Спала Мартина десять часов. За это время много чего произошло. Например, поднявшийся ночью ветер дул во все щели, какие нашел. За кулисами было немало разных висящих веревок, он шевелил их, и они тревожно шуршали. То же самое происходило с бумажными обрывками и прочим мелким мусором. Театральные мыши, как положено, вышли ночью на промысел. Исследовали содержимое банок с клеем в кладовой, безуспешно посуетились вокруг плотно накрытой тарелки с телячьим языком и убыли ни с чем. Дождь тем временем продолжал судорожно барабанить по крыше, стекать по водосточным трубам, с шумом капать с карнизов на тротуар. В общем, вовсю занимался своим делом. В час ночи Фред Баджер, дремавший в своей каморке, встал и вышел на обход. Побрел неспешным шагом по коридорам, освещая фонариком эскизы декораций и костюмов, побывал в фойе, проверил замки на дверях кабинетов. Затем прошел по толстому ковру и, погруженный в мысли, долго стоял в бельэтаже среди покрытых материей сидений и занавешенных портьерами дверей. Наконец, грустно вздохнув, он через сцену вернулся в коридор, добрел до артистической и непонятно зачем тихо приоткрыл дверь.
Мартина мирно спала в кресле, одной рукой охватив колени, другую подсунув под голову. Блики от огня газового нагревателя играли на ее лице. Фред Баджер долго стоял, почесывая подбородок мозолистыми пальцами. Затем отошел на цыпочках, неслышно закрыл дверь и отправился в свою каморку, откуда позвонил в пожарную часть доложить, что в театре «Вулкан» все в порядке.
На рассвете дождь перестал, позволив уборочным машинам согнать воду с улицы своими огромными щетками. Мимо прозвякали молочные тележки, протарахтел первый автобус.
Мартина ничего этого не слышала. Ее разбудил тихий стук в дверь. Свет газовой горелки позволил увидеть, что на часах восемь утра. Она встала и нетвердым шагом подошла к двери. Открыла, впустив в комнату серый рассеянный свет. На полу стояла чашка с чаем, на которой балансировал большой сандвич. Под чашкой лежал вырванный из тетради листок, на котором было нацарапано: «Не вешайте нос, надеюсь, еще увидимся».
Мартина позавтракала, не переставая улыбаться, затем, выйдя в коридор, обнаружила в самом конце незанятую гримерную. Перенесла туда чемодан и, подперев стулом дверную ручку, разделась и умылась ледяной водой. Закончив туалет и переодевшись в чистое, Мартина нашла черный ход и с легким сердцем вышла на улицу.
Утро было солнечное и ясное. Свежий воздух бодрил прохладой. Мартина прищурилась. У главного входа в театр остановился фургон, откуда грузчики начали вытаскивать мебель. В фойе трудились уборщицы.
Мимо прошагал, насвистывая, мальчик, разносчик телеграмм. Машин на улице заметно прибавилось.
Мартина двинулась налево, где неподалеку виднелась вывеска цветочного магазина. Девушка в синем переднике устанавливала в витрине большую позолоченную корзину с розами. Дверь была заперта, но Мартина, осмелевшая от свалившейся на голову удачи, постучала в стекло витрины и показала визитку мистера Грантли. Девушка улыбнулась и впустила ее.
— Извините за беспокойство, мистер Грантли из «Вулкана» поручил мне взять розы для мисс Елены Гамильтон. Денег не дал, только визитку.
Девушка с улыбкой кивнула:
— Все в порядке. Мистер Грантли имеет у нас неограниченный кредит.
— Может быть, вы посоветуете, какие взять? — спросила Мартина, удивляясь своей словоохотливости. — Я новенькая, только вчера устроилась костюмершей мисс Гамильтон. Не знаю ее вкусов.
— Думаю, подойдут красные, — сказала продавщица. — К нам как раз только что привезли восхитительный сорт «Отважные рыцари». — Она поймала взгляд Мартины. — Название странное, но посмотрите, какая прелесть.
Она протянула несколько роз с каплями воды на наполовину распустившихся бутонах.
— Изумительно, не правда ли? А какой оттенок!
Цена Мартину смутила, но она взяла дюжину.
Девушка посмотрела на нее с любопытством.
— Костюмерша мисс Гамильтон, подумать только. Вы счастливица.
— Я здесь недавно, поэтому еще в полной мере своего счастья не осознала, — отозвалась Мартина.
— А вы не могли бы взять для меня автограф? — спросила продавщица, слегка краснея.
— Постараюсь.
Цветочница пришла в восторг.
— Миллион благодарностей. Вы душка. Понимаете, я ее поклонница. Не пропускаю ни одного фильма. Что касается Адама Пула, прошу прощения, мистера Пула, так он просто изумителен. Они оба потрясающие. Наверное, в жизни относятся друг к другу так же, как на экране. Ведь невозможно играть вот так и не испытывать никаких чувств. Вы согласны?
Мартина кивнула и вышла.
В театре за это время обстановка изменилась. Двери склада декораций были широко распахнуты. Оттуда, из глубины, доносился стук молотков. В задней части сцены висящие по диагонали задники спускались по одному судорожными рывками.
Мужчина в рубашке с короткими рукавами кивал:
— Давайте опускайте… так, так, теперь помедленнее, теперь до конца… хорошо. А теперь найдите второй номер.
Посередине сцены лежала люстра. В стороне пожилой осветитель колдовал над рейкой с софитами, прилаживая фильтры — розовый и цвета соломы. Чуть поодаль группа мужчин разглядывала небольшой стол в стиле ампир, с которого монтировщик декораций снимал матерчатый чехол.
Высокий молодой мужчина в очках, одетый в брюки из рубчатого вельвета и красный пуловер, недовольно произнес:
— Нет, это слишком претенциозно. Ему не понравится.
Глянув на Мартину, он бросил:
— Пожалуйста, дорогая, отнесите цветы в гримерную.
Она поспешила по коридору к своему рабочему месту. Мимо артистической, где гудел пылесос, мимо лысого человека в комбинезоне, прикреплявшего к дверям таблички. Где-то дальше по коридору кто-то весело напевал. Вот наконец и нужная дверь.
Царившее в театре оживление подействовало на Мартину отрезвляюще, она вдруг разволновалась. Когда она развернула цветы и сунула их в вазу, стебли оказались слишком длинными. Надо обрезать, но чем? Мартина побежала в свободную гримерку к своему чемодану, принялась рыться в поисках набора для шитья, который тетя заставила взять перед отъездом. На всякий случай. Но видно, в спешке она забыла положить его в чемодан. Нашлись только маникюрные ножницы.
Мартина побежала обратно и начала подрезать ими стебли роз. В этот момент в дверь постучали.
— И как сегодня поживает наша милая Танси? — поинтересовался обладатель теплого, но лишенного эмоций голоса.
Поправив розы, она нерешительно проговорила:
— Мисс Танси здесь нет.
— Странно, — произнес невидимка, — чего это вы вздумали шутить?
Она развернулась. В дверях стоял низенький человечек в шерстяном пиджаке со смокингом в руках. Он удивленно ее разглядывал.
— Прошу прощения, я думал, что разговариваю с мисс Танси.
Мартина объяснила ситуацию.
— Понятно. Значит, она в больнице. Скорее всего опять что-то с сердцем. Я ее предупреждал: пора работу оставлять. Да, неприятно. — Он покачал головой, глядя на Мартину. — И вы ее подменили? Ну и ну. Так давайте знакомиться. Фамилия моя Крингл, но можно звать Боб. Я костюмер его светлости. Прошу любить и жаловать.
Мартина представилась, они пожали руки. У коротышки было приятное лицо, покрытое паутинкой тонких морщин.
— И давно вы занимаетесь этим ремеслом? — Он усмехнулся. — Неправильно спросил. Следовало поинтересоваться: здесь ваше первое место работы, или вы подрабатывали костюмершей во время школьных каникул?
— Вы полагаете, мисс Гамильтон решит, что я слишком молода? — с тревогой спросила Мартина.
— Нет, если вы ее устроите. У меня вот другое дело. Работаю как каторжник, до изнеможения, но если его светлость не в духе, то пиши пропало. Сам не знаю, почему я все это терплю. А она ничего, если вы ей понравитесь.
Мартина вздохнула.
— Я сделаю все, чтобы она осталась довольна.
Боб Крингл оглядел гримерную.
— О, я вижу, тут полный порядок. Мило. Вы славно все выгладили и развесили. Она дала вам какие-то указания?
— Нет-нет, я ее еще не видела. Ну кроме кино, конечно.
— Даже так? — Костюмер погрузился в размышления. — Значит, молодые дамы теперь берутся за любую работу?
— Ну, по-разному бывает.
— Прошу прощения, но не студентка ли вы какой - нибудь театральной школы? Пришли сюда в надежде понаблюдать театр изнутри и, может быть, потом пристроиться, получить роль?
Две недели назад она была готова излить душу первому встречному. Рассказать о своей беде, о том, что с ней случилось на корабле. Но тогда она сдержалась, а теперь уж и подавно. Это ее проблемы, и никому до этого не должно быть никакого дела.
— Это было бы чудесно, — отозвалась Мартина.
В коридоре прозвучал густой бархатный баритон:
— Боб! Где, черт возьми, вы есть?
— Вот так штука! — воскликнул маленький костюмер. — Опять их светлость не в духе. Я здесь, сэр. Иду, сэр.
Он ринулся в коридор, но не успел. В дверном проходе появился мужчина. Достаточно высокий, чтобы взглянуть через его голову в глаза Мартины.
Боб Крингл поспешил поделиться открытием:
— Эта молодая леди — новая костюмерша мисс Гамильтон. Я счел необходимым ввести ее в курс дела, сэр.
— Вы мне нужны, — коротко бросил Адам Пул. Затем, снова взглянув на Мартину, приветливо произнес: — Доброе утро, — и исчез.
Костюмер поспешил за ним.
На рисунке в артистической он больше похож на себя, чем на фотографиях, — решила Мартина.
Первое впечатление от знакомства было настолько захватывающим, что она не услышала женский голос. В следующий момент в гримерную вошла примадонна.