III

В иллюзорном мире, куда попал доктор Разерфорд, творились мелкие чудеса. Легко раздвигались стены, поворачивались и отодвигались в сторону лестницы, ландшафты поднимались вверх и исчезали в темноте. Иными словами, на сцене меняли декорации. Доктор направился к гримерным. Ему навстречу шел мальчик - посыльный, повторяющий:

— Второй акт начинается. Второй акт…

Клем Смит на сцене закончил проверять освещение и скомандовал:

— Актеров прошу на выход.

Джей-Джи Дарси и Перри Персиваль заняли свои позиции на сцене. Из гримерной вышла Елена Гамильтон и застыла у двери за кулисами, в которую должна была войти.

К ней приблизилась Мартина.

— Мисс Гамильтон, я сейчас не занята и могу помочь вам переодеваться.

Елена повернулась и долго смотрела на Мартину, а затем ее лицо осветилось обаятельнейшей улыбкой.

— Мое дорогое дитя, моя глупенькая. У меня теперь новый костюмер.

— Новый?

— Ну конечно, не новый, это я так. Но несомненно, Джеко самый лучший из всех.

В коридоре появился Пул. Она повернулась и взяла его под руку.

— Она была хороша на сцене, верно?

Пул кивнул.

— Так держать, Кейт.

Затем заговорщицки улыбнулся Елене.

В конце коридора показался доктор Разерфорд.

— Вот вы где, — произнес он, подходя к Мартине. — А я вас всюду ищу, моя красавица. Пока у меня замечаний нет, потому что вы ничего особенного не делали. А вот когда будете играть сцену во втором акте, моя куколка, вам, думаю, не помешают несколько указаний по поводу…

— Нет, Джон, — решительно произнес Пул. — Не сейчас. Идите, Кейт.

Двигаясь к сцене, она слышала, как доктор сердито проворчал:

— А этого типа остановить вы можете? Он же черт знает что вытворяет. Ну, я до него доберусь…

— Начинаем, — послышался голос Клема Смита.

— Джон, возвращайтесь в свою ложу, — произнес Пул приказным тоном. — Поговорим потом.

Поднялся занавес. Начался второй акт.

О том, что происходило на сцене, Мартина имела смутное представление. Вернее, она не была уверена, что это вообще было. Возможно, ей все приснилось.

И такое странное состояние, которое, видимо, было реакцией на нервное напряжение, длилось до ее выхода в последнем акте. За несколько минут до финального занавеса. Ее героиня первой покинула сцену. Мартина стояла в сторонке у входа в коридор, пока остальные заканчивали действие. Она уже начала выходить из транса, как за кулисы вышли Перри Персиваль и Дарси.

— Дорогая, вы просто прелесть! — воскликнул Перси. — Я после первого акта был страшно расстроен поведением Бена и не подошел к вам. И вот теперь поздравляю. — Он снова помрачнел. — Но я с ним разберусь. Это нельзя так оставлять.

Проводив Перри взглядом, Мартина в замешательстве подумала, что ей, наверное, тоже следует идти в гримерную и привести себя в порядок перед выходом на поклоны. Но это была гримерная Габи, и она не чувствовала себя вправе туда вторгаться.

К ней подошел Дарси. Положил руку на плечо.

— Прекрасно, дитя мое. Ваша работа заслуживает уважения.

Мартина его поблагодарила и замялась.

— Мистер Дарси, а Габи еще здесь? Я хотела сказать ей пару слов, утешить. Я ей искренне сочувствую.

Он помедлил с ответом, глядя на нее.

— Габи в артистической. Это мило с вашей стороны, но, я думаю, сейчас ее лучше не трогать.

— Раз вы не советуете, я не буду.

— Всегда к вашим услугам.

Он слегка поклонился и последовал по коридору за Персивалем.

Из-за декораций появился Джеко с рабочим сцены, который должен был выстрелить из бутафорского револьвера. Увидев Мартину, расплылся в улыбке, затем взял ее руки в свои и поцеловал.

— Идите в гримерную, я буду там через две минуты. И торопитесь, а то уши заложит.

Он стал наблюдать в потайную дырочку в декорации за действием, затем поднял руку. Рабочий сцены вскинул револьвер. Через несколько секунд Мартину в коридоре догнал Беннингтон.

— Мисс Тарн. Подождите секунду, пожалуйста.

Дрожа от ужаса, она повернулась. Грим у него должен был подчеркивать злобность персонажа и наложен был весьма успешно. Багрово-красные губы, мешки под глазами, жесткие линии рта и носа. Лицо под гримом сильно вспотело и поблескивало в сумрачном свете коридора.

— Я только хотел сказать… — В этот момент раздался выстрел, и Мартина невольно вскрикнула. Он помедлил секунду, затем продолжил: — Я видел вашу игру и понял: вас не за что винить. Вам выпал шанс, вы им воспользовались, и правильно сделали. Мне сказала Габи, а потом Адам, что вы собирались уйти из театра, но вас не отпустили. С вашей стороны это благородно, но меня беспокоит сейчас другое. — Он лихорадочно подбирал слова, явно волнуясь. — Я хочу сказать, что вам не нужно думать, что я собираюсь… понимаете… я хочу сказать…

Его лицо горело. Он попытался вытереть пот, забыв, что на нем грим.

Подошел Джеко, взял Мартину за локоть.

— Быстро в гримерную. А тебе, Бен, обязательно нужно припудриться. Пойдем.

Беннингтон отправился к себе. Джеко втолкнул Мартину в гримерную Габи, оставил дверь открытой и последовал за Беннингтоном.

Вскоре оттуда послышалось:

— Не трогай верхнюю губу. С нее капает пот.

Затем он ринулся обратно к Мартине, поставил ее рядом с трюмо и начал поправлять макияж и прическу. Было слышно, как мимо к сцене прошли Персиваль и Дарси. Оттуда прерывисто звучали голоса. Мартина бросила взгляд на коробку с гримом Габи, на ее халат, на несколько фигурок на полке. Ей очень хотелось, чтобы Джеко поскорее закончил. Вскоре мальчик в коридоре объявил выход на поклоны.

— Пошли, — приказал Джеко.

За кулисами уже ожидали Дарси и Персиваль, а также Клем Смит, два костюмера и на некотором расстоянии двое рабочих сцены. Все следили за финальной сценой, которую разыгрывали Елена Гамильтон и Адам Пул. В ней выражался замысел пьесы. Герою предстояло окончательно решить, попытает ли он счастья с этой женщиной, тут, в этом месте, с которым связано так много дурных воспоминаний, или вернется на свой «остров» и заживет прежней жизнью. Елена и Адам сыграли так, что финал остался открытым. Получилось сильно и остро. Пул произнес последнюю фразу, и осветитель, поглядывая на стоящего внизу Клема, принялся нажимать кнопки на пульте. И сцена приняла другой вид. Декорации как будто потускнели, от них остался только остов на фоне возникшего стилизованного ландшафта. После чего упал занавес.

Под шквал аплодисментов Клем крикнул:

— Все на сцену!

Доктор Разерфорд ринулся из ложи, исполнители вышли, взялись за руки.

Пул быстро всех оглядел.

— А где Бен?

Мальчик-посыльный принялся что-то доказывать Клему Смиту, затем побежал по коридору с криком:

— Мистер Беннингтон! Мистер Беннингтон! Пожалуйста, выходите. Вас ждут.

— Мы не можем ждать, — сказал Пул. — Клем, поднимайте занавес.

Занавес поднялся, и Мартина увидела море рук и лиц. Стоящие с обеих сторон Дарси и Персиваль повели ее вперед. Они поклонились несколько раз и отступили назад. Занавес опустился.

— Ну что? — крикнул Пул в кулисы.

Даже здесь было слышно, как мальчик-посыльный колотит в дверь гримерной Беннингтона.

— Спорю, он решил выйти на поклоны отдельно, как звезда, — сказал Персиваль.

— Он просто отключился, — заметил Дарси. — Придет в себя, когда занавес поднимут еще пару раз.

Персиваль усмехнулся:

— Если он вообще не покажется, я не заплачу, ей - богу.

— Клем, давайте! — скомандовал Пул.

Занавес дважды поднимался и опускался. Персиваль, Дарси и Мартина вышли за кулисы. После чего занавес поднялся только для Адама Пула и Елены Гамильтон. Овация достигла апогея.

— Бен не отзывается. Заперся и молчит. — Клем что-то сказал своему помощнику, и тот ринулся прочь, звеня ключами.

Пул подошел к Мартине, взял за руку.

— Пойдемте.

Дарси, Персиваль и все остальные за кулисами начали аплодировать.

Пул вывел ее на сцену, шепча:

— Молодец, все получилось хорошо.

Оказавшись перед зрителями одна, рядом с Пулом, Мартина настолько растерялась, что ему пришлось подсказать ей, чтобы она поклонилась. Сделав это, Мартина с удивлением расслышала среди аплодисментов смех. Оглянулась и увидела, что Пул тоже кланяется, но не публике, а ей.

Потом они снова все вышли на сцену и начали аплодировать вместе со зрителями появившемуся наконец доктору Разерфорду. Сердце Мартины пело от немыслимого восторга. Сейчас доктор показался ей похожим на пожилого льва в своем старомодном вечернем костюме, с взлохмаченными волосами, руки в перчатках приглаживали стоящую коробом рубашку.

Он неуклюже поклонился публике и исполнителям. Затем двинулся вперед, и зал замолк.

— Весьма признателен вам, леди и джентльмены, а также актерам. Актеры, в свою очередь, весьма признательны вам, это несомненно. Но совсем не обязательно мне. — Публика засмеялась, актеры заулыбались. — Не могу судить, — продолжил доктор, делая голосом причудливые модуляции, — удалось ли вам уловить суть пьесы. Если удалось, то мы можем поздравить друг друга с важным событием. Если этого не случилось, я не склонен кого-нибудь винить.

Кто-то в зрительном зале громко засмеялся. Доктор округлил на него глаза и снова завладел вниманием зрителей.

— Позвольте мне процитировать самую интересную фразу, какой, по моему мнению, когда-либо заканчивалась пьеса. Едва ли мне следует напоминать такой просвещенной публике, что это написано Уильямом Шекспиром для юного актера. Я не актер и уж тем более не юный, но все же: «Если справедлива поговорка, что «хорошее вино не нуждается в ярлыке», то точно так же несомненно, что для хорошей пьесы не нужен никакой эпилог…»[*****]

— Газ! — еле слышно проговорил Перри Персиваль.

Мартина, которой очень нравилось выступление доктора, недовольно глянула на Перри и с удивлением увидела, что он испуган.

— «…Однако же, — продолжал доктор, — к хорошему вину обыкновенно привешивают хорошие ярлыки, а хорошие пьесы кажутся еще лучше при помощи хороших эпилогов…»

— Газ, — произнес кто-то за кулисами, и там засуетились.

Через секунду и Мартина тоже ощутила запах газа.

Загрузка...