Пенсионная система перед бурей. То, что нужно знать каждому о финансовом будущем своей страны

Накопление капитала

Серьезное критическое замечание в адрес пугающего поколенческого учета, описанного в главе 2, состоит в том, что он игнорирует реакцию макроэкономики на демографический переход. Экономисты называют эту обратную связь эффектом общего равновесия. И эффекты общего равновесия могут быть довольно существенными. Представим, что они идут на пользу экономике. Тогда налоговая база значительно вырастет и при тех же самых ставках можно будет собирать больше налогов. Это означает ослабление фискальных проблем. Но, с другой стороны, если эффект общего равновесия носит негативный характер, наши фискальные проблемы будут усиливаться.

В данном контексте нас интересует следующая макроэкономическая обратная связь: влияние старения населения на накопление капитала, то есть на рост величины капитала на одного работника. Термин капитал, как уже отмечалось, означает оборудование, заводы, коммерческие структуры и прочие инструменты, которые используются работниками для производства всевозможных товаров и услуг. Снабжая работника большим количеством более совершенных орудий труда, мы повышаем его производительность. В условиях конкурентного рынка труда это ведет к тому, что работнику платят больше, что, в свою очередь, способствует увеличению базы налогов на заработную плату. При повышении заработной платы можно собирать при неизменных ставках подоходного налога и налога на заработную плату бо́льшие суммы налогов. Таким образом, накопление капитала помогает ограничить, причем весьма значительно, рост налоговых ставок, который в противном случае понадобился бы для выплаты пенсий будущим пенсионерам.

Поразительно, но вместо того чтобы молить о накоплении капитала, которое может спасти от последствий старения, мудрецы с Уолл-стрит рвут на себе волосы в предвидении такой перспективы. Они решили, что беби-бумеры при выходе на пенсию выбросят на рынок столько богатства, что возникнет катастрофический избыток капитала. (Напоминаем, что богатство – это титулы собственности на капитал, так что чем больше богатство, тем больше капитал.) На Уолл-стрит вообразили, будто все беби-бумеры в один и тот же день выбросят свои активы на рынок, чтобы оплатить счета за пребывание в домах престарелых. Одновременно рухнут рынки акций, облигаций и недвижимости. Банки закроются. Доллар превратится в пыль. Брокеры повыпрыгивают из окон своих офисов (в старых зданиях, где окна открываются). И тому подобное.

Однако Уолл-стрит может спать спокойно: даже если бы впереди нас ожидало значительное накопление капитала, нет оснований опасаться, что экономический процесс, который растянется не на дни и недели, а на десятилетия, может привести к краху рынка. Самые старые беби-бумеры на 18 лет старше самых молодых, и они выйдут на пенсию не в один день и даже не в одно десятилетие.

Но главное, Уолл-стрит может расслабиться потому, что, как известно экономистам, накопления капитала не будет. Вместо этого нас ждет уменьшение капитала в расчете на одного рабочего, снижение производительности и реальной заработной платы (если не учитывать возможного роста двух последних показателей вследствие технологического прогресса). Иными словами, старение нации не поможет экономике, а повредит ей и придавит наших детей двойным бременем. Их ждут не только заоблачные налоги, но и более низкая реальная заработная плата (если не считать ее роста, соответствующего технологическому прогрессу).

Причина прогнозируемого дефицита капитала кроется в ожидаемом в следующие тридцать лет росте налоговых ставок. Более высокие налоги настолько основательно вытянут из реальной заработной платы беби-бумеров и поколения X (которым сейчас 20 – 30 лет) те деньги, которые в противном случае они сберегли бы на старость и инвестировали в капитал, что вместо избытка нас ждет сильнейшая нехватка капитала.

Каким образом экономисты смогли прийти к такому выводу? Созданием имитационных компьютерных экономических моделей, которые учитывают как изменение возрастной структуры населения, так и результирующие изменения фискальной политики. В моделях жизненного цикла семьи (или, на экономическом жаргоне, домохозяйства) живут столько же, сколько и настоящие, имеют такое же число детей и работают до 60 – 65 лет. Из дохода, остающегося после уплаты налога, семьи откладывают деньги на старость, а также оставляют наследство своим детям.

Имитационные модели учитывают все основные переменные фискальной политики, в том числе системы социального страхования, Medicare, бюджетный дефицит, федеральные подоходные налоги на личные доходы и на корпорации, подоходные налоги штатов, акцизы и налоги с продаж, взимаемые федеральными властями и властями штатов. Модели фискальной политики калибруются таким образом, чтобы они генерировали реалистические экономические, демографические и фискальные параметры, в том числе уровень сбережений, возрастную структуру и ставку налога на заработную плату.

В этих моделях поколения перекрывают друг друга в том смысле, что в любой момент времени в экономике присутствуют и взаимодействуют семьи всех возрастов. Семьи различаются не только по году появления, но и по величине доходов, получаемых на протяжении жизненного цикла. Включение в модель этой характеристики имеет большое значение: в этом случае модель не только выявляет поколения, особенно страдающие от реагирующей на старение нации политики, но и выявляет в этих поколениях группы – бедные, средний и высший классы, – на которые ложится главный удар. Как мы покажем в главе 6, нынешним и будущим малоимущим действительно нужно быть настороже. Два вероятных направления будущей политики – резкое повышение налогов на заработную плату и ощутимое уменьшение пенсий по социальному страхованию и объемов пособий, выплачиваемых в рамках программы Medicare, – особенно сильно ударят по людям с низкими доходами.

Создание и настройка динамической имитационной модели жизненного цикла требует большой работы, на которую обычно уходит целый год или даже больше. Программный код, которым можно наполнить небольшую книжку, нужно тщательно проверить и убедиться, что все экономические субъекты, включая правительство, живут по средствам. И хотя сегодняшние мощные компьютеры работают поразительно быстро, на вычисления могут потребоваться дни, потому что модели должны нащупать траекторию перехода к новому общему равновесию. В данном случае имеется в виду траектория развития экономики, после того как присутствующие в модели семьи и предприятия начнут верно воспринимать направление движения экономики и особенности фискальной политики, к которым нужно приноровиться.

Сходимость траектории перехода экономики к общему равновесию (нащупывание траектории) требует множества итераций, потому что приходится разрешать надоевший всем вопрос о курице и яйце, который экономисты именуют проблемой одновременности. Проблема возникает из-за того, что экономические решения относительно, скажем, размера сбережений на старость и числа нанимаемых рабочих, которые принимают семьи и предприятия внутри модели в каждый данный период, зависят от их оценки будущей величины заработной платы, процентных и налоговых ставок, а также других переменных. Но будущие значения этих переменных зависят от того, что происходит в настоящем. Например, текущий уровень сбережений определяет объем капитала в будущем. Объем капитала в будущем помогает выяснить уровень будущей заработной платы. Уровень будущей заработной платы влияет на размер будущей базы налога на заработную плату. А уж он, в свою очередь, влияет на уровень будущих ставок налогов на заработную плату.

Получается, что сегодняшние решения зависят от того, что получится в будущем, но само будущее определяется сегодняшними решениями. Единственный способ решения этой проблемы заключается в том, чтобы одновременно находить текущие решения и будущие результаты, откуда и название – проблема одновременности. На практике решение начинается со случайного назначения величины будущих результатов. Потом, на основании этих случайных величин, вычисляют текущие решения.

Затем текущие решения используют для того, чтобы обновить догадки о будущих результатах, на основании которых генерируют новый набор текущих решений, потом новый набор будущих результатов и т. д., пока модель не сойдется. Сходимость в данном случае означает, что программа нашла набор текущих решений, порождающих те же самые будущие результаты, что были наугад заданы в предыдущей итерации и использованы для определения текущих решений.

Чтобы удостовериться в том, что модель работает как следует, экономисты обычно задают стабильные демографические параметры и простую фискальную политику, которые не слишком напрягают имитационную модель. После полного тестирования экономисты получают представление о том, в какой мере модель может работать с реальными политическими, экономическими и демографическими параметрами.

Эти модели – не совсем то же самое, что лабораторные подопытные крысы, но они помогают судить о том, какой уровень налогообложения способна выдержать экономика. Результаты моделирования отчетливо свидетельствуют, что экономика может попасть в очень скверную ситуацию – и остаться там. На самом деле, если правительство слишком затянет с приведением своего фискального хозяйства в порядок, модель объявит что-то вроде забастовки – она не будет сходиться. Таким образом, модель сообщает нам, что подобная фискальная политика неосуществима: невозможно вписаться в межвременное бюджетное ограничение правительства.

Новейшая и наиболее реалистическая имитационная модель, созданная экономистами для изучения демографического перехода в Америке, описана в работе «Америка: поиски выхода из демографической дилеммы» (Finding a Way Out of America's Demographic Dilemma). Исследование осуществил один из нас (Котликофф) в сотрудничестве с экономистом из Пенсильванского университета, профессором Кентом Сметтерсом и экономистом из Всемирного банка доктором Яном Уоллизером^{62}. Модель Котликоффа, Сметтерса и Уоллизера очень хорошо воспроизводит демографические прогнозы, разрабатываемые Администрацией системы социального страхования. На 2030 г. модель предсказывает рост численности населения на 22,8 %, а система социального страхования – на 22,6 %. Кроме того, модель очень хорошо воспроизводит возрастную структуру населения. Например, на 2075 г. и модель, и Администрация системы социального страхования предсказывают, что доля граждан в возрасте 65 лет и старше составит 23 %.

На основании результатов моделирования можно сделать вывод, что ставка налога на заработную плату постепенно будет расти, чтобы иметь средства лечить беби-бумеров и выплачивать им пенсии. Модель отвечает и на вопрос о макроэкономических перспективах в условиях неизменного политического курса. К сожалению, макроэкономическая ситуация будет ухудшаться. Со временем объем капитала на одного работника уменьшится на 0,3 %, а реальная заработная плата – на 10 %. Неблагоприятные экономические перспективы должны, по идее, обрадовать Уолл-стрит, потому что ее ждет долгосрочный рост реального дохода на капитал на 300 базовых пунктов (3 %. – Прим. пер.).

Почему нас ждет дефицит капитала и, как следствие, падение заработной платы и повышение дохода на капитал? Cherchez les taxes – ищите налоги. Модель предсказывает, что со временем ставка налога на заработную плату удвоится, а ставки подоходного налога возрастут на 10 %. В результате такого роста у присутствующих в модели беби-бумеров и представителей поколения X будет не много возможностей скопить на старость.

В условиях прогнозируемого моделью роста налогов и падения реальной заработной платы зарплата наших детей окажется на 40 % меньше, чем у нас сейчас. Здесь не учитываются возможности будущего роста заработной платы благодаря технологическому прогрессу, но, каким бы он ни был, наши дети будут зарабатывать на 40 % меньше, чем при другом сценарии развития событий. Иначе говоря, мы. идем к тому, чтобы лишить наших детей двух пятых их экономического наследства – способности зарабатывать упорным трудом – из-за нашего нежелания немедленно заняться выправлением ситуации.

Технологические изменения тоже не падают с неба. Да, всегда найдутся гении, готовые одарить нас блестящими открытиями и изобретениями, но им надо платить, да и воплощение их идей в жизнь требует денег. А когда страна меньше сберегает и инвестирует, она в том числе меньше вкладывает в исследования и разработки. Более того, бо́льшая часть новых технологий предстает перед нами в виде новых машин. Так что, если инвестиций будет меньше, меньше станет и новых машин, а темпы технологического прогресса окажутся ниже. Экономисты полагают, что примерно половина технологического прогресса воплощается в новых средствах производства, значит, повышенные налоги задавят новые капиталовложения и существенно замедлят технологический прогресс.

Капитал идет туда, где меньше рисков и больше возможностей. Мы привыкли думать, что Америка всегда будет в зените могущества, что наши технологии всегда будут лучшими и что ни одна страна не сможет нас превзойти. Однако исторические перспективы выглядят не столь радужно.

Сегодня производственные инвестиции потоком идут в Китай, который быстро превращается в ведущего мирового производителя дешевых товаров. Промышленные производства уходят не только из Соединенных Штатов, но и из тех стран, куда они когда-то мигрировали из США, например из Мексики. Разумеется, в Мексике рабочая сила стоит чудовищно дешево, но чего ради строить заводы там, если в Китае есть столь же надежные, но еще более дешевые трудовые ресурсы?

В книге The Clash of Civilization and the Remaking of World Order гарвардский профессор Сэмюэл Хантингтон отмечает, что некогда Индия и Китай были лидерами мирового производства. В 1750 г. в них производилось более 50 % мировой промышленной продукции, но они попались в ловушку «деиндустриализации», когда на Западе начался быстрый подъем технологий и производительности труда. Их доля в мировом производстве упала с 57 % в 1750 г. до всего лишь 5 % в 1913 г. За тот же период доля западных стран в мировом производстве выросла с 18 до 82 %.

«Начиная с середины XIX века, – пишет Хантингтон, – доля Запада в мировом промышленном производстве стала стремительно расти, достигнув своего пика в 1928 г. – 84,2 %. После этого доля Запада снижалась, поскольку темпы роста его производства остались скромными, в то время как менее индустриализованные страны резко увеличили выпуск продукции после Второй мировой войны. К 1980 г. доля Запада в выпуске продукции обрабатывающей промышленности составляла всего 57,8 %, примерно столько, сколько было и 120 лет назад, в 1860-е гг.»^{63}.

По мнению Хантингтона, промышленное доминирование Запада – всего лишь двухсотлетний исторический эпизод. Если это так, – а заметьте, что доля Запада в мировом производстве достигла пика 75 лет назад, – мало причин верить, что Америку ждет повышение капиталовооруженности труда. Намного вероятнее, что Китай и другие развивающиеся страны будут привлекать все бо́льшую долю американского капитала, оставляя нашим рабочим все меньше орудий производства и все меньшую заработную плату для оплаты налогов.