МУЗЫКА ДЛЯ ТОЛСТЫХ

Корни сексуальной ревности и завистливого страха, возведенных в государственную политику, можно увидеть еще у пролетарского писателя Максима Горького, который в 1928 году из итальянского Сорренто разразился в газете «Правда» знаменитой статьей.

…в чуткую тишину начинает сухо стучать какой-то идиотский молоточек — раз, два, три, десять, двадцать ударов, и вслед за ними, точно кусок грязи в чистейшую, прозрачную воду, падает дикий визг, свист, грохот, вой, рев, треск; врываются нечеловеческие голоса, напоминая лошадиное ржание, раздается хрюканье медной свиньи, вопли ослов, любовное кваканье огромной лягушки; весь этот оскорбительный хаос бешеных звуков подчиняется ритму едва уловимому, и, послушав эти вопли минуту, две, начинаешь невольно воображать, что это играет оркестр безумных, они сошли с ума на сексуальной почве, а дирижирует ими какой-то человек-жеребец, размахивая огромным фаллосом.

Это — музыка для толстых. Под ее ритм во всех великолепных кабаках «культурных» стран толстые люди, цинически двигая бедрами, грязнят, симулируют акт оплодотворения мужчиной женщины. Это — эволюция от красоты менуэта и живой страстности вальса к цинизму фокстрота с судорогами чарльстона, от Моцарта и Бетховена к джаз-банду негров, которые, наверное, тайно смеются, видя, как белые их владыки эволюционируют к дикарям, от которых негры Америки ушли и уходят все дальше.

Нечеловеческий бас ревет английские слова, оглушает какая-то дикая труба, напоминая крики обозленного верблюда, грохочет барабан, верещит скверненькая дудочка, раздирая уши, крякает и гнусаво гудит саксофон. Раскачивая жирные бедра, шаркают и топают тысячи, десятки тысяч жирных ног. Наконец музыка для толстых разрешается оглушительным грохотом, как будто с небес на землю бросили ящик посуды.

Горький М. О музыке толстых // Правда. 1928. 18 апр.

Из Италии Горький возвратился в СССР в 1932 году, с его возвращением связано у нас семейное предание. Мой отец плавал тогда старшим помощником на пароходе «Жан Жорес», осенью того года судно оказалось в одном из итальянских портов. Срочной телеграммой капитана и его вызвали в советское посольство.

«Мы приезжаем в Рим, — рассказывал отец, — а там торжества, идет парад во главе с Муссолини. Мы спрашиваем, по какому поводу. А нам отвечают: как, вы не знаете? Десятилетие фашизма!» Советский посол Потемкин устроил морякам прием, на котором предложил доставить Алексея Максимовича Горького в СССР. Горького уже приглашали плыть на пассажирском теплоходе первым классом, но он отказался и заявил, что «хочет быть с обыкновенным народом». Так и получилось, что выбор пал на «Жан Жорес».

Горькому отвели каюту капитана, а в каюте отца разместились сын Горького, Максим Пешков (убит в 1934 г.), и две его внучки, Марфа и Дарья. Были там и бывшая гувернантка, которая по настоянию Алексея Максимовича пошла учиться медицине и к тому моменту стала домашним врачом, а также личный секретарь Крючков, впоследствии расстрелянный.

Судно шло запланированным рейсом, зашли в Геную, догрузились, потом взяли курс на Одессу.

По приглашению турецкого правительства заходили в Константинополь. «Мы остались на борту, — вспоминал отец, — Горький сошел на берег, Партия труда принимала его у себя. А мы полицейских опоили настолько, что они не смогли выполнять своих обязанностей».

Советское правительство хотело принять Горького с высокими почестями, у Сталина были на него виды. Поначалу «Жан Жорес» должны были сопровождать эскадренные миноносцы Черноморского флота, но Горький от этого отказался. Отец рассказывал: «Он очень хорошо вел себя на судне, завтракал с нами в кают-компании, а когда проводили политзанятия, то всегда присутствовал и говорил лектору, что тот неверно докладывает историю партии».

В Одессе все подготовили к историческому моменту.

Причал был оцеплен войсками НКВД, прямо к судну подогнали личный вагон Генриха Ягоды, наркома внутренних дел, для следования семьи Горького в Москву. На причале рабочие делегации с заводов и фабрик со знаменами и транспарантами под звуки духового оркестра приветствовали возвращение на родину знаменитого земляка, задержавшегося в Италии на 11 лет.

Но вот смолкли трубы, отзвучали приветственные речи, слово дали Горькому. Тысячи лиц, устремленных на него, затаили дыхание. Какие слова произнесет автор знаменитого «Буревестника»? «Ну что? — донеслось с трибуны. — Пришли пролетарского писателя послушать?» «Ур-р-рра-а! — прокатилось по причалу. «Шли бы вы лучше работать!» С этими словами классик со своим сопровождением пошел к вагону главы НКВД, трубы грянули туш. Возвращение состоялось. Жить Горькому оставалось четыре года.

Из личной переписки


В порту Феодосии Горький проработал всего два дня, и то говорят, на песчаном карьере. Однако и этого было достаточно для того, чтобы улицу с потрясающе красивым названием Итальянская переименовать его именем, вернее, псевдонимом.

Касательно «Жана Жореса». Трагична судьба этого теплохода. В период высадки феодосийского десанта он несколько раз приходил в порт. 16 января 1942 года в 21 час 00 мин. при входе в феодосийский порт «Жан Жорес» подорвался на магнитной мине и затонул, погибло около 40 человек. Какое-то время были видны его надстройки, после 1960-х годов их срезали. В настоящее время он так и покоится на месте своей гибели, над которым установлен памятный знак.

Шляхов В. Феодосия, Крым.

Загрузка...