В полицию Клем Смит позвонил сразу, как только стало ясно, что Беннингтон умер, и уже через пять минут у служебного входа в театр появились констебль и сержант. Они отправились на склад декораций, а затем в гримерную Беннингтона, где на некоторое время задержались.
Между тем актеры обсуждали, где им устроиться. Клем Смит предложил артистическую. Там теплее, а поскольку газ уже, наверное, весь улетучился, то можно включить обогреватель. Перри Персиваль и Габи Гейнсфорд запротестовали. Они не были уверены, что это безопасно. Их поддержал Дарси. Кабинет администратора тоже отвергли, как и зрительный зал. Везде им казалось неудобно. Доктор Разерфорд, не скрывающий, что ничуть не расстроен, заметил, что «для мудрого любое место в Божьем мире годится»[‡‡‡‡‡].
Устроивший всех вариант предложил Пул. Он послал рабочего включить центральное отопление, и вскоре на сцене стало тепло. Здесь они и остались. Расселись кому где понравилось и продолжили снимать грим.
Неожиданно из-за кулис вышел констебль, высокий симпатичный молодой человек с милой улыбкой.
— Сержант искренне сожалеет, — объявил он, — что вынужден просить вас задержаться в театре, пока не прибудут сотрудники Скотленд-Ярда. Он надеется на ваше понимание.
И все это было произнесено с таким видом, как будто речь шла о каком-то пустяке.
Констебль собрался уходить, но раздался голос доктора Разерфорда:
— Погодите, любезный.
— Да, сэр. — Молодой констебль остановился.
— Вы меня заинтриговали. Говорите как по писаному, ну прямо ученый. Да и ботинки у вас великолепно начищены.
Молодой констебль слегка смутился.
— Что касается моих ботинок, сэр, то они содержатся, как предписано полицейским уставом. То же можно сказать и о моей речи, сэр.
Доктор, который до сей поры, несомненно, скучал, теперь развлекался в свое удовольствие, несмотря на неподобающие обстоятельства.
— Так-так, — произнес он с явным ликованием. — «Объяснитесь, объяснитесь, образованный юноша»[§§§§§].
— Мое образование, сэр, — охотно отозвался констебль, — ограничивается Библией. Я иногда ее читаю. И потому, сэр, боюсь, что ваших восторгов не достоин. Так что прошу меня извинить, я вынужден…
В этот момент на сцену вышел сержант.
— Добрый вечер, леди и джентльмены. К сожалению, вам придется здесь задержаться. Когда такое случается, правила предписывают нам все осмотреть и проверить. Надеюсь, это ненадолго. Мы ждем прибытия инспектора Скотленд-Ярда. Благодарю вас.
Сержант что-то тихо сказал констеблю и вышел за кулисы. Констебль постоял с полминуты для приличия, затем взял из суфлерской будки стул, поставил в углу и со скромным видом сел. Оглядел присутствующих, выделил Мартину и улыбнулся. Они были здесь самые молодые, и он как бы констатировал это, подавая знак. Мартина вдруг почувствовала на себе взгляд Пула. Казалось, действиями констебля он был недоволен. И ее это почему-то сильно взволновало.
Теперь уже все сняли грим. Елена Гамильтон успела наложить нетвердой рукой обычный легкий макияж. Падающий на сцену сумрачный свет придавал актерам призрачный вид.
— Интересно, сколько нас заставят здесь сидеть? — раздраженно проговорил Перри Персиваль.
Как будто в ответ на его слова за кулисами послышались шаги.
— Это прибыла группа из Скотленд-Ярда, — сообщил констебль и вышел.
Через несколько секунд из-за кулис донеслось:
— Вы двое идите с Гибсоном. Я подойду позже.
Затем на сцене вновь появился молодой констебль, а с ним высокий мужчина в штатском.
— Леди и джентльмены, это инспектор Аллейн, — представил констебль.