Интеграл похож на саксофон

ЭЛАПТЭ

Не ищи, читатель, этого слова на картах, не пытайся найти его в словарях — во всяком случае, мне его не удалось найти нигде. Тем не менее слово это было, оно жило и даже стало частью программы, которую мы репетировали в конце лета 1964 года. Поведаю эту историю, ибо без нее «элаптэ» как слово и как понятие безвозвратно сгинет в тектонических глубинах истории.

Мартику посоветовали обновить концерт, придумать что-нибудь новое. Он и сам понимал, что делать что-то надо, только не знал что. Ленконцерт прислал режиссера в модных дымчатых очках и с холеным лицом сибарита. Я встречался с ним пару раз в доме Уманских. Гися Уманская, скрипачка, была знакомой моей матери. Одно время Гися была замужем за конферансье Вениамином Нечаевым, при всяком разговоре о нем лицо ее становилось напряженным.

Я ходил к Уманским курсантом в конце 1950-х. У Гиси была дочь, красавица Жанна, похожая на Мону Лизу, она была старше меня года на два, а по опыту — на половину жизни. Жанна безжалостно кокетничала со мной и придумывала утонченные издевки. Эта склонность у нее была еще со школы.

— Что с вами, Уманская? — спросил ее однажды учитель в классе.

— Ах, Михаил Петрович, — ответила ему Жанна, потупив взор, — мне так томно!..

Году к 1960-му Жанне стало невыносимо томно, и она вышла замуж за режиссера в модных дымчатых очках.

Режиссер разглядывал нас из-за затемненных стекол: пять молодых раздолбаев разного калибра и внешности и потрепанный эстрадный тенор из сталинской эпохи. Мы молча смотрели друг на друга.

— Может быть, сыграть что-нибудь? — наконец не выдержал Мартик.

Режиссер сидел неподвижно и загадочно, потом еле заметно кивнул головой.

— Веселая шуточная песня, — объявил Мартик, улыбаясь толстющими, как у бурундука, щечками, — «Солнечным проспектом я… — тут он, как обычно, поднял вверх руку и два раза щелкнул пальцами, это была его собственная находка, — …иду!»

Я заиграл вступление на кларнете, зашуршали барабанные щетки, забумкал контрабас, Додик мелкими брызгами рассыпался по клавишам, Мартик запел. Наконец песня кончилась. Мы и режиссер снова молча уставились друг на друга. Напряжение нарастало, как электричество в воздухе перед грозой, пауза становилась невыносимой.

Режиссер протянул вперед руку, словно показывая, как он художественно видит будущую постановку.

— Понимаете, — сказал он, — э-э-э…

Мы напряглись, вытянулись вперед.

— Э-э-э… — продолжал режиссер. — Понимаете… — эту сакраментальную фразу он произнес еще несколько раз, пытаясь вызвать у себя какое-то вдохновение, решение, поворот. Вдохновение не шло. — Понимаете, э-э-э…

— Кларнет? — не выдержал Мартик.

Режиссер опустил руку, как-то обмяк, будто освобождаясь от колдовской напасти, и облегченно сказал нормальным голосом:

— Вот именно.

Потом к нам приходил другой режиссер, с чеканным именем Донат Мечик, напоминавшим загадочную Хину Члек, музу, вдохновлявшую поэта Ляписа-Трубецкого. Мечик садился на стул, поставленный спинкойвперед, и строго кричал: «Тишина, режиссер у пульта!»

Вскоре у нас появилось элаптэ. Это была сумбурная конструкция из металлических труб и креплений, закрытых черной материей. В глубинах конструкции были укреплены невидимые зрителю зеркала, которые магическим образом выводили на прозрачный киноэкран лицо человека, сидящего внутри. У человека был микрофон, поэтому лицо на экране могло отвечать на вопросы, показывая, что оно находится где-то рядом с нами, в параллельной реальности. Элаптэ придумал один питерский старичок, он собирал свой таинственный аппарат с помощью юной девицы. Старичок прятался в аппарат и проектировал из него на экран свое лицо, как говорящий инопланетянин.

По идее режиссера во время концерта Мартик вступал со старичком в разговор, что должно было озадачить зрителя и придать нашему концерту научно-фантастический характер. Честно говоря, это не очень получалось на фоне песенок «Чи-чи, бе-бе» и «Если б ты знала». Публика не понимала космической задумки и откровенно зевала.

К тому же перевозить элаптэ надо было на сутки раньше всего остального, потому что старичок монтировал аппарат медленно, он вечно терял болты и гайки, подолгу выставляя скрытые зеркала. В конце концов мы расстались с элаптэ и махнули рукой на режиссерский замысел. Чи-чи, бе-бе.