— Тохан, ты куда? — озадачился Вишняков.
— Прилечь. Надо прилечь. Я не могу больше, если честно…
— Да ты подожди! Дома эти проверить надо, вдруг там зверье какое или бандиты?
Вишняков подхватил дробовик и поспешил за мной.
— Медальон, Володь. Будь там что-нибудь, он бы кольнул… — с этими словами я прижал побрякушку рукой.
— Ну, давай, укажи хоть на что-нибудь… — тихо прошептал я, но железка не проявляла никаких признаков активности. — Давай, ты же приемник призыва о помощи. Ну, хоть как-то на нее укажи, ведь ей нужна помощь! Почему молчишь? Да чтоб тебя…
— Гарик, мы с Тоханом дом проверим! — крикнул Бабах, догоняя меня. — Нат в машине! Вы это, давайте не разбредайтесь! Мы тут не знаем ничего…
Я бросил на Гарика быстрый взгляд. Тот так и сидел рядом с растерзанным кустом. Калаш лежал поверх снятой куртки и разгрузочного жилета. В зубах была зажата новая сигарета, а наглые скелеты на футболке, словно издеваясь, демонстрировали мне оттопыренные средние пальцы. В ответ на Вовкины фразы он лишь пару раз кивнул, смотря в какую-то несуществующую точку.
«Кажется, ты снова бесполезен, — заключил внутренний голос. — Не помог военным. Не можешь помочь Нат. Даже Гарика не хочешь подбодрить…»
— Чего он так психанул? — тихо поинтересовался Вишняков, поравнявшись со мной.
— Мы думали, там будет указан путь домой. Я пытался тебе в броневике знак подать, но как-то не получилось, — проворчал я.
Бабах простодушно засмеялся.
— Ну, вы и наивные! Думаешь, вояки из какого-то левого мира сидели и специально для нас рисовали стрелочки? Чтобы именно мы смогли домой вернуться? Брось, Тохан, они нас даже не знают. И вообще, мы же не только между мирами переместились, но и во времени.
Я посмотрел на Вовку.
— Ты тоже маркировку на ящике видел?
— Каком ящике?
— С патронами. Там, в броневике.
— Не видел я ничего, — Бабах устало махнул рукой. — И так понятно было. Вон у них форма какая крутая. И эта штука, которую мне в плечо вкололи. И сканер, и оружие навороченное. Очевидно же, Палыч.
Я удивился проницательности Вишнякова. Конечно, он прав.
С чего мы вообще решили, что это сработает?
Может быть, потому что малолетние оболтусы? Оболтусы, которые только считали себя умными, но на самом деле оказались неспособными понять очевидные вещи? Сами себе придумали, что карта обязательно приведет домой, сами в это поверили… Немудрено, что Гарик сорвался.
Впрочем, я уверен в том, что всё это неспроста. Есть в этом некий странный замысел, который пока оставался для меня неясным. Больше походило на то, что чёртовы медальоны играли с нами в какую-то игру, при этом не удосужившись объяснить ее правила. И эта третья мысль постоянно выталкивала из головы предыдущие две.
— Как там этот альбом у «Мейденов» называется? — спросил Вишняков.
— Чего? — я не сразу понял, что именно он имел в виду.
— Альбом, когда мы от Халиулинских смывались. Как назывался?
— Где-то во времени.
— Вот, — Вовка тяжело вздохнул. — Застряли мы, Тохан, где-то среди миров и где-то во времени…
Я молча кивнул.
В кроссовках по-прежнему хлюпала вода. На боку обдергайки красовались огромные отметины, оставленные когтями кровохлёба. Когда мы поравнялись с покосившейся секцией ограды, я словно почувствовал себя подходящим к бабушкиному дому в Казахстане. Такое же вечернее солнце. Такой же теплый ветерок, приносящий пряный запах степных трав. С таким же жужжанием мимо пролетел большой жук. А может, и муха, я не успел толком разглядеть.
Как же мне захотелось, чтоб это оказалось правдой. Толкнуть скрипучую калитку и оказаться дома. Пусть не в Челябинске, но всё же дома. И чтобы Нат тоже была рядом…
Я помотал головой. Похоже, я чуть было не провалился в сон прямо на ходу.
Мы миновали поваленную секцию забора и вошли во двор. Это действительно оказался самый обычный сельский домик с давно заросшей и неухоженной лужайкой. У противоположной стороны забора виднелись прямоугольные возвышенности, на которых буйно разрослась сорная трава, выдавая то, что когда-то здесь были грядки. Тут и там из земли торчали воткнутые палки и ржавые железные ободки, на которых болтались обрывки веревок.
Я без труда узнал в них шпалеры. Бабушка ставила похожие для огурцов, чтоб они вились вверх, а не стелились по земле.
Вдоль стыка фундамента и стены дома стояли железные ведра. Рядом валялись ржавые вилы, грабли и окучник. Два причудливых пенька соединялись друг с другом широкой доской, образуя простенькую скамейку. Где-то из-под травы торчали обрывки тряпок, ржавые банки, осколки стекла, пожелтевшие обрывки бумаги.
Входная дверь распахнута. В углу косяка виднелся плотно воткнутый в стык тапок. Судя по толстому слою паутины и огромному количеству высушенных насекомых в ней, торчал он так не первый год.
— Осторожно, Тохан, — тихо сказал Бабах, приподнимая оружие.
— Да нету тут никого.
Я подошел к дверному проёму. Под ногами заскрипели рассохшиеся доски некоего подобия крыльца. Усталость и стресс окончательно взяли верх над остатками сил, и единственное, чего я сейчас хотел, так это как можно скорее лечь, вытянуть ноги и закрыть глаза.
Мы вошли в сени.
Выглядело помещение как самодельный пристрой, наспех возведенный из разномастного кирпича, небрежно окрашенного белой известью. Я оказался в привычном мире незатейливого деревенского быта.
Напротив нас располагалась большая дверь, ведущая непосредственно в дом. Прямо у входа стояла полка для обуви с отслоившейся синей краской. Огромная трещина, сквозь которую пробивалось вечернее солнце, бежала по одной из стен, упираясь в маленькое грязное окно. Рядом примостился самодельный стеллаж, сколоченный из грубых досок и заставленный домашней утварью. Чугунные жаровни, закопченные сковородки и кастрюли. Пыльные стеклянные банки, коробочки с какой-то мелочевкой. Тут же стояли старые стулья и массивное кресло на толстых квадратных деревянных ножках, заботливо прикрытое пыльной тряпкой.
— Ну вот, это подойдет… — выдохнул я, уткнувшись взглядом в старую железную кровать из сетки Рабицы.
Недолго думая сделал пару шагов и, убрав с нее стопку побитых эмалированных тазов, составленных один в другой, я осторожно опробовал конструкцию на прочность. Сетка Рабица давно пришла в негодность и, владельцы дома приспособили поверх нее несколько досок, накрыв старым половиком.
Как же всё это выглядело знакомо!
Да, большинство предметов немного отличалось по форме или величине, но в целом назначение каждого из них угадывалось безошибочно. Даже тазики, которые я только что снял, были почти такими же. Разве что ободок загнут намного больше, и рассчитаны они на чуть больший объем жидкости, чем я привык.
Я нетерпеливо смахнул ладонью с грубого половика крупный сор и, сообразив из обдергайки и кофты некое подобие подушки, бросил их к ржавой спинке. Вишняков всё это время стоял напротив двери в дом, наблюдая за моими действиями не менее усталым взглядом.
— А чёрт с тобой, — наконец-то решился он, опустив оружие. — Медальон и правда молчит. Но всё же…
Он подхватил пару стульев и, громыхая деревянными ножками по щербатому полу, подпер ими дверную ручку. После чего снял разгрузку, куртку и устало плюхнулся в кресло, откинув тряпку и подняв облако пыли.
Я согласно кивнул и, скинув мокрые кроссовки, вытянулся на кровати, головой к стене с трещиной, а ногами к проёму входной двери. Запах мокрых грязных ног и обуви тут же заполнил собой всё помещение, но я не обратил на это никакого внимания. Как и на грязный след, оставленный задницей на грубом половике.
Вишняков принялся елозить из стороны в сторону, поудобней устраиваясь в кресле, на что старый предмет мебели ответил глухим треском и скрипом.
— Не боишься насекомых? — зевнув, поинтересовался Вован. — Вдруг блохи какие в тряпке живут. Или вон — пауки. Ты же их терпеть не можешь. А тут, смотри, по углам всё в паутине…
Я, с трудом борясь с тем, чтобы не дать векам сомкнуться, окинул взглядом стык стен и крыши. В них действительно раскинулось много грязных сетей, медленно колыхавшихся на легком сквозняке. Местами виднелись коричневатые точки и сами восьмилапые охотники. Высушенные хитиновые панцири местных мушек и жучков болтались вдоль стен в большом количестве.
— Наплевать… — устало протянул я, размещая рядом с собой автомат таким образом, чтобы его было легко схватить в случае необходимости. — Если пауки не слишком большие, то чёрт с ними. Я больших боюсь. А про блох не знаю. Но они вроде как не живут долго там, где некого кусать.
— А мыши в подполе? — поинтересовался Вовка, положив «Сайгу» себе на колени и закрывая глаза.
— Володь, ты реально хочешь об этом говорить?
— Нет, — хмыкнул он, откинувшись на пыльный подголовник.
— Вот и хорошо…
Я закрыл глаза.
Перед внутренним взором тут же поплыли красно-черные круги, превращаясь в образы недавно пережитых событий. В ушах повис тяжёлый шум. Обычно так бывает, когда оказываешься в тихом помещении после оживленного городского потока людей и машин. Вот только на этот раз ничего подобного не было, а лишь рев двигателя, грохот стрельбы, визги ремехов и вопли кровохлёбов мерещились.
Я сквозь пульсирующую пелену надвигающегося забытья чувствовал запах теплой пыли и запустения. После всех холодных осенних дней это даже приятно, никакой затхлости и сырости, если не брать во внимание запах ног.
Я захотел мысленно вернуться ко всему произошедшему. Ведь мы опять не смогли сделать ничего полезного. Не смогли никому помочь. В ушах возник фантомный шепот Копыто с просьбой позаботиться о сыне… Я пытался заставить себя почувствовать хоть что-то вместо надвигающейся пустоты, еще раз подумать о Нат, об ее истории. О том, как нам поступить дальше. И что действительно будет правильным в этой ситуации. Но ничего не лезло в голову. Возможно, для этого надо было снять медальон. Даже не возможно, а обязательно. Я уже убедился в этом тогда, в душевой дома престарелых. А теперь всё услышанное от Нат лишь подтвердило мои догадки. Действительно, эти побрякушки воздействовали на нас, видимо, притупляя какую-то часть эмоций, чтобы мы не слишком рефлексировали обо всём произошедшем.
Но маячила еще одна причина, из-за которой я думал о том, чтобы снять побрякушку. Не хотелось ощущать себя каким-то бездумным инструментом, находящимся под влиянием этой чёртовой энергетической матрицы. Этаким органическим роботом, выполняющим какую-то, только ей известную программу.
Этого не думай. Этого не делай. Этого не чувствуй. Иди туда. Смотри сюда…
А зачем тогда вообще мы нужны в этом уравнении?
На последней осознаваемой границе между сном и бодрствованием я всё же успел подумать о том, что мы всего лишь случайные элементы в каком-то или чьём-то замысле. И никто даже не спросил нашего согласия. Да и пользы особой от нас пока никакой. Ведь везде, где мы успели побывать, была только смерть…
Глава 2. Свод правил
Непроглядную черноту забытья разорвал странный звук, и я, невольно вздрогнув, открыл глаза. Первая секунда пробуждения оказалась самым блаженным мигом, который только можно себе представить. Сквозь мутную пелену заспанных глаз я увидел потолок, сколоченный из грубых досок. В больших щелях и стыках со стенами медленно раскачивалась паутина. Но уже в следующее мгновение в голову ворвался вихрь мыслей и чувств, со стремительной скоростью загружающий в мозг всю информацию о произошедших событиях. Голова тут же заболела.
Я пошевелился и почувствовал, как сильно затекло тело. Вдобавок ко всему я долго спал с открытым ртом, отчего язык присох к нёбу. Это мерзкое чувство, и мне пришлось несколько раз сглотнуть, чтобы избавится от неприятного ощущения. Пальцы правой руки уперлись во что-то железное. Это автомат. Судя по положению тела, я просто вырубился и пролежал так неизвестно сколько, даже ни разу не перевернувшись с боку на бок. Во всяком случае, это объясняло то, почему так сильно ноют мышцы.
Вовки в помещении не оказалось. Кресло стояло на своем месте, а стулья продолжали подпирать закрытую дверь. Я хотел было позвать его, но вместо этого изо рта вырвалось лишь неразборчивое хрипение. Похоже, это и был тот самый странный звук, который меня разбудил.
— Чёрт, сколько же я спал? — голос прозвучал очень низко, словно где-то в грудине рокотал миниатюрный самосвал.
Стоило мне пошевелиться, как организм тут же доложил о болезненных ощущениях во всём теле, а также остром желании пить, есть, и справить малую нужду.
— Твою мать… — я тихо выругался, поднимаясь на кровати и опуская ноги на пол. — Всё тело затекло…
Я осторожно размял шею и пошевелил плечами. Каждая отзывалась неприятными покалываниями. Вдобавок ко всему я сильно вспотел. Футболка прилипла к спине, а штаны к заднице.
Я еще раз чертыхнулся и посмотрел в пыльное окно. Характер освещения изменился. Теперь он не был насыщен вечерними тонами и больше походил на приближающийся полдень. Во всяком случае, летом в Казахстане всё выглядело именно так. Позывы справить малую нужду становились всё сильней, и я был вынужден поспешить. Кроссовки всё еще немного влажные внутри, но сверху оказались вполне сухими. Накинув ремень калаша на плечо и быстро обувшись, я поспешил к выходу, оставляя за собой комки засохшей грязи вперемешку с обрывками травы.
От резкого пробуждения меня невольно пошатывало, а яркий солнечный свет противно резал глаза.
— О, наконец-то! — воскликнул Вишняков, стоило заскрипеть доскам крыльца под ногами. — Белоснежка проснулась! Ну ты, Тохан, и горазд поспать.
Я ничего не понял. Боливар красовался рядом с упавшей секцией ограды. Вишняков разгуливал по двору в каких-то новых черных брюках и с голым торсом. Может быть, мне спросонья так показалось, но похоже на то, что на тощем теле Вована проступили намеки на мышцы брюшного пресса. Впрочем, если полторы недели толком не питаться и подвергаться сильному стрессу, наверное, можно похудеть еще сильней. Рядом с машиной виднелись разложенные вещи и два ведра с мокрыми краями.
Я хотел было спросить, когда парни успели перегнать машину, но природный позыв оказался сильнее. Я махнул рукой и поспешил укрыться за стеной здания.
«Это как же крепко я спал, если даже не слышал, как буханка подъехала? — подумал я, когда струя с характерным журчанием хлынула на противоположный угол дома. — Видимо, организм просто отключился от переутомления. Надо быть осторожней с этим делом, так ведь можно и приближение какой-нибудь реальной угрозы не заметить».
Стоило опорожниться, как тут же захотелось есть и пить. Я зевнул и помотал головой из стороны в сторону, сгоняя с глаз сонную пелену. Застегнув штаны и поправив ремень автомата, я направился к Вовану, осматриваясь по сторонам.
Очевидно, в этом мире еще лето. Судя по тому, как скукожились листочки мелкой жесткой травы под ногами, дожди не шли очень давно.
Заброшенные дворы нагоняли уныние и тоску. Я не знал, сколько лет они так простояли. В голове начали просыпаться мысли и вполне логичные вопросы, а куда, вообще, делись все обитатели поселка?
Но вокруг никого, кто бы мог дать ответ.
Безмятежное высокое солнце настырно припекало. Толстый слой пыли покрывал оконные стёкла и стены домов. Горячий воздух звенел от стрекота каких-то насекомых и редкого жужжания пролетающих мимо мух.
Поселок оказался небольшим. Перед тем как лечь спать, я практически не обратил на это внимания, двигаясь, словно в тумане, к единственной видимой двери. Как-то слишком много всего навалилось за два дня, и нервы просто не выдержали. Но сейчас видно, что это даже и поселком тяжело назвать. Скорее так, поселение.