Интеграл похож на саксофон

МОЙ САКС

Ума не приложу, как саксофон из мастерских Адольфа Сакса оказался в кладовой музвзвода высшей мореходки в Ленинграде. Его достали, как непреложный факт, из фигурного футляра и вручили мне: владей. Дату изготовления я, как ни разглядывал среди вычурных виньеток, так и не нашел. Передо мной был почти столетний старичок: даже раструб этого тенора короче обычного, у него не было нижней ноты си-бемоль.

Трясущимися от нетерпения руками я привинтил к мундштуку трость, надел на шею хомутик с крючком, вставил крючок в колечко на корпусе, положил руки на клапана, немного пошевелил пальцами, так, что клапана прошлись по отверстиям звонким чпоком. Набрал в грудь воздуху и дунул, но вместо волшебного бархатного звука, по выражению Берлиоза, «живущего на грани тишины», из саксофона раздалось блеяние козла, которого на веревке тащат на бойню.

Виртуозная игра красивым звуком на любом духовом инструменте до сих пор всеми воспринимается как немалое достижение, потому что люди подспудно понимают: такое получится не у каждого. Скажу больше — успех в игре на трубе или на саксофоне это скорее исключение, чем правило, поскольку у большинства начинающих так толком ничего и не выходит. Знаменитые трубачи — Луи Армстронг, Гарри Джеймс, Диззи Гиллеспи, Эдди Рознер — оттого знамениты, что стоят от всех особняком, поскольку делают для обычного человека нечто недостижимое. В них сливаются талант, редкая музыкальность, атлетизм, огромное трудолюбие, упорство и тот особый кураж, который раньше встречался разве что у гусар и кавалеристов.

Мой саксофон вел себя как норовистая лошадь, которая стремится скинуть с себя седока, — мундштук, крупно вибрируя, больно бил по зубам, верхние ноты срывались, нижние вообще не брались. «Наверное, не кроет», — сказали опытные люди. Слова «кроет», «не кроет» стали для меня формулой жизни. Музыкант, нажимая на клапан, закрывает отверстие на корпусе, воздушный столб внутри саксофона становится длиннее, а производимая им нота — ниже. Если клапан по старости, изношенности или из-за деформации перекрывает отверстие неплотно, происходит утечка воздуха, нота звучит тускло или неуверенно, а то и вовсе не берется. Тогда говорят: «сакс не кроет».

В любой современной стране, в том числе и в России, сейчас проблема решается просто — инструмент везут мастеру, он снимает клапана, меняет на них подушки, проверяет стальные игольчатые пружины, всякие винтики и пробочки, которые смягчают железный звук механизма, и саксофон обретает новую жизнь.

В 1959 году в Ленинграде починкой духовых, в том числе и саксофонов, занимались государственные мастерские, которые, как и вся страна, выполняли «пятилетку в 4 года». Говорили, что часам к 11 утра трезвого мастера было уже не найти. Везти туда свой антикварно-исторический саксофон я не решился. Начались собственные изыскания.

В темной комнате в раструб саксофона опускали электрическую лампочку на проводе, при тщательном разглядывании видно было, из какой щелки идет свет. Неплохой результат давала также «копирка», которую подсовывали под клапан с белым листом бумаги, так что при нажатии прорисовывался круг, по неоднородности которого можно было определить, где не кроет.