Потом актерам казалось, что до них очень медленно дошло, что в театре случилась беда. Доктор Разерфорд закончил под аплодисменты.
— Давайте же поскорее «Короля», — крикнул кто - то за кулисами.
И сразу же из оркестровой ямы грянул гимн[†††††].
Пул выбежал за кулисы, где ждал Клем Смит со связкой ключей. Здесь уже отчетливо пахло газом.
На сцену, сияя широкой улыбкой, вбежал ничего не подозревающий Боб Грантли.
— Колоссально. Джон! Элла! Адам! Боже, друзья мои, это успех…
Он застыл со вскинутыми руками. Улыбка на лице растаяла.
— Возвращайся к себе, Боб, — сказал Пул. — Займись гостями. Продолжайте, не дожидаясь нас. Бен заболел. Клем, скажи, чтобы открыли все двери. Нужно впустить свежий воздух.
— Газ? — спросил Грантли.
— Давай побыстрее, — поторопил Пул. — Увези их. Успокой и объясни, что Бен болен. Потом перезвони мне.
Грантли молча вышел.
Пул посмотрел на Елену Гамильтон.
— Элла, посиди в мастерской бутафории. С тобой будет Кейт. Я скоро приду.
— Что скажете, доктор? — спросил Клем Смит.
— Надо перенести его в склад декораций, — ответил Разерфорд.
Пул завел Елену в мастерскую и закрыл за ней дверь. Затем позвал Мартину.
— Кейт, посидите с ней и не пускайте никуда, если сможете. Хорошо?
В коридоре вновь появился Разерфорд. За ним четверо рабочих сцены с трудом несли тяжелое безжизненное тело Кларка Беннингтона. Откинутая назад, болтающаяся из стороны в сторону голова, широко открытый рот.
Пул хотел загородить его от Мартины, но не успел. Махнул рукой.
— Ладно, идите к Елене.
— Кто-нибудь из вас умеет делать искусственное дыхание? — спросил доктор Разерфорд. — Я могу начать, но долго у меня не получится.
— Я работал санитаром, — сказал помощник Клема Смита.
— Я умею, — подал голос Джеко.
— И я тоже, — добавил Пул.
— Тогда идем на склад декораций. Только там нужно будет открыть задние двери.
Мартина опустилась подле Елены Гамильтон, взяла ее руку.
— Там доктор Разерфорд. Вашему мужу делают искусственное дыхание.
Елена понимающе кивнула. Она была бледна и вся дрожала.
Мартина встала.
— Я схожу за вашим пальто.
Оно висело в импровизированной гримерной за кулисами. Девушка быстро вернулась и надела пальто на Елену, как на ребенка, осторожно просовывая в рукава руки. Потом застегнула.
— Где Габи? — раздался за дверью голос Дарси. — Еще в артистической?
— Да, она там, — неожиданно отозвалась Елена, не меняя выражения лица.
— Пойду схожу за ней, — уныло проговорил Джей - Джи. — Боже мой!
Затем Перри Персиваль объявил, что его тошнит.
— Идите к себе в гримерку, — посоветовал Клем Смит.
— Как я туда пойду? — произнес Перри слабым голосом. — Там, наверное, полно газа.
Встрепенулась сидящая без движения Елена.
— Я хочу знать, что произошло. Мартина, пожалуйста, попросите Адама прийти.
Мартина не успела дойти до двери, как в мастерскую вошел доктор Разерфорд, следом за ним Пул. Доктор был без пиджака. Накрахмаленная рубашка, черные брюки, красные подтяжки.
— Должен вас огорчить, Элла, — произнес он без обиняков. — Дела скверные. Мы сделали все, что могли. В театре оказалась даже кислородная подушка, но это не помогло. Пульс так и не появился.
— Но что с ним случилось? — Елена ухватилась за руку Пула.
— Понимаешь, Элла, — мягко проговорил он, — Бен, вернувшись в гримерку, видимо, заперся и выключил газовый обогреватель. А затем включил, не зажигая. Когда Клему удалось отпереть дверь, Бен лежал на полу. Голова вплотную придвинута к горелке и накрыта плащом.
— Боже, какой ужас.
— Что делать, Элла. Если уж он решился на это, то в любом случае довел бы дело до конца. С газом или без него.
— Но почему? — Елена всплеснула руками. — Почему он это сделал?
Доктор Разерфорд прорычал что-то неразборчивое и вышел. Они слышали, как открылась и закрылась дверь склада декораций.
Пул сел рядом с Еленой, взял ее руки в свои. Мартина собралась уйти, но он ее остановил:
— Не уходите, Кейт. Не надо.
Посмотрел на Елену.
— Сейчас не время строить предположения. Может, его удастся спасти. Если нет, тогда и будем спрашивать себя почему. Хотя, мне кажется, и так все ясно.
В последнее время он беспробудно пил. А в пьяном виде человеку приходит в голову всякое. Я с трудом узнавал в нем прежнего Бена.
— Мои попытки ему помочь были тщетны, — произнесла она. — Хотя я старалась.
— Ты очень старалась, Элла. — Пул помолчал. — Я еще вот что хотел сказать. Если спасти Бена не удастся, придется звонить в полицию.
Елена удивленно вскинула голову.
— В полицию? Нет, дорогой, не надо полиции. Они могут подумать… Бог знает что они могут подумать.
Дверь отворилась, в мастерскую вошла Габи Гейнсфорд в сопровождении Дарси.
Вид у нее был совершенно нормальный, только слегка растерянный. Она хотела что-то сказать, но закашлялась.
— Можно Габи посидит здесь? — поинтересовался Дарси.
— Конечно, — ответила Елена.
Дарси вышел. За ним последовал Пул, обещавший вернуться.
— Я все сразу поняла, — наконец заговорила Габи. — Как только появился запах. У меня было предчувствие. — Она снова закашлялась.
— О чем вы говорите, Габи? — спросила Елена упавшим голосом.
— Я ничуть не удивлена, — продолжила мисс Гейнсфорд. — Потому что знала, что сегодня должно было что-то случиться.
— Что должно было случиться? — пробормотала Елена. — Что?
Габи мотнула головой:
— Не знаю, тетя Элла. Не знаю.
Она задержала на Елене долгий взгляд, а затем опустилась у ее ног на колени.
— Наше горе общее. Он был мне дядей, а вам мужем.
Елена пожала плечами.
— Погодите, может его смогут привести в чувства. Мартина, сходите за Джеко.
Он стоял за кулисами с Дарси и Персивалем.
— Здесь от меня все равно никакой пользы, — пробормотал Перри. — Так что я, пожалуй, пойду домой.
— Уходить нельзя, — резко отозвался Джеко. — Ждите прибытия полиции. — Он увидел Мартину. — Что, моя милая, не удалось насладиться успехом?
— Вас хочет видеть мисс Гамильтон.
— Пойдемте. В любом случае придется ей сказать.
Он взял Мартину под локоть, и они вместе вошли в мастерскую.
При его появлении Елена воодушевилась.
— Джеко…
Он подошел, наклонился, обнял ее за плечи.
— Все без толку. Бен отправился на небо.
Габи Гейнсфорд тут же разразилась плачем, а Елена положила голову на плечо Джеко.
— Помоги мне что-нибудь почувствовать, милый. Тут внутри, — она показала на грудь, — совершенно пусто. Нет даже печали.