодию в исполнении этого ансамбля, переношусь в те далекие годы и вспоминаю вечно взохмаченную, слегка сгорбленную, носатую фигуру моего доброго товарища…

Много лет спустя, поддней осенью 1969 года, я случайно встретил Женю Чуковского на улице. В то время я проходил воинскую службу в морской пехоте Балтийского флота: такое вот отличие мне выпало от Госкино и Министерства обороны за фильм «Стеклянная гармоника». Мне — два года службы на Балтике, фильму — двадцать лет ареста: его, не выпустив на экран, сразу положили «на полку»… В Москве я оказался на несколько дней в увольнении по семейным обстоятельствам.

Теперь я должен сделать небольшое отступление, без которого не вполне понятен будет смысл слов, услышанных тогда от Жени.

В 1966 году я снял мультфильм «Жил-был Козявин» про чиновника, которому начальник вместе с заданием найти сослуживца по фамилии Сидоров указал, в каком направлении его искать. И Козявин отправился в указанном направлении и каждого встречного спрашивал: «Сидорова не видали? Кассир пришел!» Так он всю Землю обошел. А так как Земля, как известно, шар, воротился Козявин в свое учреждение, только, конечно, с другой стороны…

Увидев меня в черной флотской шинели, Женя не смог скрыть своего удивления. Но, получив мое разъяснение, тут же сказал: «А знаешь, я вспоминал о тебе. Дмитрию Дмитриевичу очень понравился твой фильм про Козявина…»

Окрыленный таким отзывом великого композитора, я зашел в Союз кинематографистов, где работала девушка, которая мне нравилась, и обратился к ней: «Вы умеете печатать на машинке?» И, получив утвердительный ответ, стал диктовать: «Уважаемый Д.Д.!..»

В этом письме я объяснялся Шостаковичу в любви к его музыке и просил разрешения на экранизацию его ранней оперы «Нос». Через два дня я получил ответ от Шостаковича, находившегося, как я узнал, в это время в больнице, в котором он писал: «Уважаемый Андрей Юрьевич! Буду рад, если Вы используете мою музыку…»

Демобилизовавшись, я вернулся на студию и первым делом подал заявку на постановку фильма по опере Шостаковича «Нос». Но заявка моя тогда была отвергнута. И только теперь, спустя почти полвека, я смог вернуться к осуществлению этого замысла…

О смерти Жени Чуковского я узнал случайно. Как мне рассказали, он умер в операторской кабинке, задернутой плотной черной завесой. В таких тесных кабинках, чтобы избежать засветки, операторы разряжали аппарат, меняя кассеты с отснятым материалом на новые…

Знал бы Женя, чем отзовутся его слова, сказанные полвека тому назад про Шостаковича в связи с моей первой профессиональной работой. Воистину, «нам не дано предугадать…»

Моя память о Жене Чуковском, двигаясь по параболе, объемлет всю жизнь, от первой студенческой работы до трудов сегодняшнего дня.

Кадр из фильма «Жил-был Козявин» (реж. А. Хржановский). 1966 г.