Интеграл похож на саксофон

ОРКЕСТР БЕННИ ГУДМЕНА

Сохранились кадры кинохроники, запечатлевшие рукопожатие советского вождя Никиты Хрущева и американского джазмена Бенни Гудмена. В начале марта 1962 года с Соединенными Штатами был подписан двухгодичный договор о культурном обмене. СССР включил в список балет Большого театра, Симфонический оркестр Ленинградской филармонии и Украинский ансамбль танца, а американцы предложили джаз-оркестр Бенни Гудмена.

Поначалу советская сторона на это не соглашалась, поскольку джаз — продукт разложившейся буржуазной культуры. На что американцы ответили: Бенни Гудмен играет и классическую музыку. Этот довод оказался убедительным. Бенни Гудмену дали зеленый свет.

Госдепартамент США организовал гастроли с размахом — пять недель, шесть городов, тридцать концертов (в Ленинграде, Москве, Киеве, Ташкенте, Тбилиси и Сочи). Время было напряженное, между берлинским кризисом и кубинским, который тогда еще только назревал. Бдительным гражданам, не говоря уже о «рыцарях щита и меча», было ясно: это идеологическая диверсия, вода на мельницу американского империализма. Поэтому милые выходки Бенни Гудмена, широко освещавшиеся в родной Америке, глухо замалчивались в советской печати.

Например, Бенни появился на Красной площади с неразлучным кларнетом. Шла смена караула у мавзолея Ленина, кремлевские курсанты маршировали, высоко вздымая ноги и печатая шаг по брусчатке. Четко, ритмично. Завороженный этим ритмом Бенни Гудмен тут же вынул кларнет и сыграл народную песенку «Pop Goes The Weasel». Представляю себе заголовок: «Король свинга играет джаз в сердце коммунизма под аккомпанемент солдатских сапог!»

Ленинградские концерты оркестра Бенни Гудмена проходили на Зимнем стадионе, напротив дома 33 по улице Ракова (Итальянской), где я после войны жил с родителями. Американцев поселили в «Астории», рядом с Исаакиевским собором. Стояла теплая солнечная погода, и мы с Вольфом курсировали между этими двумя точками, стараясь познакомиться с музыкантами. Мы были не одни такие, всех джазменов города охватила лихорадка. Шутка ли — альт-саксофонист Фил Вудз, тенорист Зут Симс, вибрафонист и пианист Виктор Фельдман! Мы их столько слушали, столько читали о них, а тут представилась возможность увидеть воочию, как они играют, даже поговорить с ними!

Мы понимали, что дело это опасное, что за американцами будут следить, но нам было на все плевать. Заокеанские гастролеры тоже хотели познакомиться с местными музыкантами — может, они задание Госдепа выполняли. Как бы то ни было, кто-то рискнул организовать джем-сейшен, насколько помню, в Ленинградском университете.

Из воспоминаний барабанщика октета ЛИТМО Сергея Лавровского

Из воспоминаний басиста оркестра Бенни Гудмена, Билла Кроу.

Зут Симс дул в сакс, прихлебывая водку по-американски, из горлышка. Он был уже порядочно пьян, но на его игре это никак не отражалось — видимо, способность импровизировать у него отключалась только после потери речи и ходьбы.

В конце сейшена, когда подошла пора складывать инструмент, я набрался смелости и попросил Зута попробовать его саксофон. В наши политкорректные и гигиенически продвинутые времена такая просьба прозвучала бы совершенно неуместной, но тогда нравы были проще. Зут махнул рукой — валяй, пробуй. Саксофон оказался совсем новый, очевидно, играть на нем начали недавно. Нам потом пояснили, что Госдепартамент счел, что важный культурный визит в СССР со старыми облезшими инструментами может создать неправильное представление о Соединенных Штатах Америки. Фирма «Сельмер», изготовители духовых инструментов, исполнила патриотический долг и подарила полный комплект саксофонов.

Звук саксофона начинается с колебания трости, пищика из плотного тростника. Чем тоньше трость, тем легче на ней играть, но звук при этом получается жидковатый, зудящий. Трости делают легкие и тяжелые, по номерам. Скажем, самая известная фирма «Рико» маркирует их номерами 1.5, 2.0, 2.5 и так далее до 3.5. Когда здоровье позволяло, я играл на 2.5, но чаще всего на втором номере. Каждый устанавливает для себя свой компромисс между усилием и звуком. Благородный круглый и мощный звук требует тяжелой разыгранной трости.

Я предполагал, что трость у Зута Симса будет тяжелой. Но — не настолько. Приложив мундштук к губам, я напрягся и дунул что было сил, но ничего похожего на звук Зута Симса у меня не получилось. Стало ясно, что дело не в инструменте.

Мы с Вольфом подружились с вибрафонистом Виктором Фельдманом. Уезжая, он оставил нам свой серый со стальным отливом дакроновый пиджак. Это была одежда из космоса, в нем не имелось подкладки, холста, волоса, выделанной пузырем груди — всего того, чем советский пиджак снабжен по ГОСТу. Это нечто легчайшее, немнущееся и идеально скроенное. Носить такое было бы святотатством.

Пиджак этот несколько лет висел у Вольфа на стене, как произведение искусства.

Из воспоминаний Билла Кроу.