КУРСАНТ СЕЛИЩЕВ

За дверями музвзвода, несколькими ступенями ниже по этажу ходили приятели, с которыми я провел два года в одном кубрике. На площадке перед туалетом по вечерам махал полупудовыми гантелями неистовый Володя Селищев. Всех проходивших мимо он просил подержать руку с открытой ладонью, предупреждая, что ударит и что руку можно убрать, если успеешь, конечно. Володя бил с такой резкостью, что это не удавалось никому.

Он родился в Сибири, на острове Ольхон, самоучкой одолел пять иностранных языков и жил в состоянии постоянного восторга. Однажды, зайдя в кубрик, я увидел, как он нервно ходит из угла в угол, затягиваясь коротким бычком, а Валя Бочагов, славный малый, наделенный совершенно неандертальской внешностью, декламирует что-то из Рембо. «Представляешь, — сказал мне Володя с жаром, — из такого мурла французские слова вылетают!»

Володя презирал деньги и, когда они у него появлялись, тут же тратил. Вернее, раздавал долги и через день-другой снова начинал обхаживать своих кредиторов, добиваясь займа. Он просил, уговаривал, угрожал, льстил, используя все приемы, какие только мог придумать. В этом были его усилия, его труд, поэтому полученные деньги он рассматривал как честный заработок и тратил их с легкостью.

По выходным Володя набирал группу таких же как он культуристов, и они отправлялись на танцы, обычно в ДК Кирова на Васильевском острове. Перед танцами все богатыри покупали себе по маленькой водке, которую надлежало выпить без закуски, «винтом», вливая в горло так, чтобы кадык не двигался. По этому поводу тоже велись пространные теоретические беседы.

На танцах они искали ратного подвига, и если удавалось завязать драку, вся пятерка вставала спиной к стене и четкими ударами вырубала ряды противника. Однажды в разгар битвы перед бойцами появился наряд курсантов во главе с офицером. Не замечая погон и глядя только в цель, на подковообразно изогнутое corpus mandibulae, Володя отточенным ударом убрал и офицера.

Офицер оказался командиром роты нашего же училища, он попал в больницу с серьезным переломом челюсти, и скандал замять не удалось. Володю исключили, отдали под суд, он сидел под следствием в «Крестах», где все его звали Боцманом.

Отсидев срок, он подался на Дальний Восток, шкерил рыбу на траулере. В путину, работая по 16 часов, он случайно отрубил себе палец.

Как-то на Невском я встретил Селищева обозленным, с потемневшим лицом, и вспомнил длиннющую поэму на английском, которую он написал для стенгазеты еще на втором курсе. Поэма была посвящена приключениям курсанта в увольнении и начиналась словами:

To catch a fancy of a girl

You must be shaven, first of all…

По рукам ходили размытые машинописные листки с «Курсантской поэмой», авторство которой уже тогда было утрачено, нынче утерян и текст. В голове у меня сохранились некоторые строфы, которые я, пользуясь случаем, хочу воспроизвести. Жалко, если такие вирши пропадут.

Весна, весна, горит душа.

В лучах микроб о ласке грезит,

В ручьях на щепку щепка лезет,

Сезон любви открыть спеша.

На крышах, трубах, ветхих ветках

Коты ликуют в мирной качке.

Что загс для них? — сарайчик ветхий,

Что алименты? — звук потешный.

Вот так бы жить без злых напастей,

Без осложнений роковых,

Без воплей близких и родных,

Которым честь дороже страсти.

Они пойдут тропой законной,

Затянут живо в круг интриг,

И станет брат наш в краткий миг

Законным мужем дамы оной.

А что такое, спросит он, жена?

Все тот же ОРС проклятый:

Один несчастный прикреплен,

А остальные все — по блату.

Помилуй бог и сохрани

От уз семейных и печали.

Свои бестрепетные дни

Мы кончим как-нибудь, одни.

Придется, правда, от молвы

И с мужем сцену, и тревогу,

И к вендиспансеру — увы! —

Познать тернистую дорогу.

Но это все же лучше, братцы,

Чем самому стрелять в кого-то,

Пеленки мыть к позору флота

И изрыгать всю жизнь проклятья.

К венцу неопытных ведет

Медовый месяц, между прочим.

Женись, вкуси восторги ночи,

Аж кровь обратно потечет,

Аж сердце перестанет биться,

Когда, закончив брачный пир,

Забыв в восторге целый мир,

Ты поспешишь уединиться

С красоткой, ставшею женой,

В тот мир, где нега и кровать,

Сжигаем мыслию одной.

Не строить ночью, а ломать!

Она невинна. Ты недаром

Так долго ждал. И вот она,

Как снег, чиста и холодна

Под сладострастным одеялом.

Мгновенье, два — и ты как пешка,

И ты взываешь: есть ли Бог?

Что это — жизнь или насмешка?

Судьбы безжалостный подлог?

Но ты взгляни на дело смело,

Свои грехи пересчитай,

Смирись и молча продолжай

Друзьями начатое дело.

Смешно, не правда ли? Но это —

Лишь первый пункт твоих невзгод.

Твоя душа, душа эстета,

Еще не то переживет.

Работать будешь, как скотина,

В суете дней уют творя.

Вот тут поймет душа твоя,

Что значит — брак и дисциплина!

Пройдет веселой жизни год.

Все та же музыка и тема.

И в голове твоей проблема:

Петля, могила иль развод!

Были там строки о приезде героя на побывку в родной дом:

И под родительским забором

Ромашки окропил с напором,

Как нас учил майор медслужбы…

Или тема застолья:

И в затуманенном стакане

Поднес он яд к своим губам

И к огуречным берегам

Поплыл в этиловом тумане…

Загрузка...