Дорогие мои… хорошие…

«…A уж озвучить-то мы озвучим…» _{Белла Ахмадулина}

Ну кто из нас, моих сверстников, не был очарован Беллой Ахмадулиной, не был влюблен в нее?

В середине пятидесятых ее стихи довольно широко печатались, а восторженные отзывы о ее выступлениях на творческих встречах распространялись по всей Москве. И я, увидев афишу, извещавшую о вечере поэтов в Театре эстрады с участием Беллы Ахмадулиной, устремился туда.

Белла, совсем юная, читала стихи про Пушкина, про то, как он не погибает от пули Дантеса, но продолжает жить и творить, про то, как

Белла была в том же платье, в котором замечательный оператор Маргарита Пилихина сняла ее, читающую эти стихи, в фильме Марлена Хуциева «Застава Ильича».

Пленительный голос, который ни с кем не спутаешь («…ни у кого этих звуков изгибы…»), обращенный ввысь тонкий профиль, лебединая шея… и спустя полвека так же звучал ее голос, так же был приподнят вверх подбородок головы-камеи… Только количество массивных перстней на тонких пальцах увеличилось с годами…

В юности Белла входила в тот же круг друзей, который был близок и мне, но по каким-то странным несовпадениям я на долгое время разминулся с ней.

Мне оставалось только завидовать то Паше Финну, которому Белла подарила собрание сочинений Хлебникова, а он чуть ли не на следующий день предлагал мне купить его — не было денег для очередной дружеской встречи; то Гене Шпаликову, наяву и в стихах которого встречались «Ахмадулина, Княжинский, Павел Финн…».

У меня хранится замечательная фотография — Белла в ресторане Дома кино. «Белле челочка идет». Автор снимка — Саша Княжинский. Про его увлечение Беллой, впрочем взаимное, много тогда говорилось. Саша умел красиво ухаживать. По отношению к Белле это однажды вылилось в поступок: Княжинский знал, что Белла собирается в командировку от редакции «Литературной газеты» в какой-то сибирский город (кажется, в Новокузнецк).

Каково же было изумление Беллы, когда, прилетев туда, она увидела Сашу Княжинского, встречавшего ее в аэропорту…

А вскоре в «Литературке» появился «отчет» Ахмадулиной о командировке, где были такие строки:

Несколько раз мы встречались с Беллой в общих застольях, но чуть ли не впервые встретились в узком кругу в светлый июньский день в том же ресторане Дома кино, куда мы отправились вчетвером — Белла, Боря и мы с Машей — прямо из Кремля, где президент Борис Ельцин вручал государственную и президентскую премии Белле и мне.

Другие встречи с ней были связаны с нашим общим близким другом и любимцем — Тонино Гуэррой. Я снял документальный фильм с участием Тонино, где звучали его стихи, посвященные Петербургу и Пушкину. Белла перевела эти стихи. Мне предстояло озвучить фильм ее изумительным голосом.

Запись была назначена на утро 10 мая, на следующий день после двойного праздника — Дня Победы и дня рождения Булата Окуджавы. Зная, что Белла допоздна отмечала с друзьями эти даты, я волновался, будет ли она в той форме, которая требовалась для предстоящей непростой работы — ведь надо было не просто читать стихи, но уложить их в определенный отрезок времени, да так, чтобы нужные слова ложились на определенное изображение. Но опасения мои были напрасны: такого чувства ответственности и профессионального подхода к делу, которое проявила Белла во время записи, я, признаюсь честно, встретить не ожидал.

В другой раз, когда мы с Ахмадулиной оказались в Италии гостями на юбилее Гуэрры, Белла Ахатовна с такой готовностью и, я бы сказал, послушностью разрешила снимать себя, так болела за то, чтобы съемки прошли удачно, что я невольно вспомнил ее первое появление на экране в роли журналистки в фильме Шукшина «Живет такой парень», где Белла удивила всех органичностью, которой бывает нелегко добиться даже от профессиональных актеров.

Здесь во время съемок и родилась присказка, которой Белла сопровождала каждый кадр: «Главное — это снять, а уж озвучить-то мы озвучим…»

В некоторых наших встречах с Беллой участвовал, будучи еще ребенком, наш внук Андрей. Он стал предметом особого ее расположения, особого ласкового внимания.

Даря свои книги, Белла подписывала их: «Андрею и Андрею…»

Мы говорим о Белле Ахмадулиной как о большом поэте, но для меня не менее важны ее чисто человеческие свойства: ее доброта, уступчивость, ее нежность.

Вспоминаю, как на одном из вечеров, посвященных очередной пушкинской годовщине, в музее им. А С. Пушкина Белла читала стихи, как вдруг из зрительного зала раздался мужской голос, грубой бранью прервавший выступление поэта.

Я мог предположить любую реакцию и не удивился бы, если бы оскорбленная Белла Ахатовна стушевалась или возмутилась и покинула сцену. Или обратилась бы с укоризненным ответом, с отповедью нахалу. Или обратилась бы к присутствовавшим в зале представителям дирекции с просьбой выдворить разошедшегося — видимо, случайно сюда забредшего — зрителя… Но — нет.

Как ни в чем не бывало, Белла тем же обворожительным голосом, которым читала стихи, обратилась к нарушителю порядка, оскорбившему не только ее, но и всю аудиторию.

— Любезный зритель, — сказала она. — Мне искренне жаль, что мое выступление невольно причинило вам досаду и вызвало ваше неудовольствие. Я смиренно прошу вас принять мои извинения… И все же, если вы позволите, я хотела бы продолжить стихотворенье, которым я никак не предполагала вызвать ваше неудовольствие…

Не помню, заплакал ли зритель слезами раскаяния, или просто умолк, или тихо ретировался, но зал продолжал слушать Ахмадулину с возросшим градусом внимания.

Почему-то вспоминаю Беллу во время прощаний с общими друзьями — Геной Шпаликовым, Альфредом Шнитке, Гошей Рербергом, вспоминаю ее на панихиде в театре Вахтангова, где прощались с Булатом Окуджавой.

Строгое, скорбное лицо под сенью широких полей черной траурной шляпы… Этот образ как бы связывает в моей памяти и тех, кто ушел вслед за Беллой, — Эльдара Рязанова, Наума Коржавина, Владимира Войновича, Марлена Хуциева… Может быть, облик Беллы, ее творчество, ее неповторимый голос и есть образ того прекрасного, что пережили мы в пройденное нами совместно незабываемое время.

Л. Петрушевская, Б. Ахмадулина, А. Хржановский.

Б. Ахмадулина на выставке работ Б. Мессерера в редакции журнала «Знамя» с А. Хржановским мл.

Б. Ахмадулина читает стихи в квартире на Мойке. Ленинград, 1970-е гг.