Часть 39

Следом за собой младший Пест тащил из салона какую-ту палку. Поднятая пыль скрывала от меня, что именно это было. Впрочем, это же играло на руку пареньку, закрывая от стрелка тяжёлого пулемета. Пользуясь этим, Рагат быстро закинул палку на плечо и высунулся из-за угла «Нивы».

— РПГ! — воскликнул я, поднимая голову.

Рагат не видел, но сзади к нему приближалась та самая багги с пневматическим гарпуном, которая смогла уйти после того, как изувечила «Урал». Водитель заглушил двигатель, а стрелок спокойно прицеливался в спину пареньку.

— Сука, Бабах, сними его!

Вишняков мгновенно понял, о чём идет речь, и буквально подлетел над землей, вскакивая на ноги. Подобный трюк я видел только у цирковых артистов по ящику. Издав ужасный крик, он ломанулся навстречу противнику. Я поднялся на одно колено, бестолково перехватив бесполезный автомат.

Стрелок гарпунной пушки на секунду замешкался, увидев несущегося на него странника с обрезом в руке. Дверца багги распахнулась, и оттуда высунулся взведенный арбалет. Вишняков, развив какую-то немыслимую скорость, с разбегу ударил по ней ногой. Хлопнуло железо, и послышался сдавленный крик. Арбалет выпал на песок.

Обезумевший Кибер вскинул руку и нажал на спуск. Последний патрон бахнул почти в упор, и стрелка качнуло назад. Не успело безвольное тело завалиться на спину, как Вишняков подхватил с земли арбалет и, заорав еще сильнее, засунул его в проём водительской двери.

Среди общей какофонии звуков отчетливо прозвучал щелчок и резкий свист спущенной тетивы. Мне показалось, что на самом деле это звук окончательно оборвавшейся надежды на то, что больше никого не придется убивать…

Рагат выстрелил.

Не успевшая осесть пыль закружилась в диком танце, подхваченная выстрелом по обе стороны от гранатомета. На сотую долю секунды в воздухе возникла темная точка, а в следующее мгновение БТР содрогнулся от попадания. С обратной стороны борта вспыхнуло пламя, и отлетела пара люков. Несмотря на полученное повреждение, броневик взревел двигателем и помчался вперед, испуская столб густого дыма.

Я отскочил в сторону, когда ревущая громадина пронеслась мимо, обдав жаром выхлопа и нагревшейся брони.

— Там же дар… — тихо прошептал я пересохшими губами в момент, когда острый нос боевой машины с хрустом смял будку «Урала». — Там же дар… За каким чёртом это всё нужно?

Разворотив грузовик, БТР наконец-то заглох. Столб поднимающегося дыма становился всё больше. В воздухе начинало пахнуть окалиной и жжёным волосом.

Младший Пест отбросил гранатомет и, сдернув с пояса топорик, со всех ног бросился к поврежденной машине.

Я медленно поднялся в полный рост, окинув взглядом картину окружающего побоища, в котором теперь даже не было смысла. Вишняков со злобой несколько раз пнул закрытую дверцу багги, после чего закинул в кабину разряженный арбалет. Очевидно, водитель уже мертв. Вечернее солнце заливало умиротворяющим светом полыхающий жигуль Коней и распростертые тела рядом с легковушками нападавших.

Скрипнул десантный люк броневика. Рагат стремительно подскочил к нему и недолго думая рубанул по шее двум контуженым и обгоревшим бойцам, медленно выбиравшимся из задымленного отделения. В воцарившейся тишине отчетливо послышался хруст, с которым лезвие рассекало плоть и шейные позвонки.

Лишить жизни второго раненого с первого удара не получилось, и Рагат, щурясь от клубов вырывающегося дыма, со знанием дела обошел трепыхающиеся тело, примеряясь для лучшего удара. Топорик резко опустился. Глухой стук подошв по броне стих. Грозный ствол КПВТ бесполезно смотрел в землю.

Всё было кончено.

— Карач! — выругался Рагат, подходя ко мне и вешая окровавленное оружие на пояс. — Броню они выкатили! Думали, всё можно. Не зря гранатомет пятнадцать лет хранил… Закарачил их прямиком в бочину!

— Там же дар, — я вытянул руку в сторону смятой будки. — Какой в этом смысл?

Голос звучал как-то чуждо и удаленно. Словно я сам слушал его в записи и со стороны.

В голове висел навязчивый гул. Ноги сами зашагали в сторону застывшей боевой легковушки преследователей.

— А… — начал Рагат, смахивая с лица выступивший пот. — Странник Тохан, дара там нет. Так что всё не зря…

— Чего? — выпалил подошедший Вишняков. — Чего? Как нет? Куда делся?

Бабах недоверчиво покосился на БТР, намереваясь разглядеть хоть что-то сквозь клубы дыма. Обрез тозки уже покоился в кобуре рядом с расстегнутым и абсолютно пустым патронташем.

— Отец вам не сказал, очевидно. Установку перенесли незадолго до того, как вы притащили монс… Девушку-странника в лагерь. — Рагат виновато пожал плечами, словно речь шла о мелкой шалости. — Он так делает иногда, когда слишком много людей знает, в каком именно грузовике расположен дар. Видите же, они за нами погнались.

«Теперь всё точно, как в „Безумном Максе“, — подумал я и горько ухмыльнулся. — Только там была цистерна с песком вместо топлива».

Я тупо посмотрел на парня, словно увидел в первый раз. Рагат радовался окончанию погони. Он был чертовски доволен собой. Как тогда на крыше автобуса после подрыва ловчего.

Губы расплылись в ухмылке, а в карих глазах плясали озорные огоньки, несмотря на обильные брызги свежей крови, стекающей по лицу, одежде, рукам и оголенному торсу.

«Еще бы, — саркастически заключил внутренний голос. — Не каждый день бронетехнику встретишь. Да еще и постреляешь по ней из РПГ. Действительно, лучший день в жизни!»

— Зачем тогда это всё было нужно, объясни мне? — я кивнул на полыхающий жигуль с ДШК. — Сколько машин и людей клан потерял…

— Не я эту кашу заварил, — с явным намеком сказал Рагат, для большей убедительности подняв ладони вверх, словно отгораживаясь от происходящего — Зато мы всех! Благодаря этому дар и остальные оказались в безопасности. Ничего не приходит и не уходит бесследно. За всё приходится платить.

Я криво ухмыльнулся. Что ж, паренек прав. Прежде чем задавать вопросы о смысле этого обманного маневра, надо сначала спросить у самого себя, а с чего всё началось. И ответ весьма очевиден. Началось всё со спасения Нат.

— Ты прав, это наша вина, — я признал очевидное и зашагал к машине.

Я только сейчас понял, что явно прихрамываю, а тело пробирает мелкая дрожь. Пыльная и мокрая рубашка липла к коже. Ткань больше не справлялась с отведением лишней влаги. Перекрутившаяся цепочка медальона грязной змейкой прилипла к шее. Руки тряслись и зудели, словно до сих пор сжимали стреляющий автомат.

— Тохан, ты куда? — голос Вована стал очень высоким и резким.

— Что? — я словно вынырнул из пустоты собственных мыслей.

— Ты куда собрался, говорю? — Вишняков остановился, выпучив глаза.

Выглядел он не очень. Весь в белой пыли и мелких ссадинах. Грязные руки деловито уперты в бока. На отвороте косухи примостились жирные мухи, начинающие слетаться на темные пятна под неподвижными телами.

— Вован, ты молодец, — зачем-то сказал я, похлопав его по плечу. — Ты всё делал правильно.

— Мы делали правильно. Мы, Тохан.

— Да, мы… — я согласился, открыв дверцу машины, водителя которой застрелил Вишняков.

— Так ты чего творишь, говорю?

— А знаешь, ты действительно прав, — я схватил безжизненное тело за ремни самодельной брони и с трудом выволок из машины. — Это всё игра. Это игра, не иначе.

Ботинки покойника с глухим стуком подпрыгнули на приступке и с шорохом плюхнулись на песок.

— Да что с тобой, Тохан? — Вован помог мне подхватить неподвижное тело и оттащить на несколько метров. — Ты на себя не похож…

— А мы теперь и не будем прежними, так что не страшно, — кивнул я, выпуская труп. — Всё, Вован, повзрослели быстрее, чем следовало…

Вишняков недоуменно развел руками, хотя по застывшему выражению глаз становилось ясно, что он прекрасно понимает, о чём речь.

— Маршрут на карте, — я вытянул руку в направлении дорожного полотна, медленно взбирающегося на рябящий подъём. — Туда же Разин путь нарисовала?

Бабах кивнул.

Сквозь плывущее марево горячего воздуха всплывали очертания городской застройки.

— Мне надо.

Я закинул автомат на пассажирское сидение и сел за руль.

Определить марку машины не представлялось возможным. Похоже, что полностью сборный монстр. Никаких элементов декора в салоне не осталось. Вместо коврика на ржавом полу под ногами валялась россыпь мелких гаек, болтов, автомобильных предохранителей и прочий хлам.

На противоположной дверце подсыхало темное кровавое пятно.

— В смысле надо? — Вован встал рядом. — Надо назад к Великому Коню возвращаться!

— Вот вы и возвращайтесь… — я подергал рычаг переключения передач и попробовал педали. — Там вторая машина осталась. Здесь всё равно больше нечего ловить, раз дара нет.

— Странник Тохан дело говорит, — кивнул Рагат.

— Да ты-то куда? — не унимался Вован.

Я махнул рукой по направлению дорожного полотна, впал в какой-то осознанный транс, чувствовал собственное дыхание. Чувствовал, как горячий, пропахший окалиной и дымом воздух заполнял легкие. Как раздувается грудная клетка. Как гудит опустевшая голова. Как поднимаются руки, поворачивая ключ зажигания и примеряясь к рулю.

При этом мне казалось, что я всего лишь наблюдаю за собой со стороны. Будто стоит захотеть, и я запросто смогу вышагнуть из тела, чтобы посмотреть, как оно разберется с рычагами и тронется с места.

— Я доеду до отметки и всё разузнаю, — услышал я собственный голос, звучащий как не родной. — А ты возвращайся и проследи, чтобы с Нат всё было хорошо. И кобылиц своих проверь…

Похоже, я даже улыбнулся.

— Они не мои, — отмахнулся Вован, ничего не понимая.

— Всё будет хорошо, я знаю…

— Что-то до хрена ты всего знать стал! — Вишняков недовольно огляделся.

— Гарика еще дождаться надо, так что давай, Володь, не тупи. Эта же дорога к месту состязаний идет. Убирайтесь быстрей, пока кого-нибудь еще черти не принесли, а я поехал…

— А если они на тебя выскочат?!

— Я буду неуловим… и безумен. Как ты.

Мотор легковушки неохотно заурчал. Я выжал сцепление и воткнул передачу. Судя по всему, сразу вторую. Автомобиль дернулся и чуть не заглох. Пришлось еще сильней нажать на газ.

Возражения Вишнякова перекрыл рев высоких оборотов, и машина рванула вперед. Боковым зрением я увидел, как Вован всплеснул руками и обратился за поддержкой к Рагату, но тот лишь пожал плечами.

Чувство нарастающего ускорения и умиротворяющая пустота мыслей завладели существом. Наверное, это очень эгоистично, вот так бросить Вована и рвануть вперед, но я был не властен что-либо изменить… летел по горячему асфальту, а весь фокус внимания сузился лишь до плывущих очертаний руин вдалеке.

Это что-то странное, но мне не хотелось ничего менять.

Складывалось такое ощущение, что кто-то подцепил меня за медальон невидимым крючком, а теперь стремительно подтягивал к себе. Возможно, этот же кто-то и уронил меня на песок, позволив избежать участи поймать стрелу. И этот же кто-то моими руками метнул АК-74 в ноги набегающему на Бабаха воину…

Медальон заработал. Это простое осознание пришло само по себе, но не вызвало никаких эмоций. Лишь завораживающая картина безлюдного солончака и рябящие лоскуты каменных цветов заполнили собой весь мир.

Я снова стал инструментом треклятой железки в ее непонятной игре. Той самой, в которой только что пришлось убить нескольких человек. Я был бы и рад обвинить в этом кого-нибудь другого, но не получалось. Теперь же судьба явно приготовила какое-то новое испытание, к которому я стремительно приближался.

Я утратил способность воспринимать время и пространство. Куда бы ни вел медальон, такого точно раньше не было.

Так вот что означал пресловутый филин-змей!

Вишняков даже ничего не почувствовал, в то время как меня стремительно увлекала неведомая сила. Перед глазами плыло дорожное полотно. Потом разрушенные фасады двухэтажных домов, покрытые застарелой копотью со следами множественных попаданий снарядов и пуль.

Ветер и солнце выбелили фактуру стен и зазубренных обломков. Осколки стекла и мелкий мусор давно ушли под песчаные наносы, доходящие местами до окон первых этажей. Меня окружала дивная, сюрреалистичная картина белёсого моря с коричневато-желтой пеной причудливых наростов, словно ударивших в городок с редкой застройкой и в это же мгновение застывших навек.

Я остановился напротив почти полностью разрушенного здания. Пустой проём подъезда манил притягательной и непроглядной чернотой. Кажется, я подхватил автомат. Несмотря на то, что патронов больше не осталось, неведомый кукловод тащил меня дальше.

Песок, пыль, осколки бетона и кирпича. В нескольких метрах от входа в подъезд зияла огромная проплавленная дыра. Будто привычную плиту с квадратом окна разогрели до температуры вулканической магмы, и она попросту стекла вниз.

Помнится, в детстве я достигал подобного эффекта, когда лепил из песка танк, а потом размывал его брызгалкой, представляя, что это мощный энергетический луч…

Уходящие вниз ступеньки. Щелчок подствольного фонаря, и узкий луч бледного света вспарывал непроглядную темноту. Просевший потолок. Покосившиеся подвальные перекрытия. Под ногами всякий хлам. Доски, старые книги, чемоданы, истлевшее тряпье. Ржавый велосипед, тазы, осколки банок и бутылок. Воздух пропитался запахами обветшалости и холодом бетона.

Приходилось пригибаться, сгибаться и протискиваться между прогнившими трубами и фундаментом.

Кажется тупик, но нет…

Я на коленях и откидываю в сторону колотый кирпич. Отраженный свет фонарная выхватывает из тьмы контуры предметов, а я даже не слышу глухой стук, с которым осколки скатываются друг по другу.

Вот что-то тускло блеснуло. Какая знакомая фактура. Грязные пальцы, покрытые мелкими порезами и ссадинами, с силой тянули из-под обломков знакомый стальной кейс. Точно такой же, как и тот, что мы нашли в яме на День Панка…

Осознать бы хоть что-нибудь. Хотя бы успеть подумать или задать вопрос, откуда это здесь взялось? Что может быть внутри? Чего от меня опять хочет этот чёртов медальон? Или кустос, спрятавший это здесь?

Но нет, я, словно самый настоящий зомби, очищаю кейс от прилипшей грязи, сохраняя сознание ровно настолько, насколько хватит для того, чтобы выполнять простые действия.

Я всего лишь чёртова марионетка… Кукла под чужим управлением, копошащаяся в темноте подвала.

Клацают застежки. Под крышкой еще одна, больше напоминающая защитную панель. Прямо в середине видно характерное ромбообразное углубление. Трясущиеся руки подносят кейс под луч подствольного фонаря. Так и есть… Внутри выдавлена змея с головой совы. Точнее филина, как его постоянно называет Бабах.

Ну вот, сейчас я узнаю, в чём особенность моего медальона.

Железка с тихим клацаньем совпадает с пазом. Кейс словно пробуждается от вековой спячки. Внутри что-то начинает гудеть. Вдоль стыков защитной пластины тускло мерцает синеватое свечение. Что-то происходит. Медальон разогревается. Я отчетливо чувствую это, потому что прижимаю его большим пальцем. Разогревается и цепочка. Неприятное покалывание начинает кусать шею, отдаваясь прямиком в мозг. Кейс гудит еще сильнее, а свечение становится более насыщенным. Цепочка начинает раскаляться, словно на нее подали мощное напряжение.

Я пытаюсь выдернуть медальон из паза, но тело больше не слушается. Синеватое свечение набирает интенсивность, а мерзкие электрические разряды уже бьют напрямую в мозг. В глазах начинает темнеть, и внезапно боль ударяет в голову, словно вбивают стальной раскаленный лом. Пространство заполняет треск статических разрядов. Боль пронзает тело. Кажется, что еще чуть-чуть и глаза лопнут, не выдержав такого напряжения.

Загрузка...