Покрутив формы прицельной точки, я выбрал обычное перекрестие с небольшим зазором посередине. Для меня до сих пор оставалось загадкой, как Игорь умудрился попасть в сигаретную пачку, потому что лично я с семидесяти шагов практически не видел кастрюлю, так как ее контур почти полностью закрывало зеленое перекрестие. Впрочем, у него же был медальон с коброй. А кобра жалит метко.
Зато у меня был чёртов филин, как его всё время называл Бабах, и пока я только и делал, что крутил головой по сторонам, чувствуя щемящую надежду, что вот-вот из-за угла здания появится вернувшаяся Нат.
Довольный результатами пристрелки Гарик еще раз многозначительно кивнул в сторону сельского туалета, после чего пошел к Боливару. Мне все эти намеки были не по душе, но любопытство всё же взяло верх. Я подошел к нехитрой будке и открыл скрипучую дверь.
Стены сортира изнутри украшали развороты эротических журналов. Неизвестно, как к этому относились местные женщины, но мужчины явно были теми еще эротоманами. Впрочем, ничего неожиданного.
С тонкой, скукожившейся от ветра и дождей типографской бумаги на меня смотрели развратные красотки. Блондинки, брюнетки… Выглядели они вполне привычно, ничем не отличаясь от плейбоевских моделей. Разве что тон кожи более смуглый, и разрез глаз значительно уже, что придавало женщинам налет восточного колорита. Так что и люди в этом мире точно такие же, разве что нижнее белье интересного покроя с множеством дополнительных лямочек и ремешков.
Глянцевые лица устремляли на меня томные взгляды. Их пухлые губы поблескивали от света студийных подсветок. Большие и не очень округлые обнаженные груди либо игриво прикрывались приспущенным бельем, либо и вовсе демонстрировались во всей красе прямо на камеру. Свет мерцал на смуглой, идеально ровной коже, очевидно подвергнутой обработке в каком-то графическом редакторе. В уголке каждого постера виднелся фирменный знак «Красный Конь» и стилизованное изображение антропоморфного жеребца, сложившего руки на груди. Ткань набедренной повязки существа была выразительно оттопырена очертаниями огромного выпирающего мужского достоинства.
Фото красоток будоражило воображение и кровь. Я словно снова почувствовал себя прыщавым подростком, и мне даже стало противно от неуместных низменных позывов, настойчиво упиравшихся в плотную ширинку брюк. Впрочем, в самих позывах ничего плохого нет, но время и место явно неподходящие. К тому же я по-прежнему ощущал неразрешенное противоречие от того, что мы не стали даже пытаться вернуть Нат. Конечно, Гарик во многом прав. Но как это отменяло то, что образ брюнетки никак не хотел покинуть мои мысли?
— Да ну тебя, — злобно буркнул я, захлопнув рассохшуюся дверцу. — Вообще, Тохан-Палыч, если ты забыл, Нат на тебя глубоко наплевать. Ты тощий трусоватый дрищ, ничего из себя не представляющий. Интересно, не болтайся на шее побрякушка, далеко бы ты вообще забрался в первом же мире? А здесь? Давай, побежали ее искать! Парни точно никуда не пойдут, по глазам видно же. А далеко ты уйдешь один-то? Вот именно…
Продолжая бубнить под нос обрывки собственных мыслей, я решил обойти улицу, чтобы дать мыслям время прийти в порядок. Впрочем, солнце начинало двигаться к полуденной отметке, так что бездельно шататься по пустой улице, обливаясь потом, было не самой лучшей идеей.
Вернувшись к Боливару, я застал Вишнякова за приготовлением обещанного плова. Оказывается, пока мы Гариком возились с пристрелкой оружия и разбирались, почему не стоит отправляться на поиски девушки, Володька успел сообразить костер, обложив его по периметру колотым кирпичом. При этом он еще умудрился приспособить на огне чугунную жаровню с крышкой, которую я видел на стеллаже в доме, где мы ночевали.
От костра стало еще жарче, но звук потрескивающих обломков забора и запах дыма действовали успокаивающе. Зато вскрытая банка тушенки и непрерывные напоминания Бабаха о том, что с утра мы недосчитались не только Нат, но и запасов морковной соломки, отзывались ноющей тоской.
Боливар сиял чистотой, насколько это возможно в текущем положении дел. Вовка старательно промыл салон, смыл с бортов большую грязь и даже умудрился наполировать стёкла. Под лучами палящего солнца ярко-оранжевая краска буханки полыхала еще сильней, выделяясь озорным гигантским пятном на фоне пыльных построек и пожухлой травы.
Впрочем, приключения не прошли бесследно и для нашего стального коня. Помимо рваного металла, вспоротого когтями ремехов, в задних дверцах виднелись огромные дыры, пробитые красными трассерами Трэйтора. В крыше и бортах красовались выходные отверстия еще большего размера, которые уже нельзя замаскировать никакой тряпочкой. Удивительно, как пули, или чем стреляло это оружие, не выбили ни одного стекла.
Гарик, по Вовкиному поручению, приволок откуда-то большой лист погнутой оцинковки, и разместил его в тени деревянного навеса ближайшего сарая. После чего разложил на нём все имеющееся у нас оружие вместе с патронами. Я сдал магазины и автомат Гарику, после чего забрался в салон буханки, предварительно скинув обувь. Вовка благодарно кивнул и продолжил с деловитым видом курсировать между готовящимся пловом и «оружейным складом».
Чтобы хоть чем-то занять голову и перестать думать о том, что я уже всё равно не в силах изменить, я взял с приборной доски несколько листков бумаги и шариковую ручку. Она оказалась вполне обычной, выполненной из черного пластика с серебристым колечком посередине, разве что чуть толще, чем те, которыми я привык писать в институте. Впрочем, похоже, этот мир и отличался от привычного мне только незначительными изменениями размеров привычных вещей. Во всяком случае, эротические женщины-модели выглядели весьма узнаваемо.
Усевшись на привычное место, я с горечью подумал о том, что свою прощальную записку Нат составила этой же ручкой и за этим же столиком. Недовольно фыркнув и помотав головой, я всё-таки приступил к составлению свода правил для трех оболтусов, которых черти дернули затеряться где-то во времени.
Мысли путались и никак не хотели складываться во что-то внятное. Но со временем среди множества почеркушек начала прослеживаться некая последовательная мысль. Исчеркав пару листов, я аккуратным почерком переписал итоговый вариант. Похоже, я настолько погрузился в свои мысли, что совсем утратил ощущение времени и пространства. В себя меня привел деловитый оклик Бабаха.
— «Кушать подано! Садитесь жрать, пожалуйста», — процитировал он «Джентльменов удачи».
Я сбил листки в аккуратную стопку, положил сверху чистовой вариант, скомкал черновики и выбрался из машины.
Несмотря на жару, мы жадно накинулись на приготовленное угощение. А всё же было что-то приятное в том, чтобы набивать брюхо горячим, пропитавшимся тушеночным жиром рисом, расположившись под покосившимся навесом из брёвен и разномастных досок в паре десятков метров от костра. Я не знал, насколько Вовкин плов получился хорош по меркам мировой кулинарии, но сейчас это казалось лучшим из всего, что мне доводилось пробовать.
Не успело пройти и нескольких минут, как пот потек ручьем. А чтобы окончательно добить раскаляющийся организм, Володька приволок всем по кружке горячего чая с сахаром.
Разговаривать не хотелось. Мы лишь изредка обменивались дежурными фразами, и лишний раз благодарили Вовку за ароматное угощение. По мере заполнения желудка настроение улучшалось. Похоже, с чувством сытости начинало приходить смирение с тем, что уже ничего нельзя изменить. Футболка и штаны окончательно промокли, и я спросил у Вовки, что еще интересного припрятано в летней сумке.
Бабах смерил меня оценивающим взглядом, после чего рекомендовал сначала ополоснуться. Для этого дела он предусмотрительно оставил полведра относительно чистой воды и приволок шампунь «Крапивушка», обнаруженный в ближайшем доме. Я некоторое время крутил бутылку в руках, смутно припоминая, что в нашем мире схожая по запаху и цвету субстанция называлась просто «Крапива».
Немного посидев в теньке, чтобы плов хоть чуть-чуть улегся в желудке, я взял ведро и отправился за угол сарая. Вода, конечно, была не первой свежести, но зато согретая солнечными лучами. Сходив за тазиком, я быстро разделил имеющуюся жидкость еще на две части и, скинув одежду, быстро ополоснулся, просто налив немного шампуня на ладони, а потом смыл мыльные разводы остатками воды.
С другой стороны сарая доносились голоса парней. Судя по хихиканью и позвякиванию посуды, настроение у них хорошее. Явно лучше, чем у меня. Я прикрыл глаза ладонью наподобие солнцезащитного козырька и посмотрел на небо.
Светило миновало полуденную отметку. Совсем скоро оно начнет снижаться к линии горизонта и перестанет так сильно печь. Теплый ветерок подсушивал кожу, разнося вокруг запах шампуня. Наверное, стоило последовать примеру парней и немного походить без футболки, чтобы хоть чуть-чуть позагорать. А то я действительно походил на какого-то трупного червя с бледным цветом кожи.
«И всё-таки Гарик красиво приплел в разговор историю с Марёхой, — подумал я. — Видимо, обращал мое внимание на то, как сильно я по ней убивался в первые дни расставания, а теперь даже не вспомнил, потому что все мысли только Нат занимала. Может, это тонкий намек на то, что всегда можно найти что-то лучше? Чёрт его, Мезенцева, разберет. Хорошо ему умничать, за ним полкласса девчонок бегает… Бегало. Да какие полкласса, половина школы и института…»
Мокрый медальон озорно поблескивал капельками воды. Коричневатое серебро мерцало зеленоватым отливом, и на ярком солнце можно было отчетливо разобрать причудливые узоры, покрывающие всю его поверхность, словно это капельки бензина в луже воды.
Я почему-то вспомнил то, какое было выражение лица у брюнетки, когда она рассказывала о своем возлюбленном. Как на непродолжительное мгновение нежная и грустная улыбка тронула ее прекрасные губы. А потом мысли снова перескочили на историю с Марёхой, и я мысленно обругал Мезенцева за его хитрые психологические манипуляции.
— Да, меня Маша вряд ли будет вспоминать меня с такой искренней улыбкой, — задумчиво прошептал я. — И опять эгоистичное я лезет на первый план…
— Вот, Тохан, это тебе, — внезапно раздался голос Бабаха вышедшего из-за угла сарая.
Я невольно вздрогнул, не ожидая, что он так бесшумно подкрадется.
— Ты чего, голозадый? — хихикнул он, корректно устремляя взор в сторону. — Труселя бы хоть одел.
— Да они потные и воняют, — буркнул я, вставая боком, чтобы лишний раз не сверкать гениталиями. — Ты бы хоть крикнул издалека, что идешь…
— Одень штаны пока так, а портки прополощи в воде и повесь на забор. Быстро высохнут на такой жаре. В общем, вот тут штаны летние и рубашка тонкая. Думаю, тебе подойдет. Обуви только нет.
— Ага, спасибо.
— Одевайся давай, и пойдем с оружием разберемся.
— А это всё куда девать? — я указал на ведро, шампунь и тазик.
— Да здесь оставь, — хмыкнул Вишняков и скрылся за сараем. — Я уже пару «Крапивушек» припрятал в машине.
Я задумчиво посмотрел на скомканные семейники из Нязенского дома престарелых и, бросив их в таз, натянул брюки на голое тело. Нат теперь с нами не было, так что можно было особенно не стараться. К тому же Вовка был прав, а вот я не сообразил. Надо было прополоскать трусы в той же воде с шампунем, прежде чем ее выплескивать. Но теперь уже поздно.
Облачившись в свежую одежду, я почувствовал себя значительно лучше. Штаны оказались точно такими же, как и те, что носили Вовка с Игорем. Покроем они походили на только что снятые, так что во внешнем виде одежды прослеживалась определенная мысль. Похоже на то, что это действительно комплекты одной униформы, только рассчитанной на разные времена года. В поясе обновка оказалась немного великоватой, зато длина штанины подошла идеально. Впрочем, как обычно, с моим ростом и комплекцией. Я быстро переставил брючный ремень и накинул рубашку.
Обувать замызганные кроссовки после того, как удалось ополоснуться, вовсе не хотелось, но ходить босиком по земле, где запросто мог оказаться ржавый гвоздь или осколок стекла, тоже весьма рискованно. Нехотя натянув липкие носки, я всё же обулся, но плотно зашнуровывать кроссовки не стал. Собрав потные вещи, я вернулся к парням.
Неизвестно зачем, но Володька подкинул в костер оставшиеся обломки забора. Языки пламени, практически невидимые в дневном свете, жадно накинулись на рассохшуюся древесину. Тягучую тишину заполнило потрескивание дров, и по двору еще сильнее разнесся приятный, успокаивающий запах дыма.
Гарик с Вованом склонились над оцинковкой, разглядывая оружие и россыпь патронов.
— С легким паром, — пошутил Игорь, когда я подошел после того, как накинул потные вещи на забор.
— Да я просто большую грязь смыл.
— Всё равно дело полезное, — ответил Гарик, доставая сигарету.
— Мне кажется, или ты еще здоровее стал? — спросил я, присмотревшись к торсу Мезенцева.
— С чего ты взял?
— Кстати, да, Гарик, — согласно кивнул Володька. — Ты где отожраться так успел, признавайся. Хомячишь, пока мы с Палычем не видим? Бицуха вон реально, как банка пивная уже!
— Да всегда такая была вроде…
Мезенцев потрогал могучую руку и пожал плечами.
— Это, наверное, после посещения того туалета, такой загадочный эффект проступил, — язвительно заметил я.
— Смешно, Тохан, — улыбнулся Игорь. — Типа физическая нагрузка на руку…
— Типа да.
— Чего? — не понял Вовка.
— Он тебе колоритный туалет с красным конем не показывал разве?
— Нет. Каким конем?
— Ладно, потом объясню — с каким. Вернее, сам сходишь, посмотришь, — ответил я. — Давай рассказывай, что тут у нас.
— А у нас всё просто, — довольно протянул Вишняков, указав на свою «Сайгу» и лежащие рядом «бубны». — К этой дурмашине шестьдесят восемь патронов. Тридцать шесть картечных и тридцать два пулевых. Всё это прекрасно в «лифчик» помещается. Но патроны к Бабахе не подходят, я проверял.
— Конечно, — тут же решил поумничать я. — Тозка же шестнадцатого, а тут явно двенадцатый калибр.
Вовка согласно кивнул и пояснил:
— Штука хорошая, только слишком громоздкая. Особенно с барабанами этими, «бубнами» то бишь. Так что скрытно ее носить не получится. А к обрезу только два патрона осталось. Оба пулевых.
— Это лучше чем ничего, — деловито заметил Гарик, прикуривая сигарету.
— Так, теперь смотрите, что с вашими калашами получается. У нас есть шесть магазинов и девяносто восемь патронов. Тохан свою разгрузку выкинул, поэтому только Гариковская осталась.
— Конечно, выкинул, — подтвердил я. — Ее кровохлёб на лоскуты порвал, она ни на что не годится больше. А магазины и сюда неплохо помещаются.
Я похлопал по боку штанины, где были нашиты точно такие же кармашки.
— Карманы — несерьезно, — заключил Игорь. — Давай забирай мою разгрузку и четыре магазина. Забивай по двадцать патронов для ровного счета. Это будет восемьдесят.
— А ты с чем останешься? — не понял я.
— Мне и восемнадцати хватит. Я надеюсь.
— В смысле ты надеешься? Тут дело серьезное, — начал я. — А если набежит толпа ремехов или, еще хуже, кровохлёбов? Нам тогда всего этого безобразия хватит на пять минут, если не меньше!
— Ну, вчера же справились как-то, — Гарик пожал плечами, выпуская струйку дыма.
— Вчера Бабах из пулемета поливал во все стороны! — я эмоционально всплеснул руками. — Плюс в «Тигре» до фига еще оставалось, плюс Седой с Копыто…
Я невольно замолчал, вспомнив последние мгновения жизни несчастных вояк.
— Ну, смотри, Тохан, — протянул Игорь. — Я вижу здесь определенную логику. Вот мы шутили, что Бабах — это тяжёлое оружие и огневое подавление. А так и выходит. У него самая мощная пушка на ближней дистанции. Ты автоматчик. Стреляй экономней и срезай ремехов на средней дистанции. Если всё правильно сделаем, как раз отстреляешь магазин, уйдешь на перезарядку, и Бабах добьет тех, кто добежит. Ну а я типа снайпер. Мне главное — прицелиться. К тому же если что перекинешь магазин.