Убийца, ваш выход! Премьера

Показания режиссера

Записывая показания Симпсона, Найджел слегка дрожал. Чтобы унять дрожь, он напомнил себе, что муляжи патронов имеют мало отношения к изобличению того, кто подложил настоящие.

— Вы… — повторил за Симпсоном Аллейн. — Когда именно вы их туда положили?

— После второго акта, прежде чем поднялся занавес.

— Стол находился на сцене — или правильнее сказать «на площадке»?

— Нет, так говорят актеры в звуковом кино. Декорации были готовы, стол стоял на своем месте.

— Жаль, что потом декорации поменялись. Где именно находился стол? Если я правильно помню, вот здесь…

Найджел слышал, как Аллейн шагает по сцене, и видел в приоткрытую дверь, что инспектор стоит в правом углу сцены, если смотреть из зрительного зала.

— Чуть глубже, — поправил его Симпсон.

— Ящик стола выдвигался в сторону вот этой двери? — спросил Аллейн.

— Совершенно верно.

— Кто был на сцене, когда вы клали в ящик муляжи патронов?

— Те, кто выходит в третьем акте первым: мисс Макс, мисс Эмерелд и… и мистер Сюрбонадье.

— Они видели, как вы клали патроны?

— Еще бы! Джанет даже сказала: «Мне всегда страшно, что вы забудете про эти штуки, Джордж. Вы всегда делаете это в последний момент!»

— Ящик был пустым, когда вы его выдвинули?

— Думаю, да. Клясться не стал бы: я в него не заглядывал.

— Не припомните, кто-нибудь подходил к столу потом? Может, кто-то садился на стол в ожидании подъема занавеса?

— Не помню! — поспешил с ответом Симпсон.

— А вы постарайтесь, мистер Симпсон!

Оба долго молчали. Наконец Симпсон капризным тоном повторил:

— Не помню…

— Попробую вам помочь. Вы с кем-нибудь из них говорили?

— Действительно, говорил — с мисс Макс. Она сказала, что коврик мешает открывать дверь, и я исправил этот огрех. Тогда она села в кресло и принялась вязать. Этого требует роль.

— Да, я помню ее красную сумку с вязаньем.

— Совершенно верно. — Потом Симпсон зачастил: — Пока занавес не поднялся, она не вставала из кресла. Это я хорошо запомнил, потому что она сказала со смехом, что хочет закончить вязать этот шарф за те три недели, что мы будем давать этот спектакль. Она примерила его на моей шее.

— Занавес поднялся, а она так и осталась сидеть, верно? Когда Сюрбонадье заряжал револьвер, она все еще сидела.

Найджел увидел в щель, как удивленно Симпсон смотрит на инспектора.

— А у вас хорошая память! — сказал он. — Так оно и было.

— На самом деле память у меня неважная, — признался Аллейн, — просто случившееся произвело на меня сильное впечатление. Вы очень мне поможете, если напряжете свою память. Куда вы пошли, после того как поправили коврик и пошутили насчет вязанья?

— Кажется, я оглядел сцену, проверил, все ли на месте…

— Что потом?

— Потом я ушел в суфлерскую. Вспомнил: Сюрбонадье и мисс Эмерелд стояли в глубине сцены, у окна, и… — Он осекся.

— И что?

— Ничего. Это все.

— Мне так не кажется, мистер Симпсон. Что вы хотели сказать?

— Ничего.

— Я не могу заставить вас говорить, остается только напомнить о серьезности вашего положения. У меня плохо получается притворяться и блефовать. Я не актер, мистер Симпсон. Патроны в ящик клали вы. Для вас чрезвычайно важно доказать, что они не были боевыми.

— Я забочусь не о себе… — пылко начал Симпсон.

— Ради Бога, прекратите эти игры, никого не выгораживайте! Это либо опасно, либо попросту глупо. Впрочем, решайте сами.

Найджел перестал видеть Симпсона — тот отошел в сторону, откуда затрубил, как из бочки:

— Наверное, вы правы. Для меня главное — разобраться с патронами.

— Тем лучше. Так что вы собирались сказать про мисс Джанет Эмерелд?

— Ровным счетом ничего, поверьте! Другое дело Артур Сюрбонадье: он выглядел сильно расстроенным. Он — а моя режиссерская обязанность не упускать такие вещи из виду — был сам не свой.

— Хотите сказать, пьян? Я знаю.

— Если бы только это! Опасно пьян — вот в чем дело. Когда я вернулся в суфлерскую, Джанет Эмерелд подходит ко мне и говорит: «Артур напился, Джордж. Я нервничаю». Я отвечаю: «Он все равно отлично играет» (а так оно и было). Она мне: «Может, и так, но он животное, мерзкое животное». А потом прошептала, что… Господи, нет, это ведь ровно ничего не означало…

— Договаривайте!

— Она прошептала себе под нос: «Так бы и убила его!» Потом отвернулась от меня и оперлась о стол. Она еще не то скажет в сердцах, это ничего не значит! Больше я на нее не смотрел. Глядя в книгу, я сказал: «Прошу всех занять свои места».

— Что потом?

— Потом я сказал осветителю «Свет в зале!» и подал сигнал оркестру и о выключении света. Эта сцена начинается в темноте.

— А дальше?

— Я сказал: «Общая готовность!», сцена погрузилась в темноту. Начался третий акт.

— Сколько времени длилось затемнение?

— На протяжении первых нескольких реплик диалога, в общей сложности минуты четыре: мы тушим свет еще до подъема занавеса. Потом Сюрбонадье зажег свет.

— Кто все это время находился на сцене и за кулисами?

— Рабочие сцены, реквизитор, другие… Помню, реквизитор — у него прозвище Пропс — остался у меня за спиной, в суфлерской: отдал мне муляжи патронов и ушел, только когда сцена опять осветилась. Он все время бормотал, что один патрон-муляж еле дышит. Боялся, что он развалится, когда Сюрбонадье станет заряжать револьвер.

— Понятно. Что остальные?

— Думаю, где-то поблизости был молодой Говард Мелвилл, он у нас за ассистента режиссера. Я следил за репликами. Это короткая сцена, но участников следующей вызывают, только когда пройдет ее половина.

— Еще одно — и кончено. Где вы брали муляжи патронов?

— Их изготавливал реквизитор. Он по этой части настоящий гений и очень гордится собой. Насыпает в пустые гильзы песок, загоняет туда пули.

— Разве это не излишняя тщательность?

— Вы совершенно правы! — Симпсон уже полностью освоился с обстановкой. — Но в этом весь Пропс! Беднягу контузило на войне. Его нельзя назвать странным, просто он очень сосредоточенный. Как он гордился, когда мне их показывал! Утверждал, что никто не отличит его изделия от настоящих.

— Где они хранились?

— После спектакля Пропс всегда забирал револьвер и вынимал из него свои муляжи. Сам револьвер он после этого относил Феликсу Гарденеру. Револьвер принадлежал брату Феликса, он над ним трясется и хранит дома. Свои муляжи реквизитор забирал к себе в бутафорскую и приносил их мне перед этой сценой. Я на этом настаивал, чтобы быть уверенным, что они оказались в нужном ящике.

— Сегодня было то же самое?

— Да.

— Вы их осмотрели, прежде чем положить в ящик?

— Не думаю… Не знаю.

— Вы бы заметили подмену, если бы вам подсунули настоящие боевые патроны?

— Не знаю. Хотя почему же — да, уверен, заметил бы.

— Несмотря на все мастерство вашего реквизитора?

— Говорю вам, я не знаю…

— Ладно, ладно, не волнуйтесь. Раз реквизитор беспокоился из-за бракованного муляжа, значит…

— Действительно, это же значит, что патроны были ненастоящие!

— Что и требовалось доказать. Что ж, мистер Симпсон, пока что это все. Вижу, вас дожидается инспектор Фокс. Сообщите ему свой адрес, и он проводит вас в вашу комнату. Вы покажете ему, во что хотите переодеться… Хотя нет: вы и так в смокинге и, по-видимому, не захотите переодеваться. Фокс!

— Да, сэр!

— Фургон прибыл?

— Стоит снаружи.

— Отлично. Проверьте, не нужно ли мистеру Симпсону чего-нибудь из гримерной. А вы, мистер Симпсон, позвольте инспектору Фоксу вас обыскать. Это чистая формальность. Не хотите — не надо. И не сердитесь.

Ответ Симпсона на это его обращение было трудно разобрать.

Найджел не удержался от соблазна приоткрыть дверь пошире и увидел, как Фокс бойко, но со всей тщательностью обшаривает режиссерские карманы.

— Портсигар, два фунта купюрами и мелочью, записная книжка, носовой платок, спички, никаких записей. Желаете взглянуть, сэр? — радостно спросил полицейский.

— Это лишнее. Последний вопрос: Гарденеру обязательно было нажимать курок, изображая выстрел в Бородача?

— Да, обязательно. Это тщательно репетировалось. Он всегда быстро сжимал левую ладонь в кулак, прежде чем спустить курок. Это было сигналом для моего холостого выстрела.

— Понимаю. Большое спасибо. Всего доброго, мистер Симпсон.

Фокс и режиссер ушли. Найджел гадал, можно ли ему заговорить, как вдруг в двери появился сам Аллейн: прижав палец к носу, он скорчил рожу, сильно удивив Найджела, и покинул сцену. Найджел, увидев там людей с носилками, резко захлопнул дверь. Аллейн взглянул на него с любопытством и с долей сочувствия.

— Вынос актера, — прокомментировал он.

— Вы просто бесчувственная свинья! — сказал Найджел.

— Вы все записали?

— Все.

— Молодец! Кто это там? Ждите меня здесь.

От служебного входа доносились спорящие голоса.

— Что вы несете? — громко вопрошал кто-то. — Это мой театр. Пропустите!

Найджел снова стал подсматривать за происходящим на сцене. Тело Сюрбонадье уже унесли. Инспектор Фокс преследовал гиганта во фраке с гарденией в петлице. Гигант свирепо подступал к Аллейну, издавая рокочущий звук, близкий к реву.

— Мистер Джейкоб Сейнт, полагаю, — вежливо произнес инспектор.

— А вы кто такой, черт возьми?

— Инспектор Скотленд-Ярда, мистер Сейнт, я занимаюсь этим злосчастным делом. Сочувствую вам: на вас обрушилась удручающая новость. Для вас это вдвойне трагедия, ведь мистер Сюрбонадье приходился вам племянником? Приношу свои соболезнования.

— Что за мерзавец это учинил?

— Пока что мы этого не знаем.

— Он был пьян?

— Раз вы спрашиваете, то да.

Джейкоб Сейнт окинул инспектора взглядом и вдруг рухнул в кресло. Найджела осенило: он снова принялся делать записи.

— Я сидел в зрительном зале, — сообщил Сейнт.

— Знаю, я вас видел, — сказал Аллейн.

— Я не знал, что он мертв. Но я знал, что он вышел играть пьяным. Он сам наложил на себя руки.

— Вы так считаете? — Заявление Сейнта оставило Аллейна совершенно безучастным.

— Стейвли позвонил мне в «Савой». Я был в театре до спектакля и виделся с Артуром. Он уже был пьян. Я сказал ему, что к концу недели он окажется на улице. Он не выдержал и покончил с собой.

— Какую силу духа надо иметь, чтобы зарядить револьвер, сыграть роль и дождаться выстрела другого персонажа пьесы! — сказал Аллейн вполне бесстрастным тоном.

— Учтите, он был пьян.

— Это мы уже выяснили. Наверное, он обзавелся настоящими патронами еще до того, как напился.

— О чем вы? Ах да. С него сталось бы… Где Джанет?

— Кто?

— Мисс Эмерелд.

— Все артисты ждут в гардеробной.

— Мне необходимо с ней увидеться.

— Прошу вас остаться здесь, мистер Сейнт. Я велю ее привести. Сходите за мисс Эмерелд, Фокс.

Инспектор Фокс отправился выполнять поручение. Сейнт проводил его сердитым взглядом и, поколебавшись, достал портсигар.

— Сигару?

— Благодарю вас, — ответил Аллейн, — я курю трубку.

Сейнт закурил сигару.

— Поймите, — заговорил он, — я не лицемер и не собираюсь лить по Артуру слезы. Он был пропащим неудачником. Когда у меня рвется башмак, я об этом не думаю — что толку? И об Артуре не думаю. Гнилой с ног до головы, трус, хотя и неплохой актер, мечтавший о заглавной роли. Ему страшно хотелось получить яркую роль, и когда я отказался дать ему роль Каррутерса, он осмелился угрожать мне — мне!

— Где вы встретились с ним сегодня?

— У него в гримерной. У меня были здесь дела.

— Не расскажете, как прошла эта встреча?

— Я уже рассказал. Он напился, я его уволил.

— Как он это воспринял?

— Я не стал ждать его реакции. На семь пятнадцать у меня была назначена встреча. Джанет! — Тон Сейнта резко поменялся, он вскочил. Найджел увидел на сцене Джанет Эмерелд. Она вскрикнула, пробежала по сцене и упала в объятия Сейнта.

— Джакко, Джакко! — рыдала она.

— Бедняжка, бедняжка… — бормотал Сейнт, удивляя Найджела прорезавшейся в его голосе нежностью к крупной, под стать самому магнату мисс Эмерелд.

— Это не вы! — внезапно произнесла она. — Они не могут обвинять вас! — Она запрокинула голову, ее лицо, лишенное грима, было мертвенно-бледным. Сейнт стоял спиной к Найджелу, но все равно было заметно, что его шокировали ее слова. Он продолжал ее обнимать, но весь словно окаменел. Когда он опять обрел дар речи, в его тоне не осталось нежности.

— Бедное дитя! — изрек он совершенно в манере образцового театрального магната. — У вас истерика. При чем тут я? Разве я похож на убийцу?

— Нет, просто я сама не своя… Это так ужасно, Джакко, так ужасно!

Сейнт проворчал что-то невнятное, имевшее цель ее успокоить.

— Действительно! — вмешался в их воркование Аллейн. — В высшей степени неприятно. Уверен, вам не терпится от всего это сбежать, мисс Эмерелд.

— Я отвезу вас домой, — вызвался Джейкоб Сейнт. Теперь он и мисс Эмерелд стояли рядом, и Найджел видел, что оба они очень бледны.

— Прекрасная мысль! — одобрил Аллейн от двери. — Но сперва я бы хотел задать мисс Эмерелд несколько вопросов.

— Ничего не выйдет! — отрезал Сейнт. — Этим вы займетесь завтра, понятно?

— Вполне, понятнее не бывает. Но, боюсь, это ничего не меняет. Кому-то все равно придется предъявить обвинение в убийстве, мистер Сейнт. Та драма, что сейчас разыгрывается, вам неподконтрольна, причем вы сами играете в ней роль — возможно, важную, возможно, второстепенную… Если продолжить с метафорами, то режиссером, продюсером и критиком в ней выступает нудный старикашка Закон. Я же, мистер Сейнт, говоря словами из старой популярной пьесы, этот закон воплощаю. Так что попрошу вас сесть и помалкивать. Итак, мисс Эмерелд…