Дорогие мои… хорошие…

«А не выпить ли нам?..» _{Вспоминая Ю. М. Лотмана}

Существует ли нынче, как это было в нашей молодости, понятие «Тартуская филологическая школа»? Выходят ли по-прежнему «Семиотические сборники Тартуского университета»? Я отстал от жизни и не уследил за этим. А ведь когда-то мы старались следить за литературой такого рода, а если удастся — кому-то удавалось, — ездили в Тарту специально на Лотмановские семинары.

Юрий Михайлович был ученым широчайших интересов, и в каждой из отраслей науки и культуры, которыми он занимался, оставил заметный след.

До личной встречи с ним я знал только то, что он во время войны был артиллеристом, что импонировало мне как бывшему командиру взвода батареи реактивных установок полка морской пехоты. А кроме того, считалось, что артиллеристы, как и моряки, относятся к особой касте среди военных.

Еще я знал историю, приведшую Юрия Михайловича в Тартуский университет. По окончании войны, которую Юрий Михайлович окончил в звании капитана, он обратился в Ленинградский университет как его бывший выпускник за соисканием должности преподавателя филологического факультета. Но ему было отказано под каким-то формальным предлогом: реальное действие пятого пункта анкеты всячески отрицалось.

Тогда ЮрМих попросил места в университете эстонского города Тарту, бывшем знаменитом Дерптском университете, в котором в свое время училось немало известных людей, вроде поэта Н. Языкова.

И в этой просьбе Юрию Михайловичу рады были отказать под тем предлогом, что преподаватели должны были владеть эстонским языком. «Но я им и владею», — ответил соискатель, в кратчайший срок выучивший эстонский, зная заранее, что такой вопрос может возникнуть…

Конечно, я знал труды Лотмана. Любимым из них был «Анализ поэтического текста», на титульном листе которого после просмотра «Стеклянной гармоники» Юрий Михайлович сделал дарственную надпись, выражая свое восхищение фильмом, он так и писал об этом… Книгу эту у меня тут же, как водится, буквально стали вырывать из рук и в итоге зачитали…

Но просмотр этот сподвигнул Юрия Михайловича на отдельную статью о семиотике мультипликационного фильма, в которой он ссылается на мой фильм, называя его «Стеклянной арфой». Репринт этого издания Юрий Михайлович подарил мне с надписью: «Коллеге на строгий суд».

В конце семидесятых я по просьбе редакции телевидения написал сценарий, который сам же и должен был ставить, по повести А. С. Пушкина «Путешествие в Арзрум».

Зная и ценя пушкинские труды Лотмана, я обратился к нему с просьбой быть консультантом.

Время от времени Юрий Михайлович приезжал в Москву, и я решил воспользоваться возможностью встретиться с ним. «Приходите в библиотеку Ленина», — тут же предложил ЮрМих, не сомневаясь в том, что человек, считающий себя интеллигентным, должен быть записан в Ленинку. Этой своей уверенностью он делал мне явный комплимент… Работа эта не состоялась по целому ряду причин, но советы Лотмана я запомнил.

О серьезном интересе Ю. М. к кинематографу, и в частности к мультипликации, говорит то обстоятельство, что Юрий Михайлович пригласил меня и нескольких моих коллег принять участие в университетском семинаре, посвященном кинематографу. В месте со мной и Юрием Норштейном в Тарту приехали наши выдающиеся киноведы Наум Клейман и Михаил Ямпольский.

Поезд в Тарту приходил рано, не позже шести часов утра, и мы, успев наспех одеться и собраться, волновались, встретит ли нас кто-нибудь в столь ранний час. Но встречал нас на перроне не кто-нибудь, а сам Юрий Михайлович Лотман в пальто, шляпе и галстуке…

На семинаре я показывал первый фильм пушкинской трилогии «Я к вам лечу воспоминаньем», притом что второй фильм был уже готов и Юрий Михайлович изъявил желание посмотреть продолжение.

Другим свидетельством интереса Юрия Михайловича к анимации был его приход по моему приглашению на студию «Союзмультфильм». С собой он привел коллегу, также занимавшегося вопросами семиотики, знаменитого ученого-филолога Бориса Андреевича Успенского…

В Юрия Михайловича влюблялись все, кто хоть раз видел и слышал его. Влюблялись в его речь, от легкого заикания и усмешки в усы по поводу, не всегда очевидному для слушателя, делавшуюся еще более обаятельной, — в его галантность, в его юмор, наконец, в его энциклопедическую образованность, которой он не подавлял, а, наоборот, щедро делился, общаясь на равных со слушателями, не столь просвещенными, легко переходя с русского на эстонский или на латынь.

В стране, должно быть, не было ни одного мало-мальски любознательного зрителя, не посмотревшего по телевидению цикл, который вел Юрий Михайлович. — «Беседы о русской культуре». Этот цикл был неоднократно повторен по телевидению и даже выпущен в книжном формате.

В период с 1987 по 1990 год я работал над фильмами, посвященными моему другу, эстонскому художнику Юло Соостеру, трудившемуся со мной над «Стеклянной гармоникой». Юрий Михайлович согласился поделиться своими впечатлениями о творчестве Юло Соостера, а также о графике Пушкина, с тем чтобы я мог включить его рассказ в свои фильмы. Я записал двадцать минут выступления профессора. Небольшой отрывок из него вошел во второй фильм цикла «Школа изящных искусств». На складе студии «Союзмультфильм», где хранились снятые киноматериалы, эта пленка пропала, в чем я должен винить прежде всего самого себя, не позаботившегося своевременно о сохранности этой уникальной записи.

Для того чтобы записать Юрия Михайловича, я приезжал в Тарту и привозил с собой первый фильм о Соостере — «Пейзаж с можжевельником», а также давно обещанный Лотману второй фильм пушкинского цикла. Сначала был показан фильм о Соостере, а затем — о Пушкине. Когда закончился просмотр и в зале зажегся свет, я заметил, что глаза у Юрия Михайловича были влажными. Я поинтересовался его впечатлением о пушкинском фильме. «Я его считайте что не видел: весь фильм о Соостере я проплакал и долго не мог остановить слез…» После просмотра Юрий Михаилович пригласил меня и еще одного коллегу-филолога к себе домой.

Жена Юрия Михайловича, Зара Григорьевна Минц, хозяйничала на кухне, разделывая селедку. Это занятие трудно было связать с другим, которое было для нее основным, — исследованием творчества Александра Блока. В нем она была ведущим в стране специалистом. Юрий Михайлович продолжал пребывать в состоянии воодушевления. Потирая руки, он обратился к нам: «Господа, а не выпить ли нам водки?» Господа против не были… «Заронька, чем ты можешь нас угостить?» — обращался профессор к жене, в то время как на столе уже появилась и бутылка, и закуска…

Должен признаться, что я редко когда с таким удовольствием пил водку, как в тот день, в обществе трех докторов филологических наук…

Сержант Ю. Лотман.

З. Минц и Ю. Лотман.