Помощь из-за рубежа
Смогут ли США восполнить грядущий дефицит импортом капитала из-за рубежа? Очень не хочется выглядеть ноющими набобами негативизма (как назвал в свое время прессу Спиро Агню, вице-президент времен Никсона), но вынуждены ответить отрицательно. Введение в модель фактора международных потоков капиталов не улучшает, а напротив, существенно портит картину.
Экономика США – это открытая экономика, в том смысле, что она открыта для международной торговли и инвестиций. Иностранцы вольны вкладывать свои сбережения в нашу страну, но могут также изымать отсюда свои активы, если смогут получить больший доход в другом месте. Мы регулярно впадаем в панику из-за того, что японцы могут не явиться на очередной еженедельный аукцион (по продаже государственных облигаций) в Министерство финансов.
Мы тоже можем взять свои денежки и уйти, хотя так поступают немногие. Диверсификация активов – одна из любимых мантр финансистов, но большинство людей совсем или почти совсем не вкладывают деньги за рубежом. При соответствующих условиях все может измениться.
Инвестиции в экономику США идут главным образом из Японии и Европы. Помимо американцев японцы и европейцы – единственные «жирные коты» на крыше. Если сложить активы, принадлежащие американцам, японцам и европейцам, получится основная часть мирового богатства. Для того чтобы иностранные инвестиции восполнили нехватку капитала в Америке, не только нам самим придется оставить свое барахлишко дома – японцам с европейцами тоже нужно будет вкладывать деньги в США.
К сожалению, японцы и европейцы стареют еще быстрее, чем мы. Это, а также относительно более высокие расходы на престарелых, делают фискальную ситуацию в Японии и Европе даже более скверной, нежели в Соединенных Штатах. Подобно США, Япония и Европа мало что или вовсе ничего не делают для решения своих проблем. Недавние пенсионные реформы в Германии и Италии были чисто косметическими. Во Франции всякая попытка приступить к публичному обсуждению пенсионной реформы кончается всеобщей забастовкой. А Япония настолько озабочена проблемами рецессии и дефляции, что любые разговоры о фискальных ограничениях здесь кажутся нелепыми.
В конце ноября 2004 г. главный экономист ОЭСР Жан-Филипп Коти предупредил, что демонстрируемая почти всеми ведущими экономиками мира неспособность адекватно подготовиться к фискальной реальности старения населения и справиться с хроническим бюджетным дефицитом представляет потенциальную опасность для будущих поколений. Если в ближайшее время ничего не будет сделано, «мы завещаем своим детям мизерный запас капитала ‹…› Мы жертвуем нашими детьми»{64}.
Все это означает, что Японию и Европу ждет еще более жесткий дефицит капитала, чем Соединенные Штаты. Поэтому в будущем потоки капитала направятся не из Японии и Европы в США, а в обратном направлении. Иностранцы прекратят вкладывать деньги в нашу страну, и положение станет еще хуже, так как мы сами будем вкладывать капитал за границей, например в Азии.
Это свидетельствует о том, что грядущий дефицит капитала будет еще сильнее, чем предсказывает модель Котликоффа – Сметтерса – Уоллизера (представляющая собой модель закрытой экономики, в которой нет международной торговли и международного движения капитала). Именно такой результат получил Котликофф в результате исследования, проводимого в настоящее время совместно с профессором Гансом Фером из Вюртцбергского университета. Они занимаются расширением модели Котликоффа – Сметтерса – Уоллизера, которая на этот раз охватит все три региона в единой модели старения и международной мобильности капитала. Предварительные результаты (для США) свидетельствуют о долгосрочном падении заработной платы после уплаты налогов (без учета влияния технологических изменений) почти на 20 %, что вдвое превосходит снижение, предсказанное в предыдущей модели. Надежда на папочку с мамочкой
Несколько лет назад, когда фондовый рынок был на подъеме, брокеры по всей стране принялись фантазировать о 14 трлн долл., которые должны достаться беби-бумерам от их родителей. Ожидалось настолько огромное наследство, что беби-бумерам оставалось только гоняться за брокерами, чтобы те пристроили их деньги. Оценка в 14 трлн долл. появилась в результате исследования двух экономистов, Роберта Эвери и Майкла Рендалла, опубликованного Американской статистической ассоциацией{65}.
При внимательном рассмотрении работа Эвери – Рендалла оказывается фальшивкой. Непонятно только, авторы дурачили только публику или и самих себя тоже. Их 14 трлн долл. – это вовсе не наследство исключительно беби-бумеров, но каждого, кто получит наследство в ближайшие полстолетия. Сюда входят поколение X, дети беби-бумеров и даже их родители. Более того, в работе просто суммируется годовая сумма наследуемого имущества по стране без учета межвременного изменения ценности денег, то есть того факта, что доллар, полученный сегодня, сто́ит намного больше, чем тот, который будет получен в 2050 г. Наконец, в работе даже не делается попытка сопоставить разные группы больших чисел, скажем, наследство и сумму общего дохода беби-бумеров.
Ответ Эвери и Рендалла сомнителен, но вопрос они задали любопытный. И впрямь, сколько получат беби-бумеры, когда их родители отправятся в мир иной? Могут ли беби-бумеры в качестве средств к существованию на старости лет полагаться на наследство в большей степени, чем в свое время их родители? Будет ли наследство достаточно велико, чтобы защитить их от неминуемого сокращения пенсий, выплачиваемых системой социального страхования, и пособий по программе Medicare?
Чтобы ответить на этот вопрос, Джагадиш Гохейл и, разумеется, Котликофф измерили поток наследств как долю потока трудовых доходов. Как и Эвери и Рендалл, они использовали обзор Федерального резерва, в котором несоразмерно представлены богатые и «уничтоженные» (killed-off) члены выборки в соответствии с вероятностью их смерти. Затем они задались вопросом, сколько оставили бы эти назначенные к смерти в виде имущества и страховых полисов, если бы они действительно умерли. В отличие от Эвери и Рендалла Гохейл и Котликофф сопоставили результаты на конец 1990-х с результатами на начало 1960-х гг. Обнаружилось, что сегодня величина наследства составляет примерно ту же долю трудового дохода, что и сорок лет назад. Иными словами, беби-бумерам не приходится рассчитывать, что наследство поможет им в старости в большей степени, чем их родителям.
А если бы на бирже отношение цены акции к доходу на акцию было ближе к исторической норме, сегодня наследство составляло бы гораздо меньшую долю по сравнению с трудовыми доходами, чем в 1960-х. Этого и следовало ожидать. Беби-бумеров очень много. И у каждого из них много родных братьев и сестер, следовательно, на каждый доллар наследства окажется много претендентов. Соотношение легко измерить, если принять, что родители старше детей примерно на 25 лет, и разделить число 40- и 50 -летних (приблизительный возраст поколения беби-бумеров) на число тех, кому сейчас от 65 до 80 лет (их родители). Сегодня это отношение примерно на 30 % больше, чем в те дни, когда родители беби-бумеров были в аналогичном возрасте.
Есть еще одна причина для предположения о том, что сегодня доля наследства относительно трудовых доходов будет меньше, чем в прошлом, – это значительное распространение в послевоенный период практики обращения состояния в пожизненную ренту (аннуитизация). А любые блага, имеющие форму пожизненной ренты, кончаются вместе с вами. Сюда входят частные пенсии, пенсии по социальному страхованию, медицинская помощь в рамках программ Medicare и Medicaid, а также трудовые доходы. Чем бо́льшая часть вашего состояния имеет форму пожизненной ренты, тем меньше достанется вашим наследникам.
Вернувшись на полвека назад, вы обнаружите, что более 80 % состояния пожилых людей имело форму однородных (торгуемых) активов, которые после смерти их владельцев доставались детям{66}. Сегодня, благодаря распространению пожизненной ренты, эта доля составляет примерно половину. Кроме того, если сохранится установившийся низкий уровень процентных ставок, пожилым, которые могли прожить на 5-процентный доход, придется превратить в пожизненную ренту дополнительную часть личных сбережений. Проведенное TIAA-GREF исследование показало, что замена портфельных активов на пожизненный аннуитет повышает шансы на долговременную финансовую стабильность владельца портфеля{67}. Поскольку больше всего пенсионеры опасаются «не останусь ли я без средств?», весьма вероятно, что в этом десятилетии пожизненные аннуитеты будут столь же популярны, как индексные фонды высокотехнологичных отраслей в конце 1990-х.
Кто виноват в этом изменении? Наш любимый дядя Сэм. Когда родители беби-бумеров еще работали, государство изъяло у них кучу денег в форме налога на заработную плату и в обмен обещало предоставить всевозможные блага от систем социального страхования и медицинского обслуживания. В результате не возникло сбережений, в которые могли превратиться средства, ушедшие на выплату налогов на заработную плату. И вместо того чтобы вступать в старость с передаваемыми по наследству личными сбережениями, родители беби-бумеров имеют лишь не передаваемые по наследству права на государственные пособия.
Имейте в виду, что у родителей беби-бумеров была возможность компенсировать принудительную аннуитизацию своих пенсионных ресурсов. Достаточно было вложить больше денег в частное страхование жизни. Но они этого не сделали. По непонятным пока причинам они уменьшили долю средств, вкладываемых в страхование жизни{68}.
Что еще хуже, родители беби-бумеров растрачивают свои средства куда быстрее, чем прежние поколения стариков. В 1960-е гг. среднестатистический 80-летний старик расходовал за год примерно 9 % оставшихся средств. Сегодня его ровесник тратит около 14 %{69}. Возросшая склонность к потреблению может отражать тот факт, что, раз уж дядя Сэм ежемесячно присылает пенсию и покрывает бо́льшую часть медицинских расходов, пожилые меньше боятся остаться без средств к существованию. Эта повышенная норма расходов в совокупности с увеличившейся продолжительностью жизни означает, что родители беби-бумеров намерены проесть большую часть активов, которые в противном случае могли бы достаться их детям.
Наконец, наследство беби-бумеров тает вследствие изменившегося отношения к наследству и наследникам. Прокатитесь-ка по Флориде (да и по другим штатам), и вы непременно увидите такую наклейку на бампере: «Пенсионер. Проедаю наследство своих детей». Эти пять слов можно было бы перевести так: «Я свое отработал. Дети пусть заботятся о себе сами. Если у них возникнут финансовые затруднения, это их проблемы. Тратить подчистую. Время веселиться!»
Трудно представить, что в 1950-е гг. кто-либо осмелился бы так высказаться публично, не говоря уже о том, чтобы гордиться подобным отношением к детям. В 1950-е семейные узы были куда прочнее. По данным переписей населения, почти все старики жили с детьми. Сегодня таких менее 10 %, и пожилого человека можно назвать счастливцем, если его дети живут в том же штате.
В этом деле есть одна постыдная тайна: беби-бумеры, вернее, очень многие из них, дали своим предкам пинка под зад{70}. Они ясно дали понять, что не против визитов, но о том, чтобы остаться надолго, и речи быть не может. Откуда это известно? Ответ: из сравнения образа жизни богатых родителей с бедными детьми и бедных родителей с богатыми детьми. В первом случае родители и дети намного чаще живут вместе, чем во втором.
Заметьте, что, когда любовь побеждает все, не имеет значения, как разделены ресурсы между стариками и детьми. Все экономические решения, начиная с того, кто с кем живет и кто сколько тратит, до вопросов о том, кто, где и как отдыхает и насколько большой дом следует купить, принимались бы независимо от того, кому принадлежат деньги – вам или вашим родителям. Любое государство, пытающееся отнять деньги у вас и передать их вашим родителям, чтобы те всё потратили, не сумело бы ничего добиться. Ваши родители поняли бы, что государство вас ограбило, и вернули деньги в виде подарка или наследства.
Такое поведение экономисты рассматривают как проявление межпоколенческого альтруизма – теоретическая гипотеза, что родители (дети) заботятся не только о своем благополучии, но и о благополучии своих детей (родителей). В США гипотеза о межпоколенческом альтруизме была проверена по данным о совместном проживании и о структуре годовых расходов. Были изучены данные по возрастным группам, по большим семьям, по нуклеарным семьям и по семьям, в которых одни члены активно обеспечивают средствами других{71}. Во всех случаях, какие бы статистические или эмпирические методы проверки ни использовались, гипотеза межпоколенческого альтруизма отвергается.
Важным свидетельством в пользу этого является то, что произошло с относительным потреблением молодых и старых. Вспомните, что вот уже пятьдесят лет наше государство занимается тем, что забирает все больше средств у работающих детей и передает их пожилым родителям в форме денежной пенсии и медицинского обслуживания. Если бы родители просто передавали соответствующие суммы назад своим детям, относительное потребление старых и молодых не изменилось бы, но ведь оно изменилось. С начала 1960-х уровень потребления пенсионеров увеличивался вдвое более быстрым темпом, чем уровень потребления работающих. В самом деле, если включить все получаемое ими медицинское обслуживание, выяснится, что родители беби-бумеров в среднем потребляют больше, чем сами беби-бумеры!{72}
Из того, что унаследованные средства в общем случае не решат ожидающие нас фискальные проблемы, не следует, что они не сыграют своей роли в судьбе отдельных беби-бумеров. Но это ведь именно те люди, о которых мы меньше всего беспокоимся. Это дети богатых, для которых пенсии по социальному страхованию – лишь жалкие гроши, те, кто не задумываясь выкладывает деньги за коронарное шунтирование. Как указывается в исследовании Гохейла – Котликоффа, наследуемое богатство (как и любое иное) распределено крайне неравномерно. Изучив доклад Федерального резерва о финансовом положении потребителей, они обнаружили: подавляющее большинство семей (92 %) сообщили, что не получали никакого наследства. Большинство наследников сообщили, что получили менее 25 тыс. долл. Лишь 1,6 % обследованных сообщили, что унаследовали 100 тыс. долл. и более, и большинство членов этой группы сами были состоятельными людьми.
Кроме того, нужно иметь в виду, что здесь мы говорим о положительном наследстве. А оно может быть и отрицательным. Отрицательное наследство достается тем детям, которым приходится поддерживать своих родителей. Отрицательное наследство может быть очень значительным, если, как это часто случается, речь идет об оплате счетов из дома престарелых. Для страны в целом поток наследств является положительным, то есть в целом дети получают больше, чем тратят на своих родителей. Но поскольку ситуация весьма асимметрична, столь же справедливо утверждение, что большинство беби-бумеров истратят на поддержку своих родителей больше, чем получат от них.