Интеграл похож на саксофон

С КЛАРНЕТОМ ПО СЕВМОРПУТИ. АРХАНГЕЛЬСК

Море — стихия непредсказуемая, своевольная и хаотичная. К ней надо приноровиться. Морю нужен опыт, поэтому на практику нас посылали каждый год, кого куда. В тот год мне выпал Архангельск. В бухгалтерии выдали билет, пять рублей стипендии, у каптерщика получил новую суконную форму. Со мной ехал однокурсник, товарищ по группе Женя Фоменко.

Плацкартный вагон конца 1950-х был коммунальной квартирой на колесах, с полным единением народа во всех его процессах. Храпели спящие, гоготали подвыпившие, резались в карты, переодевшись в полосатые пижамы, опытные командированные, в титане никогда не кончался кипяток. На узловых станциях все высыпали на улицу, покупали у бабушек вареную картошку с укропом, соленые огурцы или просто прогуливались вдоль состава в мягких тапочках и пижамах.

Архангельск поразил деревянными тротуарами. Доски настила, измученные, сточенные зимней наледью, солью, песком, скребками. Гвозди не держали подгнившую древесину; наступая на один конец доски, нога иногда проваливалась, а другой конец доски вздымался вверх.

В пароходстве нас встретили без особой радости, сообщили, что свободных штатных мест пока нет и что нам придется ждать возвращения судна из загранрейса, а пока поселиться в общежитии плавсостава, стать «бичами». Слово это в русском морском жаргоне происходит от английского beach, что, вообще-то, значит «пляж», но в глагольной форме — «высаживать на берег, сажать на мель, выгружаться». Моряк, севший на мель, выгруженный на берег, по морю более не плавает и потому моряком называться не может, теперь он — бич.

Наша скудная стипендия таяла быстро, пароход все не шел, просить аванс было бесполезно. Единственный выход — убить время, забыться. Мы спали, сколько могли, потом я играл на кларнете — чтобы не думать о еде.

В центр шли пешком, так было дольше и дешевле. Справившись в отделе кадров, мы топали в соседнюю столовую, где подавали несравненные, неописуемые по изысканности вкуса оладьи со сметаной. Это было самое дешевое блюдо в меню, порция стоила 12 копеек. Два плоских куска жареного теста и были нашим дневным рационом.

В общежитие брели медленно, стараясь вернуться хотя бы часам к пяти, а там, глядишь, и вечер недалече, а за ним ночь.

Как-то перед сном пересчитали оставшуюся мелочь. Оставалось на три порции оладий каждому. Впереди маячил голод, пора было что-то срочно предпринимать. Решили рискнуть всем капиталом, пошли на переговорный пункт и купили трехминутный талон.

Я звонил в Таллин, отцу. Он был уже тогда зам. начальника Эстонского пароходства. Я звонил домой без всякого плана и расчета, просто обращался к опытному моряку за советом. Отец сразу все понял: «Иди завтра к начальнику пароходства, он даст тебе 10 рублей».

Ситуация получалась пикантная. Мы, курсанты-практиканты, бичи бесхозные, по табелю рангов были в самом низу таблицы, а тут надо было идти на самый верх, куда даже маститые капитаны входили с трепетом.

Назавтра я вынул из чемоданчика новую, не стираную еще тельняшку, нагладил гюйс, навел на новых клешах стрелки, надраил бляху до зеркального блеска и — была не была! — поехал в пароходство как барин, на трамвае. Я заявился в приемную начальника, доложил красивой секретарше с ухоженными ярко-красными ногтями. Двери раскрылись, и я вошел, ступая по мягкому ковру.

Начальнику пароходства эта история, видимо, казалась забавной — сын Бориса Иосифовича, старого морского приятеля, оказывается, у него в практикантах ходит, поиздержался, оголодал. Он расспросил об учебе, о жизни и с легкой улыбкой выдал мне из портмоне десятирублевую ассигнацию.

Женя ждал на улице, мы сделали быстрый подсчет: этой десятки нам хватит на 83 порции оладий. Живем!

ПАРОХОД «ХАСАН»

…в конце 1940-х годов сталинское руководство увлеклось борьбой с космополитизмом и перестало изучать и использовать зарубежный опыт. Это особенно сказалось на отставании отечественного транспорта: в СССР продолжали строить паровозы, пароходы, работавшие на угле…

Красавцев Л. Б. Морской транспорт европейского Севера России (1918–1985). Проблемы развития и модернизации. Архангельск, 2003.

Спасительная денежка, направленная родительской заботой и выданная мне рукой старой морской дружбы, оказалась благой вестью. Пароход пришел, нам велели вы селяться из общежития и ехать в порт. «Смотрите не пере путайте, — сказали в кадрах, — порт у нас огромный, километров на сорок тянется. Экономия, Левый Берег, Бакарица… Вам в Бакарицу, поедете на поезде, найдете 135-й причал, ваше судно называется „Хасан“».

Мы так засиделись «на биче», что, не раздумывая, схватили манатки и помчались на вокзал, даже не зашли в столовую проститься, не отведали оладий, хотя могли бы, даже по две порции. Я, кстати, с тех пор оладьи так и не ем, как-то все не складывается…

Знаешь ли ты, читатель, что морское судно, построенное из прочной стали, казалось бы, на века, живет на этой земле недолго, как корова? Лет 25. А если больше, то эту корову, или судно, особо любят и холят.

Наш «Хасан» оказался новеньким сухогрузом, оснащенным по последнему слову — радиолокатор, гирокомпас, электрическое управление, автоматические трюма. Лебедки на палубе, правда, были почему-то паровыми; скоро стало понятно — почему.

Старпом, высокий блондин интеллигентной внешности, разместил нас по каютам и вызвал на беседу.

— Я хорошо знаю Макаровку, высшее морское училище, его создавали еще в войну, в 1944 году, — сказал он. — Уже тогда понимали, что будущему торговому флоту понадобятся высокообразованные кадры. У нас в Архангельске, кстати, тоже есть отделение для заочников от вашей ленинградской высшей мореходки, и я там учусь. Так что мы вроде как коллеги…

Старпом неловко поерзал в кресле. Возможно, до него донесся слух о моем визите к высокому начальнику.

— Вы — судоводители, будущие штурмана, капитаны. Ваше место — это палубная команда, но у меня по расписанию там есть только одно место, другое — в кочегарке. Через месяц-полтора положение исправится, а пока решайте сами…

Старпом со вздохом развел руками. Мы с Женей переглянулись, на берег возвращаться никто не хотел. Решили — будем работать по очереди, неделю на палубе, неделю в котельной. Бросили на «морского», первым идти в кочегары выпало мне.