Нат закрыла глаза. Воцарилась тишина. Большую часть видимого фрагмента неба уже захватил глубокий темно-синий цвет, плавно перетекающий в черноту. Песок и каменные цветы больше не искрились красноватыми отблесками, готовясь принять наползающую тьму.
Я задумался над словами девушки о том, что у нее больше ничего нет. Скорее всего, в ней говорила боль от пережитого и препараты Разин, но всё же было очень грустно слышать.
Из глубины души всплыли задушенные эмоции. Нечто подобное уже было. Холодная душевая, короткий диалог. И тогда я тоже не нашелся что ответить.
— Послушай, Нат, — начал я. — Когда поправишься, мы вместе подкараулим этого психа и грохнем. Если только его уже не прибили среди тех руин.
— А как же путь домой?
— А потом домой. Поехали с нами.
— В вашем мире так же рады чужакам, как в этом?
— Нет, у нас такого не бывает, — сказал я, но всё же задумался, а так ли это на самом деле. — Ты не должна сдаваться. Особенно сейчас, когда цель так близка.
— Цель, может, и близка, но боец из меня хреновый.
— Шаманка Разин говорит, что ты быстро идешь на поправку.
Нат тихо хмыкнула и буркнула что-то наподобие угу.
— Извини за прямоту, но однажды я уже не согласился помочь одной девушке, и она… — я задумался, удивившись спонтанно вылетевшей фразе.
Сейчас вообще уместно об этом говорить?
Нат столько всего пришлось пережить, так разве ей не пофиг на то, с чем я не могу справиться внутри своей головы?
— Что она? — тихо подтолкнула брюнетка продолжить историю.
— Облила себя горючкой и подожгла… Сгорела заживо.
— У некоторых народностей считается, что только в огне из тела высвобождается душа, может быть, и она думала так же?
— Я не знаю. Но какой-то слишком болезненный способ.
— Не без этого. Думаешь, это ты виноват в том, что она сделала?
— Нет. Наверное. Просто в голову пришло, вот и сказал.
— Понятно, — Нат открыла глаза и посмотрела на меня. — Я никогда не винила себя за происходящее дерьмо. Смысл тратить нервы на то, на что ты не в силах повлиять. А вообще, не самая хорошая история, чтобы поддержать, если честно.
— Извини.
— Прекращай извиняться, мужчину это не красит. Бери пример с Гарика-Игоря. Делай или не делай. Не извиняйся только.
— Хорошо, — я улыбнулся.
Мне нравился спокойный тон, с которым брюнетка это говорила. Его действительно можно назвать доверительным. Похоже, мази и отвары шаманки вкупе со сгущающимися сумерками способствовали возникновению чего-то родственного между нами. От этого на душе становилось хорошо. Будто и не было всех сегодняшних злоключений.
— Захочешь развеселить в следующий раз, давай лучше что-нибудь про того парнишку из шестидесятых, — с легкими нотками иронии предложила Нат.
— Ну уж нет.
Я хотел было добавить что-нибудь еще, но тут слух уловил знакомый звук приближающегося двигателя. Я поднял палец вверх, давая понять, что прислушиваюсь. Брюнетка еле заметно кивнула и закрыла глаза. В полумраке помещения воцарилась тишина.
Слабый шум двигателя накатывал подобно волнам. Горячий, не успевший остыть от дневной жары воздух не давал звуковым волнам распространяться как следует, но машина явно приближалась. Я перевел взгляд в сторону темнеющей части солончака и выжидательно посмотрел вдаль. Спустя несколько секунд блеснули фары, размеренно покачивающиеся на песочных барханах. На крыше соседнего фургона засуетился часовой, что-то сдавленно крикнув в глубину лагеря.
Я хотел было податься вперед, но тело словно приросло к ящику. Вместо этого я осторожно зажал в руке медальон, прислушиваясь к ощущениям. Кажется, мне действительно хотелось подняться на ноги и выглянуть из будки. Но на самом деле порыв можно запросто списать на банальное любопытство. Или же на здравую мысль поймать кого-нибудь из Красных Коней и попытаться разжиться оружием, ведь мой АК-74 так и остался лежать около того злосчастного подъезда. Если только его не нашел кто-то из Пыльников.
Я снова посмотрел на девушку. Нат спокойно лежала с закрытыми глазами. Из-за темноты казалось, что рябящие контуры лица словно живут собственной жизнью, пытаясь слиться и навсегда раствориться на фоне темных волос и обшарпанной стенки. На самом деле мне вовсе не хотелось разрушать этот момент. Я бы с удовольствием продолжил перекидываться с брюнеткой тихими фразами, наслаждаясь осознанием того, что мне удалось ее спасти.
С улицы послышалась торопливые шаги, по которым я сразу же опознал Бабаха.
— Тохан, ты здесь?! — громко спросил он, бесцеремонно разрушив незримую атмосферу, пропитавшую мрак помещения.
— Здесь, — я хрипло отозвался.
— А, — силуэт Кибера заслонил собой дверной проём. — Как Нат?
— Всё хорошо, Вовка-Бабах.
— Ох, ептить! — воскликнул Вишняков, явно не ожидая, что темнота отзовется хриплым голосом. — Это же здорово! Тохан, давай бегом, это Гарик едет! Ты что, не чувствуешь?
— Я чувствую, как ожоги ноют, — буркнул я. — К тому же меня отварами напоили.
— Ладно тебе, потом жаловаться будешь. Вылезай давай! — Вован повернул голову и посмотрел в сторону приближающегося источника света. — Нат, ты не подумай, мы позже все вместе тебя навестим, просто надо сейчас Мезенцева встретить. Но это здорово, что всё хорошо, я так за тебя рад! Мы волновались! Честно. Правда, Гарик не сознается, так что я ничего не говорил. Больше всех Тохан, конечно, переживал.
— Бегите-бегите, — ответила девушка, тихо хмыкнув.
— Палыч, вылезай!
— Иду.
Я собрался с мыслями и поднялся. Тело на удивление легко подчинилось, хотя мне казалось, что я так и не смогу оторвать себя от ящика и стенки. Стараясь лишний раз не крутить головой, я шагнул к дверному проёму. Вишняков спрыгнул с приступки, на которой стоял всё это время, и сделал несколько шагов вперед.
— Всё в порядке, — бросил он, задрав голову и помахав рукой часовым на крышах. — Это наш едет… Точно знаю… Слушай, всё в порядке, странник тебе говорит, ептить!
— Постой, Тохан-Палыч, — окликнула меня темнота.
Я замер в дверном проёме, повернувшись всем телом в сторону источника звука.
Скудных уличных отблесков прогоревшего заката недостаточно, чтобы отразиться в глазах девушки, но всё равно еще можно было различить две синеватые точки, словно парящие в пространстве над подушкой.
— Спасибо…
— Да не за что, — я улыбнулся и выпрыгнул из машины.
На душе стало тепло. Я поправил разлетевшуюся рубашку и сделал несколько шагов, подходя к Вовану, застывшему в нетерпеливой позе, уперев руки в бока. За спиной часовые перекинулась парой недовольных фраз. Заскрипела лестница, видимо, кто-то побежал докладывать о приближающейся машине и Бабахском распоряжении не поднимать панику.
Теперь подсвеченной оставалась лишь узкая полоска неба, в то время как Боливар приближался со стороны кромешной тьмы. А в том, что это именно он, я уже не сомневался, начиная испытывать настойчивое желание покопаться в бардачке буханки, сам не понимая зачем.
— Вот такой сегодня день… — сосредоточенно протянул Вовка.
Вишняков, конечно, славился своим умением странно формулировать мысли, но, похоже, сейчас за этой фразой стояло нечто большее, чем простая констатация факта.
Я посмотрел на друга. Тот как-то чересчур сосредоточенно пялился вдаль. Широко раскрытые глаза казались сейчас еще больше из-за того, что надвигающаяся тьма почти полностью окутала нас. Оборванная косуха и черные брюки и вовсе сливались с пятном темных кристаллов неподалеку. Я чувствовал, что Вован хочет о чём-то поговорить, но не знает, как начать. И стоит ли вообще начинать именно сейчас?
— День отвратительный, — тихо поддакнул я, давая понять, что готов выслушать.
— Так это, — он продолжил смотреть на отблески фар, плывущие над песком. — Что, Тохан, не хотел душу замарать?
— Не хотел, — я признался, прекрасно понимая, что гложет Вовку.
— А она есть? Душа?
— Должна быть, Володь, раз нам с тобой паршиво…
— И какому миру принадлежит?
— В смысле?
— Но мы же из нашего мира ушли. Через несколько еще пробежали и вот здесь оказались. Так где она осталась, душа-то? Какому миру она принадлежит?
— Нам она принадлежит.
— Думаешь?
Я кивнул.
— Ну да, — Вовка одернул куртку, продолжая смотреть вдаль. — Ну да. О, догадался на ближний переключить, молорик!
Вовка бросил на меня секундный взгляд и радостно задрал вверх руку, махая из стороны в сторону. Свет приближающихся фар стал менее интенсивным. К тому же я увидел, что Гарик значительно сбавил скорость. Буханка перестала подскакивать вверх-вниз, плавно заскользив по песчаным наносам.
Видимо, стресс действовал на всех по-разному. На меня нашло какое-то бессознательное отупение, а Вована, наоборот, обуревал ураган внутренних терзаний. Вообще-то Вишнякову несвойственны все эти теологические теории о душе и бренном теле. Но раз заговорил, значит, сильно допекло.
— Это же игра, Володь, — напомнил я ему без какого-либо желания подколоть. — Серьезно, попробуй так воспринять.
— И что, игра стоила этого всего? — Бабах продолжил махать рукой, не глядя на меня.
— Мы спасли Нат и подключили медальоны, если можно так выразиться. Значит, не зря.
Я задумался над собственными словами. И хоть на душе стало тепло от только что услышанного Тохан-Палыча, я не мог не признать, что сейчас поставил жизни близких мне людей выше жизней остальных.
«Это нормально в данной ситуации, — поддержал меня внутренний голос. — Так и должно быть. Иначе можно и с ума сойти…»
— Видишь, как забавно получилось, Тохан, — очень сосредоточенно, словно анализируя собственные слова, протянул Вовка. — Пока мы с Пасидом говорили, то всё понятно было. Не вмешиваемся. Наблюдаем. Не делаем резких движений, так сказать.
Вовка сдавленно хихикнул. Я продолжил молча слушать.
— Но стоило возникнуть угрозе для Нат, как вмешались сразу же. Помнишь, как ты на сцену запрыгнул и давай над головами из калаша палить?
— Это летняя эстрада, — механически уточнил я.
— Зануда, — буркнул Вован. — Выходит, хорошо строить из себя таких рассудительных, пока дело не коснется того, что собственной заднице ближе.
— Да уж, местные сумерки располагают к откровенностям, — тяжело вздохнул я. — Ты прав на все сто. Но что надо было делать? Позволить им разорвать ее грузовиками? Как в «Попутчике»?
— Нет-нет, — Вован замотал головой. — Нат нельзя грузовиками, она же меня зашивала. Она вообще одна из нас.
Я повернулся к Вовке, делать это пришлось всем телом, и вопросительно поднял брови, не ожидал услышать от него такое. Похоже, отблесков угасающего неба стало достаточно, чтобы разглядеть мое удивление.
— У нее тоже медальон, — рассудительно пояснил Вован. — Она воспитанник. Мы теоретически тоже. Получается — одна из нас. А кто же своих бросает? Правильно, никто.
Я улыбнулся, соглашаясь с Вованом. Если нас куда-то и вели медальоны или пресловутая окружность, то мы точно должны были держаться вместе.
— А где Рагат? — спросил я, чтобы поддержать разговор в ожидании приближающегося уазика.
— Не знаю. Укатил куда-то, наверное.
— В смысле? Когда такая заварушка пошла, кто вообще хоть одну машину из каравана выпускает?
— Тохан, ты же проспал всё. Нас на подъезде вообще чуть эта красная конница не обстреляла. Машина же Пыльников. Я там в кузове прыгал, как сайгак, руками размахивая, и всё равно два шарика по борту хлопнули. Кто-то не сдержался и пальнул.
Я тихо хмыкнул, подумав о том, что стрелки наверняка признали странника, но шмальнули, уже исходя из личных соображений. Кто знает, может, по нашей вине они сегодня потеряли друзей или близких.
Чёрт, это тяжёлый день.
— А что, Рагат на машине Пыльников укатил?
— Да откуда я знаю? — пожал плечами Вован. — Мы как тебя к шаманке этой закинули, так я его и не видел.
— Понятно.
Поднимая за собой облака светлого песка и недовольно фырча двигателем, к нам подкатил Боливар. Наши силуэты хорошо виднелись на фоне гаснущей полоски горизонта, и Гарик давно выключил свет. Заскрипели тормоза и утомленные рессоры верной буханки. В лицо ударила волна горячего воздуха, пропитанного запахом масла и бензина.
С внутренней стороны лобового стекла возникла светлая ладонь и игриво помахала нам пальчиками, будто развеселая девица строила глазки понравившемуся парню. Или наоборот. В любом случае подобный жест был вполне в духе Гарика, особенно когда тот пребывал в хорошем настроении. Или в не менее хорошем подпитии.
Вовка радостно всплеснул руками и поспешил к водительской двери. Я последовал за ним, почувствовав, как одним тяжёлым камнем на душе стало меньше. Скрипнула дверца, и на песок спрыгнул Мезенцев.
— Вован, дружище! — наигранно воскликнул он и, раскинув руки, сцапал Бабаха в объятия. — Как же я, сука, рад тебя видеть!
Гарик напрягся и с легкостью приподнял брыкающегося Вишнякова.
— Поставь на место, надорвешься, — отшутился тот.
Я тоже был безумно рад видеть друга. Теплое обращение Нат, живой и невредимый Гарик давали понять, что всё не так уж и плохо. Насколько это могло быть уместным.
— Тохан! — Мезенцев решительно двинулся ко мне с подобным жестом.
— Не-не-не, — быстро затараторил я, выставляя вперед руки. — Без обид, Гарик, но у меня вот…
Я еще сильнее раскинул рубашку, показывая забинтованный верх тела.
— Что, пресс проступил? — почему-то пошатнувшись, поинтересовался Винчестер, после чего подошел поближе, осматривая повязку. — Ни хрена себе, это где ты так?
Не успел Гарик договорить, как я понял, в чём крылась причина столь хорошего расположения духа. От Мезенцева несло спиртным. Я тут же вспомнил, как Бабах говорил, что местные делают какую-то бормотуху. Правда пить он ее так и не рискнул. Что ж, похоже, Мезенцев сделал это за него. А раз такое дело, значит, на то имелся серьезный повод.
— Что случилось, Тохан? — уже более серьезным тоном переспросил Гарик.
Я быстро рассказал о погоне, лазанью по подвалу и встрече с Трэйтором. За время рассказа мы подошли ближе к буханке, и Гарик достал початую бутылку, очень похожую на тару нашей «Столичной», только без этикетки. На этот раз Вовка церемониться не стал и недолго думая приложился к горлышку. Сделав громкий глоток, он закашлялся, чертыхнулся и, немного подумав, приложился еще раз.
Гарик прислонился спиной к борту и закурил. Огонек зажигалки выхватил из темноты слишком бледное лицо, забрызганное кровавой взвесью. На разгрузочном жилете и футболке со скелетами так же поблескивали следы запекшейся крови. Что бы ни произошло в Раухаше, судя по остекленевшим глазам, смотрящим в одну точку, Винчестеру пришлось в кого-то стрелять с весьма ожидаемым результатом.
Я закончил историю. Вовка медленно сел на песок и протянул мне бутылку. Я подхватил прозрачную емкость и поднес к глазам, надеясь разглядеть содержимое. Но стало уже слишком темно. От горлышка пахло теплым спиртом и какой-то травой, отдаленно напоминающей полынь. А может быть, мне просто хотелось так думать, потому что это было знакомым запахом из детства, проведенного в Казахстане.
Я сел рядом и, резко выдохнув, залил в рот неведомую бормотуху. Запрокинуть голову не получалось, поэтому пришлось отогнуться назад всем телом. Теплое содержимое обожгло рот и стремительно ринулось вниз по пищеводу. На языке остался пощипывающий привкус спирта и чего-то, похожего на корку вымоченного лимона.
Да, с Дербентом у костра это не сравнить.
Гарик расслабил колени и медленно сполз по борту Боливара, усевшись на песок, при этом вытянув одну ногу и положив руку с сигаретой на согнутое колено второй.
— Ты-то как? — подал голос Вовка. — Нашел, что искал?