Убийца, ваш выход! Премьера

Ахиллесова пята

После ухода Найджела и инспектора Фокса главный инспектор Аллейн плотно затворил за ними дверь, долго стоял и прислушивался. Фокс поговорил с констеблем за дверью, потом голоса под окном постепенно стихли.

Посторонний наблюдатель счел бы, возможно, что Аллейна одолевают неприятные мысли. У него был тип лица, обычно называемый крылатым: вдавленные уголки рта, как на портрете от решительных мазков кистью, ноздри с заметным вырезом, разлетающиеся уголки черных бровей. Это было привлекательное лицо с постоянным насмешливым выражением, очень живое — когда на него никто не смотрел. В данный момент на нем была гримаса крайнего отвращения, как будто он совершил что-то предосудительное или готовился сделать что-то такое, за что будет потом себя корить.

Справившись с часами и повздыхав, Аллейн погасил свет и занял позицию у окна, за занавеской. Так он мог, оставаясь невидимым, наблюдать за редкими машинами на Джералдс-роу. После ухода Найджела и Фокса минула всего пара минут, когда по улочке очень медленно проехало одинокое такси. Аллейн взирал на него сверху, как коршун, высматривающий добычу, но все равно сумел увидеть запрокинутое кверху лицо пассажира, как если бы он, стоя в машине на полу, пытался разглядеть окно квартиры наверху и одновременно остаться невидимым. Такие ухищрения вызвали у инспектора Аллейна кривую улыбку. Пока он припоминал, где находится ближайшая телефонная будка, такси исчезло. Он отошел от окна, вынул портсигар, но передумал и убрал его в карман. Так прошло еще минуты три-четыре. Его раздумья немилосердно прервало дребезжание телефона на столике у изголовья кровати. На него Аллейн отреагировал более широкой улыбкой и уселся на кровать, не вынимая рук из карманов. После двух десятков звонков, когда уже казалось, что трезвону не будет конца, телефон вопреки логике умолк. Инспектор вернулся к окну. Теперь улица была безжизненной. Когда кто-то зашагал по ней со стороны Элизабет-стрит, он издали услышал шаги. Отскочив от кровати, он сначала с кряхтеньем, потом со стоном отчаяния заполз под кровать, оказавшуюся, на беду, очень низкой, и растянулся на полу ничком. Поправив бахрому мерзкого розового цвета, он замер.

В замке входной двери пошарили ключом, потом вошедший снял обувь — иначе почему о перемещении человека по коридору свидетельствовало только слабое ощущение движения? С еле слышным скрипом повернулась дверная ручка, и сквозь бахрому, в неверном свете уличного фонаря Аллейн увидел, как дверь медленно открывается. В нее проскользнула неясная тень. Легчайший шорох был единственным признаком того, что в комнату кто-то вошел. Какая-то возня, звяканье колец на карнизе. Штора была задернута, в комнату’ перестал проникать свет с улицы. Когда тишина стала совсем нестерпимой, над головой у Аллейна ожил телефон. Кровать над ним прогнулась, матрас коснулся его плеч. Надрывное дребезжание телефона сменилось приглушенным щебетом — похоже, несносный аппарат накрыли подушкой. Аллейн насчитал еще два десятка звонков, прежде чем этой пытке пришел конец.

Найджел, звонивший с Честер-Террас, наконец-то повесил трубку и приступил к трапезе в обществе Гарденера.

Над головой у Аллейна облегченно перевели дух. Он был готов точно так же отреагировать на наступление тишины, но тут кровать опять заскрипела, и груз с его плеч был снят. Следующими звуками стало шуршание ковра, по которому потащили стул, чтобы поставить его у шкафа, скрип дверцы, шорох при перекладывании вещей на полках, металлический стук. Аллейн откашлялся и произнес:

— Не проще ли включить свет, мисс Вон?

Крика не последовало, но по тому, как она ахнула, он понял, что недалеко до истошного визга.

— Кто здесь? — отважно прошептала она.

— Закон! — величественно ответствовал Аллейн.

— Вы?!

— Я. Вы включите свет? Зачем шарить в темноте? Выключатель у двери. — Он яростно чихнул. — Будьте здоровы, мистер Аллейн! — произнес он с почтительностью, какой сейчас не приходилось ждать от нее.

Комнату затопил розовый свет. Аллейн высунул из - под кровати голову и плечи. Она застыла, не успев убрать руку от выключателя. В другой руке она сжимала железную коробку. Глаза ее были донельзя расширены, как у перепуганного ребенка. Чудо как хороша!

Аллейн вылез из-под кровати и выпрямился.

— Пыль под кроватью — самая мерзкая пыль на свете! — посетовал он.

Ее пальцы соскользнули с выключателя на дверную ручку, но и там не удержались, лицо приобрело безвольное выражение. Не подхвати он ее, она шлепнулась бы на пол. Коробка со звоном упала.

— Нет-нет, так не годится, — молвил он. — Вы не из тех, кто чуть что хлопается в обморок. У вас железные нервы! Никакого обморока, сердце бьется на диво ровно.

— Зато ваше, наоборот, того и гляди выскочит наружу!

Он поставил ее на ноги, не выпуская ее локтей.

— Сядьте!

Она высвободилась и опустилась в пододвинутое им кресло.

— Все равно, — проговорила мисс Вон, — вы меня напугали. — Она не сводила с него уверенного взгляда. — Надо же мне было так сглупить и угодить в примитивную западню!

— Я тоже удивляюсь, что вы в нее угодили. Увидев вас в такси, я понял, что действую верно, а потом вы позвонили… Я догадывался, что Сюрбонадье дал вам ключ.

— Я собиралась его вернуть.

— Вот как? Честно говоря, мне трудно представить, чем он вас привлек. У вас трудности с выбором?

— Не всегда.

— Допустим…

— У вас против меня ничего нет! Почему бы мне сюда не прийти? Вы сами мне это предложили.

— В девять часов, вместе со мной. Что вы хотели найти в этой коробке?

— Мои письма, — быстро ответила она. — Я хотела их уничтожить.

— Их в ней нет.

— Тогда я, как Офелия, тем более была обманута.

— Вы не были обмануты, — произнес он с горечью.

— Отдайте мне мои письма, мистер Аллейн. Я готова поклясться всем самым святым, что в них не было ничего, что можно было бы связать с его смертью…

— Я их прочел.

Она побелела.

— Все?

— Да, включая вчерашнюю записку.

— Как же вы намерены поступить? Вы меня арестуете? Вы здесь один…

— Не думаю, что вы окажете сопротивление или закатите скандал. Мне трудно вообразить эту сцену: я выволакиваю вас на улицу, растрепанную и раскрасневшуюся, и изо всех сил свищу в свой полицейский свисток, а вы царапаете мне ногтями физиономию…

— Ну нет, это было бы слишком вульгарно.

И она заплакала — беззвучно, сохраняя благопристойное выражение лица, даже красиво: просто глаза наполнились слезами, и они покатились по щекам. Она быстро промокнула их платком.

— Я замерзла, — сообщила она.

Он подал ей стеганое покрывало с кровати. Оно выскользнуло у нее из рук, и она устремила на инспектора беспомощный взгляд. Он укрыл ее в кресле. Она вдруг вцепилась ему в воротник.

— Посмотрите на меня! Посмотрите же! Разве я похожа на убийцу?

Он сжал ее запястья и попытался высвободиться, но она не ослабляла хватку.

— Поверьте, я не собиралась осуществлять угрозу из своего письма. Мне просто хотелось его припугнуть. — Она убрала руки и выпрямилась. — Вы сделали мне больно, — пожаловалась она.

— Вы сами меня заставили. Пора с этим заканчивать.

— Позвольте мне по крайней мере объясниться! Если, выслушав меня, вы все же сочтете меня виновной, то я пойду с вами без малейших возражений.

— Вынужден вас предостеречь…

— Знаю. Но мне необходимо выговориться. Уделите мне пять минут, выслушайте! Я не сбегу. Если хотите, заприте дверь.

— Хорошо.

Он запер дверь и спрятал в карман ключ. Усевшись на край кровати, он стал ждать.

— Мое знакомство с Артуром Сюрбонадье длилось шесть лет, — заговорила она наконец. — Я приехала в Кембридж для участия в устроенном студентами благотворительном представлении. Мне дали роль Дездемоны. Я была тогда совсем молоденькой начинающей актрисой. Артур в те времена был хорош собой и вообще всегда умел производить впечатление на женщин. Я не жду, чтобы вы это поняли. Он познакомил меня с Феликсом, но я не вспомнила Феликса, когда встретилась с ним потом опять. Он утверждает, что никогда меня не забывал. Артур увлекся мной и познакомил меня с Джейкобом Сейнтом, что очень помогло мне профессионально. В конце года мы оба получили роли в постановке Сейнта. Сказать, что Артур был страстно в меня влюблен, — значит ничего не сказать. Он был так мной поглощен, словно помимо меня на свете вообще ничего не существовало. Это не могло меня не впечатлить. Вот так все и произошло… Он не уставал делать мне предложение, но мне не хотелось замуж, к тому же я быстро поняла, какой это подлец. Он питал какую-то фантастическую ненависть к своему дяде и однажды, еще в Кембридже, накропал статью, в которой наговорил про Сейнта гадостей. По этому поводу была даже судебная тяжба — полагаю, вы о ней знаете, — но Сейнт никогда не считал виноватым Артура, ведь племянник полностью от него зависел. Он рассказывал мне об этом и вообще о своих грехах. Он сохранял для меня привлекательность. А потом я встретила Феликса, и… — Она сделала жест, в котором инспектор заподозрил привычный сценический прием.

— После этого я стремилась прекратить отношения с Артуром. Он меня пугал, угрожал рассказать Феликсу про… про все. — Она помолчала, после чего в ее голосе появились новые нотки. — Феликс, — продолжила она, — был совсем другим человеком. Он принадлежит к другой касте. Он по-своему нетерпим — до смешного! Но при этом он ужасно достойный человек. Если бы Артур ему рассказал, то… Я была в ужасе. Я стала писать эти письма, потом отправилась в Нью-Йорк, а когда вернулась, Артур опять меня подмял. Вчера — кажется, с тех пор уже минули годы! — он явился ко мне и устроил сцену. Я решила его припугнуть и после его ухода написала это письмо…

— В котором написано примерно следующее: «Если ты сегодня же не пообещаешь меня отпустить, я тебя погублю!»

— Господи, я всего-то хотела рассказать Сейнту, что это было делом его рук, что это он написал ту статью!

— Он шантажировал Сейнта не один год. Вы, конечно, знали об этом?

У нее был такой вид, словно в нее угодила молния.

— Вы знали? — повторил свой вопрос Аллейн.

— Нет. Он мне никогда об этом не говорил.

— Понимаю… — протянул Аллейн.

Она смотрела на него умоляюще, растирая запястья, которые он сдавил с излишней силой. Внезапно она протянула ему руку.

— Почему бы вам мне не поверить? Почему бы не пожалеть меня? — прошептала она.

За сим последовала тишина. Несколько секунд оба молчали и сидели без движения. Потом он придвинулся к ней, опять сжал ей руку, но уже не больно. Их пальцы переплелись. Наклонив голову, он застыл в позе глубокого размышления.

— Ваша взяла, — пробормотал он наконец.

Она подалась к нему, поднесла его руку к своему лицу. Свободной рукой она опять избавилась от покрывала, сбросив его на пол.

— Вчера вечером я думала, что вы поцелуете мне руку, — промолвила она.

— И вот сегодня… — Он медленно прикоснулся губами к ее руке.

В наступившей тишине оба слышали, как кто-то быстро шагает по узкой улице. Звук шагов как будто привел ее в чувство. Она выдернула руку и вскочила.

— Примите мои поздравления! — сказала она.

— С чем?

— Вы весьма умны! Вы бы сели в глубокую калошу, если бы меня арестовали. Теперь вы меня отпустите?

— Если вам так нужно…

— Нужно. Скажите, что первым делом заставило вас меня заподозрить?

— Ваша косметика на патронах.

Она посмотрела в окно, на улицу.

— Невероятно! — сказала она тихо. — Этот опрокинутый пузырек у меня на столе… Его опрокинул сам Артур. — Немного поразмыслив об этом, она быстро проговорила: — Получается, что тот, кто это сделал, побывал в моей комнате?

— Да. Ваша комната была пустой как раз перед… перед тем как это случилось. Вы беседовали с Гарденером в соседней комнате.

— Нет-нет, все не так! Он мог бы войти, но не входил. Он в это время находился на сцене. Артур опрокинул пузырек и весь забрызгался. Когда он клал в ящик патроны, у него на руках была моя косметика. Наверное, что-то оставалось на большом пальце, когда он заряжал револьвер. Понимая, что с ним покончено, он решил подстроить так, чтобы Феликса обвинили в убийстве. Феликса или меня. Вдруг он намеренно использовал мои белила? Это в его духе.

— Даже так? Бедное вы дитя!

— Да, так, уж я его знаю.

— А я не знаю, правы ли вы, — сказал Аллейн.

— Уверена, что права.

— Попробую взглянуть на дело под этим углом, — сказал он, не отдавая себе отчета, что говорит. Он смотрел на нее жадным голодным взглядом, словно не мог наглядеться.

— Мне пора. Могу я забрать письма, или они конфискованы?

— Забирайте.

Он принес из соседней комнаты письма. Она тщательно их перебрала.

— Одного не хватает.

— Сомневаюсь.

— Говорю вам, одного письма недостает. Вы его, случайно, не выронили?

— Это все, что мы нашли.

Она рассеянно оглядела комнату.

— Я должна его найти. Оно наверняка где-то здесь. Он грозился показать Феликсу именно его.

— Мы все перетряхнули. Должно быть, он его сжег.

— Нет-нет, я уверена, что не сжег. Умоляю, позвольте мне его поискать! Я знаю все его тайники.

И она приступила к настойчивым поискам. Один раз она прервалась и оглянулась на Аллейна.

— Вы, случайно, не…

— Клянусь, я не припрятывал никаких ваших писем!

— Простите!

Она возобновила поиски. Через некоторое время ей пришлось признать, что поиски не дали результата.

— Если письмо найдется, вы его получите, — заверил ее Аллейн. Она поблагодарила его, но было видно, что она недовольна. Чтобы заставить ее смириться с неудачей, Аллейн сказал, что намерен вызвать такси.

— Не надо! Я сама остановлю такси на углу. Так будет лучше.

— Я с вами. Осталось только запереть квартиру.

— Нет, мы простимся прямо сейчас. — Она засмеялась. — Вас не должны видеть со мной, я не хочу вас компрометировать.

— Nous avons change tout cela[**].

— Вы так считаете, инспектор? Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Стефани. Не будь я полицейским…

— Что тогда?

— Отдайте мне ключ, мадам.

— Вы о ключе от квартиры? Куда я его задевала? Новая пропажа!

— Это не он у вас на цепочке?

Он слегка потянул за цепочку у нее на шее, нащупал ключ, спрятанный под платьем, и снял его. При этом они встали чуть ли не нос к носу, и он увидел, что она вся дрожит.

— Вы совершенно без сил! — сказал он. — Может, мне все-таки вас проводить? Доставьте мне это удовольствие!

— Прошу вас, не надо! Еще раз спокойной ночи.

Он дотронулся до ее руки.

— И вам того же.

Она сделала еще один шажок ему навстречу, заглянула ему в глаза, улыбнулась. В следующее мгновение он привлек ее к себе и обнял.

— Что происходит? — проговорил он грубовато. — Я знаю, что вы мне категорически противопоказаны, и все же… Поцеловать вас?

— Почему бы нет?

— Лучше ответьте, почему бы да.

— Как странно вы на меня смотрите! Можно подумать, что вы исследуете мое лицо дюйм за дюймом.

Он резко ее выпустил.

— Прошу вас, уйдите.

Через мгновение ее уже не было. Высунувшись в окно, он смотрел, как она выходит на тротуар. Она свернула на Саут-Итон-плейс. Через несколько секунд из проулка вышел мужчина, задержался, чтобы закурить, и отправился в том же направлении.

Аллейн аккуратно закрыл окно и погасил свет. Идя к двери, он споткнулся о коробку, оставшуюся лежать там, где ее уронила мисс Вон. Он нагнулся и открыл ее. На его лице возникло выражение облегчения. Он покинул квартиру, забрав с собой коробку.

В квартире опять надрывался телефон, но его уже никто не слышал.