Убийца, ваш выход! Премьера

2

Встреча с человеком, которого до этого видели только на киноэкране, часто приводит в замешательство. Когда двухмерное изображение неожиданно обретает плоть, оно обычно огорошивает своей обыкновенностью. А вы не всегда рады поменять привычный образ на странную реальность.

Елена Гамильтон была блондинкой. И еще она была необыкновенно грациозна. А перечисление в деталях совершенств ее волос, глаз, рта, цвета лица, фигуры и манеры держать себя потребовало бы массу времени. В общем, она оказалась именно такой, как в своих многочисленных фильмах. Разве что выглядела немного старше, чем ее героини на экране. Но все равно Мартина была потрясена.

Красоту этой женщины дополнял шарм. Ее знаменитое обаяние, устоять перед которым не мог никто. Когда она обращалась к зрителям со сцены после окончания спектакля[§§], что делали ведущие актрисы всех театров англоговорящего мира, ей удавалось убедить всех до единого, что это чрезвычайно оригинально. Исполняющие небольшие роли актрисы смотрели на нее с восторгом. Никому в голову не приходило сравниваться с ней, завидовать. Они знали, что Елена Гамильтон отмечена Богом.

На Мартину также огромное впечатление произвел окружавший мисс Гамильтон аромат. Фентону[***] и не снилось. От смущения она не знала, куда себя девать.

Стоило мисс Гамильтон приветливо улыбнуться, и неловкости как не бывало.

— Вы пришли мне помочь? — проговорила она своим обворожительным голосом. — Это так мило с вашей стороны. Мне о вас рассказал мистер Грантли, и я не сомневаюсь, что мы замечательно поладим. Только я пока не знаю вашего имени.

— Тарн. Мартина Тарн.

— Какое славное имя. — Она вгляделась в нее своими искрящимися глазами, затем повернулась спиной.

Мартина не сразу сообразила, что ей следует помочь мисс Гамильтон снять пальто. Оно было из шерсти персидского ягненка и пахло восхитительно. Когда она, повесив пальто в шкаф, повернулась, примадонна смотрела на нее с улыбкой.

— Вы тут все замечательно прибрали. И розы, такие красивые.

— Это от мистера Грантли.

— Мило с его стороны, но наверняка ходили за ними вы. И выбирали тоже вы.

Мартина не успела ответить, как в комнате появился молодой человек в красном пуловере с дорожным несессером, ключ от которого вручил ей. Пока она открывала несессер, в гримерную, на этот раз без стука, вошел красивый мужчина средних лет с испитым лицом. Она вспомнила его по фотографии в фойе. Это был Кларк Беннингтон.

— Привет, — обратился он к мисс Гамильтон без всяких церемоний. — Я только что опять сцепился с Джоном Разерфордом.

— Из-за чего? — спросила она, помрачнев.

— Из-за Габи, конечно. Он опять на нее нападает.

И Адам поддакивает. — Он глянул на Мартину.

— Это моя новая костюмерша, Мартина Тарн, — пояснила мисс Гамильтон.

Он вгляделся повнимательнее.

— Отличается от старухи Танси. Причем сильно и в лучшую сторону. — Он кивнул на стену: — Адам там?

— Да.

— Ладно, я пошел.

— Хорошо.

Он вышел, оставив после себя легкий запах алкоголя.

После его ухода мисс Гамильтон долго молчала. Затем, вздохнув, посмотрела на Мартину:

— Ну что ж, давайте начнем.

Мартина переживала, что совершенно не представляет, каков круг ее обязанностей. Должна ли, например, костюмерша раздевать примадонну? Должна ли она становиться на колени у ее ног, чтобы снять чулки? Должна ли расстегивать на одежде крючки и пуговицы? Или ей следует стоять рядом и ждать указаний? Мисс Гамильтон быстро разрешила проблему. Она сняла платье, кинула его Мартине и подставила плечи, чтобы та помогла надеть халат. Все это время из соседней гримерной доносились мужские голоса.

В дверь постучали. На пороге стоял костюмер Боб Крингл с цветочной коробкой в руках.

Подмигнув Мартине, он произнес: «Поклон от мистера Пула», — и удалился.

Мисс Гамильтон, которая к этому времени намазала лицо тонким слоем желтого крема, попросила Мартину открыть коробку и, увидев три великолепные свежие орхидеи на подстилке из мягкого темно-зеленого мха, пропела:

— Дорогой!

За стеной немедленно отозвался бархатный баритон:

— Привет. Ну как они тебе?

— Спасибо, милый. Они превосходные.

— Я очень рад.

Следующие полчаса для Мартины прошли успешно. Во всяком случае, без серьезных промахов. А мисс Гамильтон принимала визитеров, которые следовали один за другим. И всегда повторялось одно и то же. После короткого стука дверь приоткрывалась, в щель просовывалась голова. После чего следовало приглашение войти.

Первой была мисс Габриэла Гейнсфорд, молодая, довольно напористая особа, пребывающая в состоянии чрезвычайного волнения.

— Ну что, дорогая? — спросила мисс Гамильтон, бросив на нее взгляд в зеркало.

Мисс Гейнсфорд замялась.

— Не знаю, что и сказать. Стараюсь выполнять все указания. Сдерживаюсь изо всех сил, хотя внутри все клокочет.

— Правильно, вам следует держать себя под контролем. Ведь пьеса Джона хорошая. Вы согласны?

— Наверное.

— Не наверное, а именно так. И вы, Габи, в этой роли будете иметь большой успех. Повторяйте себе это. Вы меня поняли?

— Хотелось бы верить. — Мисс Гейнсфорд стиснула пальцы. — Но трудно, понимаете, когда Джон… ну, доктор Разерфорд… так откровенно высказывается, что я не гожусь на эту роль, а остальные твердят, что все замечательно. Кошмар какой-то, честное слово.

— Габи, что за вздор. Джон только кажется строгим…

— Кажется?

— Да, он порой бывает резок, неприветлив, но придет время, дорогая, и вы будете вознаграждены. Мы все в вас верим. — Последнюю фразу мисс Гамильтон произнесла с подчеркнутой серьезностью.

— Вы… вы… — голос мисс Гейнсфорд дрожал, — такая добрая. И дядя Бен тоже. Вы оба…

— Дорогая, вы подаете большие надежды и скоро…

— Вы действительно так думаете?

— Да. Мы все так думаем. — Мисс Гамильтон снова повернулась к зеркалу.

— Адам так не думает, — почти выкрикнула Габи Гейнсфорд, направляясь к двери.

Мисс Гамильтон приложила палец к губам и кивнула в сторону соседней гримерной.

— Зачем так громко? И зачем его сердить? — Она помолчала. — Джон здесь?

— Да, на сцене. Мне показалось, что он собирается с вами поговорить.

— Что ж, я не против.

— Я пойду, тетя Элла, — произнесла Габи с несчастным видом и вышла.

— О Боже. — Мисс Гамильтон вздохнула и, поймав взгляд Мартины в зеркале, удрученно пожала плечами. — Если бы только… — Она махнула рукой. — Не важно.

Из коридора послышался громкий топот, за ним последовал резкий стук в дверь, и сразу же в гримерную вошел грузный пожилой мужчина с сердитым лицом с красными прожилками. Под поношенным бобриковым пальто были видны свитер и кожаный жилет. На шее болталось кашне.

— Доброе утро, дорогой Джон, — произнесла мисс Гамильтон с наигранной веселостью, протягивая руку.

Доктор Разерфорд впечатал в нее смачный поцелуй и вперил свои ярко-синие, слегка навыкате, глаза в Мартину.

— А это кто тут у нас?

— Моя новая костюмерша, — проговорила мисс Гамильтон. — Мартина, познакомьтесь, это доктор Разерфорд.

— О, подкрепите меня вином…[†††] — начал доктор загадочную фразу и, не закончив, повернулся к примадонне. — Я видел, как от вас вышла эта дурочка Гейнсфорд. Что, опять плакала в жилетку?

— Джон, что вы ей сказали?

— Я? Ничего. Поверьте, ничего из того, что мог бы сказать и, прошу заметить, должен был. Я всего лишь попросил, ради моего душевного равновесия, чтобы она играла центральную сцену без идиотской жеманной улыбочки на своем пухлом и неприлично круглом личике.

— Вы ее жутко напугали.

— Это она меня пугает. И хотя она ваша племянница…

— Она не моя племянница, а Бена.

— Да пусть она будет племянницей хоть папы римского, все равно дурой была, дурой и останется. А я написал эту роль для умной актрисы, которая бы могла играть на равных с Адамом. А кого вы мне подсунули? Дебильную любительницу, хуже которой не сыщешь на всем белом свете.

— Она очень симпатичная.

— Приторная до отвращения. И Адам слишком с ней мягок. Единственная надежда — встряхнуть ее как следует. А еще лучше дать пинка под зад, что я сделал бы с большим удовольствием, будь у меня возможность. Сделать это нужно было месяц назад. Впрочем, и сейчас не поздно.

— Дорогой Джон, вы что, забыли, что через двадня премьера?

— Любая приличная актриса выучит эту роль за час. Я говорил ей, что…

— Я вас умоляло, пусть с ней разбирается Адам. В конце концов, он наш продюсер и очень мудрый человек.

Доктор Разерфорд извлек из недр пальто металлическую табакерку, заправил в ноздри изрядную долю нюхательного табака, после чего, неприлично громко чихнув, изрек:

— При этом автора надо выпроводить из театра.

— Перестаньте городить чушь.

— Пусть только попытаются выпроводить, — проговорил он и разразился хохотом, похожим на лошадиное ржание.

Мисс Гамильтон, слегка приоткрыв рот, напрягла верхнюю губу и накрасила ее пурпурно-красной помадой.

— Право, вам следовало бы вести себя покорректнее. Иначе доведете ее до нервного расстройства.

— Чем раньше это случится, тем лучше. Если, конечно, расстройство будет серьезным.

— Честное слово, Джон, вы уже дошли до ручки. Если бы не ваши пьесы… если бы вы не были таким крупным драматургом, то…

— Избавьте меня от восторгов. Лучше найдите нормальных актеров. И поскольку мы взялись это обсуждать, то я скажу вам, что мне не нравится, как Бен играет в той большой сцене. И если Адам за ним не проследит, он отмочит на премьере что-нибудь совершенно неприличное. И тогда я буду вынужден свернуть ему шею.

Мисс Гамильтон повернулась к нему.

— Джон, он так не сделает. Я в этом уверена.

— Нет, вы не можете быть уверены. И я не могу. Если сегодня вечером обнаружатся какие-то признаки заболевания и Адам его не осадит, это сделаю я. Я ему такое устрою! Что касается этого сбежавшего из паноптикума урода, я имею в виду мистера Перри Персиваля, то, скажите на милость, какой извращенный садист сунул это существо в мою пьесу?

— Послушайте, Джон… — начала мисс Гамильтон и замолкла.

— Разве я не поставил условием с самого начала моего катастрофического сотрудничества с этим злосчастным бесталанным театром, что я не потерплю превращения моих пьес в пародии? С помощью вот таких… кретинов, гомиков.

— Перри не такой.

— Неужели? Да из него это прямо прет. У меня на такие дела инстинкт, моя дорогая. Я чую их на расстоянии.

Она в отчаянии вскинула руки:

— Я сдаюсь.

— Вздор. — Доктор засунул в ноздри еще понюшку и с шумом втянул. — Вы вовсе не собираетесь сдаваться, моя милая. А намерены нянчиться с ними. Вы и Адам. «Без робости, с весельем на лице вы все предоставляете мне».

— Довольно цитировать «Макбета». Если Габи Гейнсфорд услышит, она по-настоящему разволнуется.

— Именно к этому я и хочу ее подвигнуть.

— Уходите! — воскликнула она нетерпеливо, но добродушно. — С меня хватит. Вы замечательный, но терпеть вас больше нет сил. Уходите.

— Аудиенция закончена? — Он шутовски поклонился.

— Закончена. Проводите его, Мартина.

Девушка открыла дверь. До этих пор, не зная куда себя девать, она занималась чемоданами в углу комнаты и теперь в первый раз столкнулась лицом к лицу с визитером. Он разглядывал ее несколько секунд с видом крайнего изумления.

— Вот это да.

— Нет, Джон, — решительно проговорила мисс Гамильтон. — Нет!

— Эврика!

— Ничего подобного. До встречи.

Резко присвистнув, доктор с достоинством вышел.

Когда Мартина вернулась, примадонна посмотрела на нее в зеркало. Ее руки были крепко сжаты.

— Мартина — можно, я буду звать вас по имени, оно очень милое, — так вот, понимаете, костюмерша — это человек особенный. Она должна быть совершенно глухой и слепой по отношению почти ко всему, что происходит перед ее глазами. Думаю, вы знаете, что доктор Разерфорд — его первоначальная профессия врач, вот все и зовут его доктор, — что он выдающийся человек нашего времени. Он крупный английский драматург. Но как многие замечательные люди, он эксцентричен. С этим нам приходится мириться. И вам тоже. Вы меня поняли?

Мартина ответила утвердительно.

— Хорошо. Теперь подайте мне вон то розовое платье.

Мисс Гамильтон оделась, встала перед большим зеркалом в подвижной раме и пристально изучила свое отражение.

— Боже, надо бы сделать макияж посветлее.

— А что не так? — спросила Мартина. — Мне кажется, вы выглядите потрясающе.

Примадонна кивнула.

— Деточка, сходите, пожалуйста, поскорее к моему мужу и попросите у него сигареты. Он взял мой портсигар, а мне нужно взбодриться.

Мартина поспешила в коридор и постучала в соседнюю дверь. Значит, они все-таки женаты. Похоже, он ее лет на десять моложе и по-прежнему утром посылает орхидеи. Надо же.

— Войдите, — произнес глубокий бархатный баритон.

Она вошла.

Боб Крингл надевал на Пула смокинг. Они стояли к Мартине спиной.

— Так что? — спросил Пул.

— Мисс Гамильтон хотела бы получить назад свой портсигар, если вы не возражаете.

— У меня его нет. — Он крикнул: — Элла!

— Что, дорогой?

— С чего ты взяла, что у меня твой портсигар?

Несколько секунд примадонна молчала.

— Нет-нет, Мартина. Портсигар у Бена. У мистера Беннингтона.

— Извините. — Мартина направилась к двери.

Комната Беннингтона находилась в другом конце коридора, рядом с артистической. Войдя, она сразу ощутила острый запах бренди. На столике перед ним стояла открытая бутылка. Он принимал гостя — плотного сложения джентльмена, с красивым лицом и ухоженными седыми волосами. В глазу у него был монокль.

Гость поставил бокал и посмотрел на Мартину с некоторым удивлением.

«Чего это они все так странно на меня смотрят?» — подумала она.

— Нет, дорогой Бен, вмешиваться в это мне не годится, — произнес гость, видимо, продолжая прерванный разговор. — Вопрос тонкий, сам понимаешь. Но я девочке ужасно сочувствую. А доктор, мне кажется, никогда не упускает возможности ее расстроить.

— Не могу не согласиться с тобой, старина, и это меня чертовски злит. — Беннингтон глянул на Мартину. — Джей-Джи, это новая костюмерша моей жены.

— В самом деле? — Джей-Джи Дарси вежливо поклонился Мартине. — Доброе утро, дитя мое. — Затем повернулся к Беннингтону. — Ладно, Бен, мой мальчик, я пожалуй пойду. Тысяча благодарностей.

Он поднялся, ласково глядя на Мартину, уронил монокль, провел рукой по волосам и вышел, негромко запев в коридоре оперную арию.

— Чем могу быть полезен новой костюмерше? — спросил Беннингтон.

Мартина сообщила, зачем пришла.

— Портсигар? Я взял портсигар жены? Хм, не знаю… Посмотрите, пожалуйста, в моем пальто. Оно висит у двери. В карманах. У меня ни от кого нет секретов. — Он пошел убирать бутылку. — Простите, что прошу вас об этом. Видите, занят.

Убрав бутылку, Беннингтон опустился в кресло, наблюдая за бесплодными поисками Мартины в карманах его пальто.

— Это ваша первая работа? Я имею в виду костюмерши.

— Я уже работала в театре.

— И где это было?

— В Новой Зеландии.

— Неужели?! — воскликнул он с таким видом, как будто получил ответ на какой-то жизненно важный вопрос.

— Кажется, в пальто портсигара нет, — сообщила Мартина.

— Вот оно как. В таком случае подайте, пожалуйста, пиджак. Серый фланелевый.

Она протянула ему пиджак, он порылся в карманах. На пол выпали бумажник и еще несколько предметов. Мартина собрала их, но он был настолько неуклюж, что снова уронил. Ей пришлось положить все на столик. Среди содержимого карманов пиджака выделялся конверт с иностранной маркой и штемпелем. Беннингтон схватил его и начал вертеть в руках.

— Славная вещица, не правда ли? — Он рассмеялся и сунул конверт Мартине. — Посмотрите.

Смущенная странным поведением супруга примадонны, Мартина взяла конверт. Письмо было адресовано ему.

— Вы, случайно, не увлекаетесь филателией? — спросил он почему-то напряженным тоном. — Я слышал, там ценятся конверты с гашеными марками.

— Извините, но я далека от этого, — проговорила Мартина и положила конверт лицевой стороной на столик.

— А этот особенно ценный. — Беннингтон ткнул в конверт пальцем. — Кое-кто дал бы за него очень много. Чертовски много. — Давясь смехом, он достал портсигар из внутреннего кармана пиджака и протянул ей картинным жестом. — Чистое золото. Подарок от меня на день рождения. От мужа жене, как водится. Вы что, уходите? Погодите…

Но Мартина уже была в коридоре. В гримерной мисс Гамильтон беседовала с Адамом Пулом и молодым человеком романтической внешности, которого она видела на фотографии в фойе. Перри Персиваль.

— Да, вот так получается, — сказал он, видимо, заканчивая фразу.

— Бедняжка Мартина, где вы так долго были? — спросила мисс Гамильтон.

— Извините, мадам, но мистер Беннингтон долго не мог найти портсигар.

Примадонна посмотрела на Адама Пула.

— Вот тебе, пожалуйста. Такое поведение меня просто бесит. Я подарила ему портсигар. Нельзя сказать, чтобы с большой охотой. Так он моментально его потерял и теперь утверждает, что этого не было, а мой портсигар это его. Представляешь?

— Признаться, с трудом, — отозвался Пул.

Перри Персиваль вежливо рассмеялся:

— Вы оба прекрасно знаете, что я смог бы сыграть эту роль.

— Я тоже думаю, Перри, что вы смогли бы сыграть, — проговорила Елена Гамильтон. — Но согласитесь, у Бена есть изюминка, своеобразный стиль.

Персиваль пожал плечами.

— Он с этой изюминкой носится уже двадцать лет. Пора дать дорогу молодым. — Он потупился. — Извините, мне не следовало этого говорить.

Пул нахмурился.

— А мне не нравится, Перри, что вы подвергаете сомнению распределение ролей. Да еще перед самой премьерой.

— Да это я просто так сказал, — суетливо проговорил Персиваль. — Извините.

Он повернулся так, что на него упал свет, и Мартина увидела, что Перри Персиваль далеко не молод.

— В четверг премьера, — напомнил Пул. — Все уже давно решено и утверждено. Так что любые разговоры на эту тему бесплодны.

— Именно это я и пыталась объяснить доктору, — добавила Елена Гамильтон.

Пул кивнул.

— Я слышал, как он здесь разорялся. Я с ним поговорю и вас, Перри, прошу в этом поучаствовать. По поводу сцены у окна во втором акте. Вы неправильно уходите. Тут надо подчеркнуть присутствие Бена. Это очень важно.

Персиваль болезненно поморщился.

— Я это знаю. Но вы видели, что делает Бен? Вцепляется в меня и не отпускает. Поэтому и уход не получается.

— Я посмотрю, что тут можно сделать.

— Кстати, Адам, — вмешалась Елена Гамильтон, — Джона это тоже беспокоит.

— Хорошо, мы это уладим. — Он посмотрел на Перри Персиваля. — Главное — понимать, что мы поставили хорошую серьезную пьесу.

— Пора идти фотографироваться. — Персиваль направился к двери. — А в этом платье, Элла, вы выглядите изумительно. Если, конечно, восхищение маленького актера для вас что-то значит.

— Дорогой, не слишком ли ты строг к бедному Перри? — спросила Елена, когда за ним захлопнулась дверь.

— Твой Перри глуп как пробка, в этом все дело. Он не смог бы сыграть эту роль, как бы ни пыжился, потому что рожден быть на подхвате.

— Но он видит себя в этой роли.

— Если все пойдет хорошо, Бен замечательно ее сыграет.

— Вот именно — если все пойдет хорошо. Адам, я боюсь. Он…

— Ты одета, Элла? Фотограф ждет.

— Да, дорогой, я иду. Туфли пожалуйста, Мартина.

Мартина застегнула ей туфли, открыла дверь. Элегантно приподняв юбки, мисс Гамильтон выскользнула в коридор.

Следуя за ней, Пул бросил Мартине:

— А вам надлежит быть на сцене. Возьмите макияж, зеркало и все, что может понадобиться мисс Гамильтон, чтобы поправить прическу.

Мартина поблагодарила его и принялась собирать вещи. Пул задержался у двери с пальто примадонны в руках. Она ожидала, что он пойдет впереди, но увидела, что он смотрит в зеркало. Там отражались они оба.

— Странно все это, — отрывисто произнес Пул. И сделал ей знак выходить.