Убийца, ваш выход! Премьера

I

Перри посмотрел на инспектора.

— Извините, я был настолько расстроен, что просто об этом не подумал. А теперь кое-что вспомнил. Я почувствовал запах газа еще раньше. Когда закончился мой последний эпизод на сцене, я сразу направился к себе в гримерную. И перед тем как идти на поклоны, чувствую, пахнет газом. А для нас в этом театре запах газа не шутка. К тому же в гримерной было жарко. Поэтому я закрутил кран. На всякий случай.

— Это было после того, как Беннингтон поставил вам подножку? — поинтересовался Аллейн.

— Я же сказал, это было после моего последнего эпизода на сцене. Перед поклонами. Неужели…

Он подошел и сел перед Аллейном.

— Неужели вы меня подозреваете? Меня? — Изумление на его лице сменилось печалью. — Боже, посмотрите на меня. Я маленький затравленный актер, совершенно безвредный. Не злой. Я даже не странный. Просто безвредный.

— А почему вы не рассказали об этом сразу?

— Сам не знаю. Понимаете, я был сильно расстроен. Беннингтон, а потом еще доктор… и вообще весь спектакль прошел для меня ужасно. — Он опустил голову. — Когда его выносили, у меня все внутри перевернулось. Я бывал под бомбежками и видел мертвецов. Но так и не смог привыкнуть.

— В вашей гримерной сильно пахло газом?

— Не очень. Но сразу вспомнился тот случай. Правда, я не придал этому значения, подумал, что, наверное, тут какая-то неисправность. Завернул кран горелки и вышел. Вспомнил только, когда снова ощутил этот запах во время речи доктора.

— Понимаю.

— Действительно понимаете?

— Поверьте, невиновному нечего бояться.

— А вы что, никогда не ошибаетесь?

— Ошибаемся, конечно, — ответил Аллейн. — Но не в таких случаях.

— В каких таких случаях?

— Когда все может обернуться серьезным обвинением в совершении тяжкого преступления.

— Я не могу в это поверить! — выкрикнул Перри. — Я никогда не поверю. Мы не такие. Мы совершенно бесхитростные. У нас душа нараспашку. У нас нет таких жестоких конфликтов, чтобы убивать друг друга.

— Мне вы все такими уж бесхитростными не кажетесь. — Аллейн снова улыбнулся. — У вас есть еще что рассказать?

Перри отрицательно покачал головой и с трудом поднялся на ноги. Аллейн заметил то, что до него уже заметила Мартина: не так уж он и молод.

— Нет. Больше я ничего интересного вспомнить не могу.

— Тогда возвращайтесь на сцену. Думаю, скоро вы сможете вернуться в свою гримерную и переодеться.

— Спасибо.

— Но перед уходом Лемпри вас обыщет. Прошу меня извинить, но таковы правила. Они распространяются на всех.

Перри прищурился.

— Пожалуйста, я не возражаю.

Аллейн кивнул констеблю, и тот двинулся к Перри с извиняющейся улыбкой.

— Это безболезненная процедура, сэр.

Перри поднял руки над головой, приняв позу танцора. Обыск длился с полминуты в полной тишине.

— Большое спасибо, сэр, — сказал констебль. — Мистер Аллейн, тут портсигар, зажигалка и носовой платок.

— Ладно. Можете идти, мистер Персиваль.

Перри не уходил.

— Инспектор, возможно, это вопрос праздный, но мне бы очень хотелось знать: вы мне поверили?

— На данный момент я не вижу причин не верить вам, мистер Персиваль, — ответил Аллейн.

Инспектор принялся негромко насвистывать, грустно разглядывая свою трубку.

— Вы знаете, Майк, часто бывает, что самые, казалось бы, запутанные дела на деле оказываются самыми простыми. А тут, в этом театре, я прямо чувствую, что-то такое торчит у меня под носом, а я не вижу. И Фокс тоже.

— Это как-то связано с поведением мистера Беннингтона, сэр?

— Да. Вы правильно догадались. Представьте себе, Майк: человек, у которого на лице наложен грим, делающий его отвратительным, собирается покончить с собой. А человек этот тщеславен. Беннингтон, судя по рассказам, был именно таким. Что этот человек сделает? Правильно. Смоет грим, чтобы мертвым выглядеть прилично. Если же ему на это наплевать, он гримом заморачиваться не станет. А что делает наш герой? Он тщательно припудривается, как будто собрался выходить вместе с остальными на поклоны, а не лишать себя жизни. Как вам это нравится?

— Да, сэр, — вздохнул Майк, — выходит, он о самоубийстве не думал.