Двух вещей не миновать: смерти и роста налогов
В Америке налоги постоянно меняются. Их уменьшают, реформируют, индексируют, совершенствуют. Ими манипулируют, чтобы подтолкнуть людей к одному и отвратить от другого. Их используют для субсидирования покупки домов и для оплаты долгосрочного ухода за больными. Года не проходит без тех или иных изменений налогового законодательства. Когда дело доходит до принятия соответствующих законов, эти изменения нахваливают, обсуждают, анализируют, призывают и проклинают.
Сегодня налог на оставляемое вами наследство больше зависит от того, в каком году вы умрете, чем от величины наследуемого имущества, – если вам вообще настолько повезло, что есть смысл тревожиться о завещании. Что еще хуже, закон, понизивший в 2003 г. налоги в целях увеличения числа рабочих мест и стимулирования экономики (Jobs and Growth Tax Relief Reconciliation Act), вообще создал предельную неразбериху относительно будущих налогов. Действующий закон устанавливает, что к концу десятилетия решение о снижении налогов перестанет действовать. Никто, разумеется, не верит, что именно таково было истинное намерение Конгресса. Все считают, что пункт о сроке прекращения действия закона был вставлен ради того, чтобы будущие бюджетные дефициты казались искусственно заниженными. Тем не менее закон говорит, что ставки налогов будут повышены.
Другим ключевым фактором неопределенности является альтернативный минимальный налог (alternative minimum tax, AMT). Первоначально он был введен для того, чтобы помешать богатым избегать налогообложения с помощью налоговых убежищ и других лазеек, но этот налог не индексируется ни по инфляции, ни по росту реальной заработной платы. Так что если закон не будет скорректирован, дело кончится тем, что платить альтернативный минимальный налог будет значительная часть среднего класса. И опять-таки, все ждут, что закон будет изменен. Но пока этого не случилось, никто не может сказать, какими будут налоги не то что в дальней, но и в ближней перспективе.
Несмотря на такое непостоянство, налоговые сборы федерального правительства на протяжении очень долгого времени отличаются завидной стабильностью. Не принимайте этих слов на веру, загляните в Бюджет правительства Соединенных Штатов за 2004 г. и проверьте сами{114}. Здесь, на страницах 23 и 24 вы найдете данные о доходах, расходах, дефиците или профиците федерального бюджета, выраженные в процентах к ВВП. Если доходы бюджета постепенно росли в период с 1930 по 1943 г., когда они увеличились с 4,2 до 13,3 % ВВП, то начиная с 1944 г. и по наши дни они были достаточно стабильны.
Насколько стабильны?
Если не считать 1949 и 1950 гг., разброс бюджетных доходов не превышал 5 процентных пунктов: от 20,9 % в военном 1944 г. до 16,1 % в 1959 г. Если вас интересует статистика, в течение пятидесяти пяти лет бюджетные доходы составляли в среднем 18 % ВВП, а величина среднего отклонения равна всего 1,27 %.
Это означает, что 2/3 времени бюджетные доходы составляли от 16,7 до 19,3 % ВВП. Только в восьми случаях они были больше 19,3 %. Это 1944 и 1945 гг. (Вторая мировая война), 1969 г. (война во Вьетнаме), 1981 г. (сильная рецессия) и период с 1998 по 2001 г. (отражение дутого подъема фондового рынка). В этот период ставки налога на самые большие доходы колебались от 35 % (в настоящее время) до 94 % (1944–1945 гг.). Ставка налога на заработную плату составляла 1 % в 1944 г. (наемные работники) и 7,65 % в настоящее время. В сущности, наши друзья из Вашингтона уже давно ставят на нас опыты, но совокупный объем налоговых поступлений остается поразительно стабильным. Нетрудно прийти к мысли, что практический потолок федеральных налоговых сборов составляет 20 % ВВП. Но от 20 % ВВП до того уровня налогообложения, который нам потребуется с учетом того, что нас ждет, далеко, как до звезды.
Размышляя о необходимости будущего увеличения налогов, нужно осознать и то, что в будущем налоговая база не станет расширяться так, как это бывало в прошлом. В 1960-е гг., по данным Министерства труда, рост занятости опережал рост численности населения. То же самое имело место в 1970-е, 1980-е и 1990-е гг. Главным источником роста доли занятых на протяжении сорока лет был приток женщин на рынок труда.
В 1960 г. 2/3 рабочих мест занимали мужчины. К 2000 г. положение почти выровнялось: 53 % рабочих мест занимали мужчины и 47 % – женщины. За эти сорок лет доля работающих среди мужчин снизилась с 83 до 75 %. Это уменьшение было с лихвой перекрыто повышением доли работающих женщин – с 38 до 60 %.
Если представить этот процесс как конкуренцию за рабочие места, то женщины победили. За полвека, с 1950 по 2000 г., численность занятых выросла с 62,2 до 140,9 млн человек. Прирост составил 78,7 млн, что почти равно современной численности населения Германии. При этом число женщин в составе рабочей силы выросло с 18,4 до 65,6 млн (рост на 47,2 млн). Иными словами, женщины захватили шесть позиций, а мужчины – только четыре.
Писатель Джордж Гилдер, еще до того как сделался апостолом телекосма, был так встревожен данным явлением и его воздействием на деликатную психику американских мужчин, что написал об этом книгу «Сексуальное самоубийство» (Sexual Suicide), которая была опубликована в 1973 г.{115} На суперобложку вынесли предостережение об «опасных социальных, экономических и политических последствиях так называемой сексуальной революции, особенно программных требований движения за освобождение женщин».
Если отставить в сторону приапические страхи, приток женщин на рынок труда оказался весьма полезен для государственных доходов. Число работающих – точнее, налогоплательщиков – росло быстрее, чем численность населения. Что еще лучше, бо́льшая часть новых работников были женщинами – они платили все налоги, но в очень малой степени повышали долгосрочные правительственные обязательства.
Почему?
Все очень просто. Создатели системы социального страхования исходили из господствующего в то время представления о социальной структуре, согласно которому мужчины были не главными источниками семейного дохода, а просто-напросто единственными. По достижении пенсионного возраста пенсия женщин рассчитывалась на основе заработков их мужей. Пока муж был жив, жена получала пенсию, составлявшую половину от его пенсии. Когда он умирал, она получала ту пенсию, которая оказывалась больше, и все это – не заплатив ни цента в систему социального страхования.
Потом к армии труда присоединилась Рози-клепальщица. Она зарабатывала меньше мужа, но честно платила свой налог с заработной платы. Когда она завершала работу, ее пенсия была не намного больше той, которую она получала бы, ни дня не работая (по крайней мере, пока ее муж был жив и получал свою пенсию), но свою долю в систему социального страхования она внесла полностью. По сути дела, она оплатила пенсию, которая и так была ей предназначена. Трудно представить себе ситуацию, более благоприятную для государственного бюджета.
Сегодня все изменилось.
В первое десятилетие XXI века рост числа занятых будет равен росту населения. В 2010-х, 2020-х, 2030-хи 2040-х гг. рост занятости будет отставать от роста населения. Беби-бумеры начнут выходить на пенсию и освобождать рабочие места для своих детей, но тех окажется сравнительно мало.
Если в период с 1950 по 2000 г. численность работающих увеличивалась на 1,6 % в год, то с 2000 по 2050 г. она будет расти всего на 0,6 % в год. С точки зрения демографии это огромное изменение.
Естественно, что поток доходов в это время будет падать, а поток расходов – увеличиваться. Проанализировав тенденции изменения структуры доходов и расходов федерального правительства за 125-летний период, Бюджетное управление Конгресса пришло к выводу, что если в 2000 г. совокупная доля в ВВП программ социального страхования, Medicare и Medicaid составляла 7,6 %, то к 2050 г. она более чем удвоится и составит 16,7 % ВВП{116}.
Но это еще не все. К 2075 г. совокупные расходы на выполнение данных давным-давно обещаний достигнут 21,1 % ВВП. Если эта цифра привлекла ваше внимание, то это вполне естественно. Как доля ВВП, это больше, чем все доходы государства в любой год нашей истории. В 1944 г., в разгар Второй мировой войны, федеральное правительство собрало в виде налогов рекордные 20,9 % ВВП.
А как насчет всех остальных функций государства? Ну, скажем, с такими вещами, как оборона, министерства юстиции и здравоохранения, расходы на погашение государственного долга?
Что ж, все взаимосвязано.
В финансовом 2000 г. расходы по программам социального страхования, Medicare и Medicaid составили 7,6 % ВВП. Все другие государственные расходы, не считая выплаты процентов по государственному долгу, составили 8,5 % ВВП. Процентные расходы составили еще 2,3 % ВВП. Таким образом, расходы составили 18,4, а доходы – 20,8 % ВВП. Имел место редкий бюджетный профицит в 2,4 %. Через три года в экономике воцарилась рецессия, страна ввязалась в войну, государственные доходы упали до 17,1 % ВВП, а расходы, наоборот, увеличились до 19,9 % ВВП. Теперь у нас бюджетный дефицит в размере 3 % ВВП.
А как насчет будущего? Согласно расчетам Бюджетного управления Конгресса, мы можем быть уверенными лишь в том, что нас ждет огромный рост государственных расходов, причем чуть ли не исключительно за счет социальных расходов. В следующие 50 лет будет нарастать давление в пользу увеличения налогов.
Разумеется, альтернатива существует. Можно увеличивать дефицит бюджета. Недостающие деньги можно занимать у наших друзей по всему миру. Исходя именно из этого предположения (что федеральные доходы останутся на уровне 19 % ВВП, а растущие расходы будут финансироваться за счет увеличения дефицита), Бюджетное управление Конгресса прогнозирует, что к 2075 г. федеральные расходы в процентах к ВВП удвоятся. Если мы и в самом деле выберем этот путь (который психиатры называют полным отрицанием), после 2060 г. расходы на оплату государственного долга в процентах к ВВП превысят нынешние совокупные расходы на программы социального страхования, Medicare и Medicaid{117}.
Как же оно будет на самом деле?
Этого никто не знает. Можно быть уверенными лишь в том, что в следующие 75 лет правительство будет постоянно изыскивать новые источники доходов. Некоторые из них будут именоваться налогами, некоторые – иначе. Члены обеих партий будут напряженно размышлять о настоятельной необходимости увеличить доходы бюджета. Если вы заработаете хоть какие-нибудь деньги, у вас будет возможность поучаствовать в его наполнении.
«Не стоит беспокоиться, – скажете вы. – Они будут потрошить богачей».
Идея хороша, но здесь существует две проблемы. Во-первых, каждый считает богачом любого, у кого денег больше, чем у него. Это естественно и понятно. Все знают, что по-настоящему справедливы и похвальны налоги, которые платит кто-то другой. Но стоит заглянуть в статистику, как вы сталкиваетесь с двумя малоприятными фактами: бо́льшую часть налогов и так платят те, у кого больше денег. Что еще хуже, не исключено, что правительство и вас может счесть богачом. (В это трудно поверить, верно?)
Посмотрите на структуру подоходных налогов (табл 7.2). В 2000 г. у половины налогоплательщиков скорректированный валовой доход составлял менее 27 682 долл.{118} Но их доля в налоговых поступлениях была невелика, всего 3,9 %, и средняя ставка налога для них также мала, всего 4,3 %. Они не считаются богатыми, потому что относятся к половине населения с наименьшими доходами.
Таблица 7.2. Если вы зарабатываете больше 27 682 долл., возможно, вы богач (только ваш конгрессмен знает это наверняка)
Источник: New 1RS Data on Income Tax Share Now Available: Tax Share of Top 1 Percent Climbs to 37.4 Percent, Joint Economic Committee, October 24, 2002.
А вам кажется, что люди, зарабатывающие больше 27 682 долл. в год, считают себя богачами? Лично мы в этом сомневаемся. «Нет, – возражают они, – если хотите брать налог с богатых, берите с людей, принадлежащих к верхним 25 %».
Но у этой группы есть своя нижняя граница дохода в 55 225 долл., и большинство из этих людей даже не подозревают, что они уже попали в верхние 25 % – в группу, которая вносит в казну 84 % личного подоходного налога. Они выплачивают налог с 67 % их совокупного дохода, так что средняя налоговая ставка составляет 19,1 %. «Нет, – скажут они, – богатым можно назвать только того, кто попадает в верхние 10 %. Берите налог с них!»
Принадлежащие к группе, в которой нижняя граница дохода равна 92 144 долл., отлично понимают, что они живут лучше большинства людей. Но в их закромах, как ни странно, не бывает черной икры, и мало кто из них может похвастать часами за 8000 долл., которые так настойчиво рекламирует журнал New Yorker. Они также в курсе того, что верхние 10 % отдают в виде налога в среднем 22,3 % дохода.
Они указывают на практическую проблему. Пусть верхние 10 % получают 46 % всех доходов, но невозможно поднять налоги настолько, чтобы собрать с них все нужные деньги. Вы ведь помните, что нам нужно набрать еще 20 % ВВП.
«Нет, – скажут они, – нам одним не потянуть, это будет слишком тяжелый налог».
Так и будет продолжаться, пока 99 % всех получателей дохода не ткнут пальцем в денежные мешки, образующие высший 1 % в распределении дохода. Поверьте, их выдвинут вперед под общие аплодисменты. К сожалению, они и без того отдают в виде налога 27,4 % от своих 20,8 % дохода. Что еще важнее, даже если государство отберет у них все до цента, денег все равно не хватит. И, что еще важнее, те, кто входит в 1 % самых богатых налогоплательщиков, попали туда не потому, что они глупее правительства. Доход, который готов обнаружить себя при ставке налога 35 %, станет невидимым при налоге в 90 %.
Когда «наступит будущее», Вашингтон придет к мысли, что все вокруг богачи. Наша налоговая система сделает все, чтобы люди с самыми ничтожными доходами платили налог по той же ставке, что и денежные мешки. Скептикам советуем оценить налогообложение пенсий, налоговые ставки по которому не индексировались по уровню инфляции с начала 1980-х гг.
Понимание неизбежности будущего роста налогов способствует концентрации ума, особенно если у человека несколько пенсионных счетов, по которым налоги взимаются только при снятии денег. А снимать их предстоит ровно в момент увеличения налогов.