Когда Аллейн зашел в гримерную Елены Гамильтон, на него пахнуло цветочным ароматом, смешанным в запахами табака и косметики. Здесь было тепло. Она уже переоделась и сидела в кресле спиной к двери. Он видел лишь ее правую руку, свисавшую к полу с сигаретой между пальцами.
— Прошу вас, мистер Аллейн, заходите.
Ее голос был теплым и почти веселым, но лицо выдавало усталость.
Как будто прочитав его мысли, Елена прикрыла глаза ладонями.
— Боже мой, что за жуткая ночь! Я так устала.
— Надеюсь, для вас это испытание близится к концу, — сказал инспектор. — Я пришел сообщить, что тело оправляют в морг.
— Вы имеете в виду, что я должна… посмотреть на него?
— Только если хотите. В принципе в этом нет никакой нужды.
— Тогда лучше не надо, — прошептала она и добавила более твердым голосом: — Это было бы притворством. Настоящего горя я не испытываю. К тому же боюсь мертвецов.
Аллейн выглянул в коридор, где ожидали Фокс с Гибсоном, и отрицательно покачал головой. Фокс ушел.
Когда инспектор вернулся, Елена подняла на него взгляд.
— Что еще?
— Только пара вопросов. Вы слышали о человеке по имени Отто Брод?
Она усмехнулась.
— Отто Брод? Я не только слышала о нем, но и знала его. Он чех или австриец. Не помню точно. Интеллектуал. Мы познакомились три года назад, когда были на гастролях в Европе. Он написал пьесу и попросил моего мужа ее оценить. Но для этого надо было прочитать пьесу, а Бен в немецком не силен. Так что он пообещал найти какого-нибудь литератора, знающего язык, и, видимо, тут же забыл. Сомневаюсь, что он показывал кому-нибудь эту пьесу.
— Вы не знаете, они поддерживали связь?
— Представляете, Бен несколько дней назад сказал, что получил от Отто письмо. Возможно, тот ему время от времени писал, спрашивал о своей пьесе, но Бен вряд ли отвечал. — Елена вновь прижала ладони к лицу. — Он носил письмо в кармане.
— В кармане пиджака или пальто? — спросил Аллейн.
— Пиджака. В последний раз, когда Бен уходил в театр, письмо лежало во внутреннем кармане. Я это знаю, потому что он покрутил им перед моим носом и сказал: «Это моя козырная карта». Странные слова, не правда ли? Причем сказал он это со злой усмешкой.
— Возможно, он имел в виду козырь, который собирался использовать против кого-то, вам так не показалось?
— Да. Скорее всего.
— А он намекнул, кто этот человек?
Она кивнула:
— О да. Думаю, это была я. Или Адам. Или мы оба. В его тоне чувствовалась угроза. Но если это убийство, у нас все равно у обоих алиби, верно?
— Что касается вас, то без всяких сомнений, — ответил Аллейн.
Он спросил ее, почему она считает письмо от Брода угрозой для нее или Пула, но она уклонилась от ответа. Сказала, что просто это почувствовала.
— Вы поехали в театр вместе с мужем?
— Нет. Мы уже давно не ездим вместе.
Аллейн помолчал.
— Я вынужден вам сказать, подчеркиваю, вынужден, так предписывает мне долг, что я знаю о произошедшем между вами вчера.
Она побледнела.
— Откуда вы знаете? Вы не можете знать! Неужели… Джеко? Нет, только не он.
— Ваш муж сам… — начал Аллейн, но она его перебила:
— Бен? Он что, похвастался перед кем-нибудь? Дарси? Или, может быть, даже Габи?
— Извините, — мягко проговорил Аллейн, — раскрывать этого я не имею права.
— Но это был не Джеко, не он…
— С мистером Доре я еще не беседовал, — успокоил ее Аллейн.
— Еще не беседовали? Слава Богу.
— Насколько хорошо вы были знакомы с Отто Бродом?
Елена слабо улыбнулась и поднялась с кресла. Ее лицо просветлело.
— Наше знакомство было коротким. Ему повезло.
— В каком смысле?
— В том, что я его любила, правда, недолго.
Аллейн понимающе кивнул.
— Да, действительно, ему улыбнулась удача.
— Вы такой деликатный, мистер Аллейн.
— Вы думаете, что тут есть какая-то связь? Я имею в виду ваши отношения с Бродом и угрозу, какую представляло это письмо.
Она отрицательно покачала головой:
— Не думаю. Вряд ли Бен знал о нашей связи. Она закончилась быстро, как летняя гроза.
— И Брод так же легко расстался с вами, как вы с ним?
— О нет. — Она мечтательно улыбнулась. — Отто был очень молод, горяч и совсем не собирался расставаться, бедняжка. Вы смотрите на меня как-то странно, мистер Аллейн. Как будто осуждаете.
Аллейн вежливо улыбнулся.
— Ни в коей мере, мисс Гамильтон. Роковые женщины живут по своим законам.
— Вы одарили меня замечательным комплиментом. Спасибо.
Она опустилась в кресло и опять погрустнела.
— Могу я вас спросить, почему вы считаете, что Бена убили?
— Причина, в сущности, пока единственная. Перед самой кончиной он в своей гримерной припудривался, как будто собирался идти на поклоны.
— Конечно, это странно, — согласилась она. — Но я по-прежнему считаю, что он покончил с собой. Потому что впереди у него не было ничего, кроме тоски и беспробудного пьянства.
— Сегодняшний спектакль мог как-то повлиять на его решение?
— Да, возможно, переполнил чашу. Его, вдобавок ко всему прочему, сильно расстроил провал племянницы. А это был, несомненно, провал, что бы там ни говорили. Вчера ему показалось, что он пресек вздорные, по его мнению, нападки доктора на Габи. Но это была деградация. Достаточно вспомнить его безобразное поведение на сцене. Он сдался, мистер Аллейн. Поверьте мне, он просто сдался. Вы увидите, что я была права.
— Хотелось бы надеяться. — Аллейн встал. — А теперь прошу меня извинить, я должен продолжить работу.
— Конечно, идите, — сказала она, немного повеселев.
Когда он вышел за дверь, выражение лица Елены изменилось.