— Итак, — произнес Аллейн, когда за Дарси закрылась дверь, — каковы ваши соображения, мой друг?
Фокс перелистал блокнот.
— Полностью свободны от подозрений актеры второго состава. Они смотрели спектакль в амфитеатре, затем отправились по домам. То же касается двух костюмеров, помощника Клема Смита и рабочих сцены. Они все смотрели спектакль или занимались своими делами. Их показания совпадают.
— Это уже кое-что.
— Что касается костюмерши, то тут не знаю, что и сказать, — признался Фокс.
Аллейн усмехнулся:
— Да, согласен, ситуация с ней необычная. Я всегда представлял костюмерш чопорными пожилыми дамами с поджатыми губами. А тут молодая талантливая актриса. Если сравнивать мисс Тарн с племянницей Беннингтона, то первая девушка симпатичная и неглупая, тогда как вторая законченная идиотка, причем коварная и изворотливая. Вы уж позвольте мне, друг мой, иметь пристрастия.
— Она дальняя родственница Пула.
— Да. — Инспектор кивнул. — Но это к делу не относится. А что вам удалось вытянуть из костюмера Беннингтона?
Фокс вздохнул.
— Не много. Покойный любил пить в одиночестве и отсылал костюмера при любой возможности. Он находился в гримерной примерно до семи вечера, а потом был отправлен помогать другим актерам. Вернулся перед первым антрактом, чтобы помочь Беннингтону переодеться. Во втором антракте он припудрил ему ссадину. Последний раз костюмер появился после начала третьего акта. Выбросил использованный ватный тампон. Если бы все шло по плану, он бы после спектакля облачил мистера Беннингтона в маскарадный костюм и, устав от трудов праведных, отправился домой.
— Костюмер разговаривал охотно?
— Довольно вяло, мистер Аллейн. Заметил только, что покойный был почти на грани белой горячки. С другим костюмером, Кринглом, было повеселее. Он работает с мистером Пулом.
— Вы его отпустили?
— Да, сэр, отпустил. И рабочих сцены. Мы можем их снова вызвать, но на данный момент, я думаю, они чисты. Я также позволил уйти помощнику Клема Смита. Он ни разу не покидал суфлерскую будку. К тому же его ждет дома жена.
— Ну что ж, хотя бы с этим ясно. — Аллейн встал. — Вы, конечно, осмотрели все комнаты, но давайте пройдем по ним еще раз, вместе.
Они вышли в коридор. Фокс указал на гримерку Беннингтона.
— Там ползает Гибсон. Если что-то есть, он найдет. Костюмер не трогал ничего, кроме использованного ватного тампона.
Они вошли в гримерную Перри Персиваля и застали там детективов, фотографа Томпсона и дактилоскописта Бейли, которые уже укладывали свои принадлежности.
— Что у вас, Бейли? — спросил Аллейн.
— Порядок, сэр, — грустно произнес дактилоскопист. — Снял все отпечатки, осмотрел комнату.
— А что в соседней?
— В комнате покойного, сэр? Его отпечатки на газовом кране и трубе. На резиновом патрубке следы красного грима, как на губах покойного.
Аллейн вздохнул.
— Ладно, пошли дальше. Мне что-то не верится, что история повторяется.
Они вошли в гримерную Дарси. Здесь не было ничего примечательного, кроме фотографии мисс Гейнсфорд.
В последней комнате на этой стороне коридора они обнаружили электрическую швейную машинку, несколько эскизов, обрезки материи и другие принадлежности для шитья, с которыми работала Мартина, выполняя задание Джеко.
Аллейн быстро осмотрел комнату и вышел. Затем заглянул в пустую гримерную напротив и двинулся к гримерной Габи Гейнсфорд.
Здесь он встал, засунув руки в карманы, и посмотрел на Фокса.
— Эта комната страдает явным раздвоением личности. Смотрите, слева от меня нарядное пальто, веселенькая шляпка, модные перчатки и сумочка. Дальше мы видим духи какой-то, не сомневаюсь, дорогой марки, набор фигурок-талисманов, букет от администрации и орхидеи… от кого бы вы думали? — Он перевернул карточку. — Можете не гадать. Тут написано: «С любовью и тысячью добрых пожеланий от преданного Джей-Джи». А справа от меня сильно поношенное скромное пальто, пара таких же скромных туфель, в тон им перчатки, серая юбка, берет и желтый джемпер. Посмотрим, что в сумочке. В кошелек заглядывать не будем, и так видно, что он почти пустой. Что еще? Новозеландский паспорт, выданный в этом году, откуда следует, что мисс Тарн девятнадцать лет и она актриса. Так что работа костюмерши была, несомненно, временной. Только непонятно, почему родственник, пусть и дальний, не устроил ее сразу дублершей?
Тем более что она его сильно зацепила, я в этом уверен. И не только внешним сходством. Ведь даже не чаявший души в ее сопернице мистер Дарси признает, что она чертовски хорошая актриса. — Аллейн перелистал паспорт. — В Англию прибыла семнадцать дней назад. Может, это объясняет странность ситуации? Впрочем, это значения не имеет. Давайте двинемся дальше.
Боб Крингл содержал гримерную Пула в идеальном порядке. У зеркала фотография Елены Гамильтон в рамке. Рядом лихорадочно тикали маленькие часы с веселым циферблатом. Под ними карточка. Аллейн вытащил и прочитал: «От Елены. Благословляю тебя сегодня, завтра и всегда».
— Стандартный для премьеры подарок на память. Часы французские, с циферблатом из севрского фарфора, инкрустированным гранатом. Как вы полагаете, Фокс, что этот джентльмен подарил леди?
Детектив наморщил лоб.
— Может быть, тиару?
— Давайте пройдем в комнату рядом и посмотрим.
В гримерной Елены пахло как в оранжерее. Один стол был предназначен только для цветов.
— А вот и оно! — воскликнул Аллейн. — Духи с божественным ароматом. Цена, я думаю, где-то около тридцати фунтов. «От Адама». Фокс, почему вы не дарите мне подарки, когда мы раскрываем сложную кражу? А вот тут, мой друг, что-то иное.
Ожерелье состояло из шести деревянных медальонов, перемежающихся нефритовыми кольцами. На каждом был аккуратно вырезан очень похожий профиль актера, участвующего в спектакле. Рядом карточка с датой и подписью: «От Джеко».
— Сколько же надо времени, чтобы сделать такое? — удивился Фокс. — Этот иностранец Доре настоящий мастер.
— Несомненно. Но это еще и настоящий подвиг во имя любви. Надеюсь, она это оценила.
Он раскрыл кожаный футляр с двумя фотографиями Пула.
— Да, внешность у этого человека замечательная. Но рисунок в артистической передает характер гораздо лучше, чем фотографии. Я думаю, Доре тут приблизился к самому Гольбейну. На нем тут все держится. Создает костюмы и декорации, а сам все время в тени. Безгранично предан примадонне. Однако я замечтался. Полагаю, Гибсон уже закончил в гримерных?
— Да, мистер Аллейн. Ничего существенного не обнаружено.
— Значит, мы можем позволить им разойтись по своим комнатам. И будем опрашивать по очереди. Они могут переодеться. Мисс Гейнсфорд уже это сделала. Так что с нее и начнем. Пусть Лемпри приведет ее в артистическую. А вы идите на сцену, скажите актерам, что они могут отправляться в свои гримерные, поболтайте немного и проследите, чтобы расходились поодиночке. Будем вытрясать сведения о Беннингтоне. Что произошло с ним необычного в последние несколько дней? Может быть, что-то его особенно огорчило или взволновало?
— Похоже, сэр, что взволновать его было несложно.
— Наверное, но точно нам ничего не известно. Я не верю, Фокс, что это было самоубийство, но пока из того, что мы раскопали, мотив не просматривается. Так что вперед, мой друг. Будем стараться.
Детектив степенно вышел. Аллейн направился в гримерную Беннингтона. Там был сержант Гибсон, склонившийся над выключенной газовой горелкой.
— Есть что-нибудь? — поинтересовался инспектор.
— Да, сэр, небольшое пятно. Как будто что-то горело.
— Я видел.
— Ватные тампоны, которые выбросил костюмер, нашлись там, где он сказал. В мусорной корзине на сцене. Тут на полу пепел от сожженной бумаги.
— Ладно, Гибсон. Когда закончите, опечатайте комнату. И без моего разрешения машину с покойным в морг не отпускайте.
— Хорошо, сэр.
Не успел Аллейн вернуться в артистическую, как в коридоре послышался голос мисс Гейнсфорд, которую сопровождал констебль Лемпри. Она явно играла субретку из комедии двадцатых годов.
— Как приятно сознавать, что тебя опекает настоящий джентльмен.
— Инспектор Аллейн ждет вас в артистической, мисс, — торжественно объявил констебль.
— Боже, как элегантно вы это сказали. У вас несомненный талант. Вам надо играть на сцене.
Лемпри открыл дверь.
— Мисс Гейнсфорд, сэр.
— Пусть заходит, Майк. И останьтесь, будете записывать.
— Прошу сюда, мисс.
Габи вошла, сразу сменив образ и став галантной обитательницей фешенебельного района Мейфэр.
— Вы мне польстили, инспектор, вызвав надопрос первой. — Она улыбнулась. — Или это зловещий намек, что я стою во главе списка подозреваемых?
— Я решил повидаться с вами раньше остальных, мисс Гейнсфорд, потому что вам не нужно переодеваться, — сказал Аллейн. — Прошу вас, садитесь.
Она села, затем картинно достала сигарету и повернулась к констеблю Лемпри:
— Могу я попросить представителя власти дать мне прикурить? Или это против правил?
Аллейн дал ей прикурить, но она не успокоилась.
— Он что, собирается записывать за мной, и это потом будет использовано против меня? Насколько мне известно, в таких случаях людей предупреждают.
— Да, в полицейской практике принято предупреждать, но в более серьезных случаях, — спокойно ответил инспектор. — А сейчас Лемпри просто будет записывать наш разговор, и в случае необходимости я попрошу вас ознакомиться с показаниями и подписать их. А теперь, мисс Гейнсфорд, позвольте перейти к делу.
— Пожалуйста.
— Все время, пока длился спектакль, вы находились здесь, в артистической. В последний антракт вас навестили мистер Дарси и ваш дядя. Вы подтверждаете, что мистер Дарси ударил его по лицу в ответ на какие-то сказанные им слова?
Она смущенно потупилась.
— Извините, но я не совсем понимаю, о чем идет речь.
— Речь идет о том, что мистер Дарси ударил мистера Беннингтона. Вы этот факт подтверждаете?
— Да, он его ударил, — неохотно согласилась Габи. — И очень сильно. Я сидела, не проронив ни слова. А что тут можно было сказать?
— Мне бы хотелось услышать, что говорил мистер Беннингтон перед этим, — произнес инспектор, не поворачивая головы. Он в этот момент рассматривал портрет Адама Пула работы Джеко.
Габи, видимо, решила вернуться к образу субретки.
— Возможно, вы подумали, что я совсем лишена чувств? — проговорила она. — Уверяю вас, это не так.
— Помилуйте, у меня и мысли такой не было, — отозвался Аллейн, по-прежнему занятый портретом. — Я всего лишь спросил, что из сказанного вашим дядей так разозлило мистера Дарси?
Габи помрачнела.
— Дядя был расстроен. Из-за того, что мне нездоровилось и я не смогла выйти на сцену.
— Едва ли это послужило поводом для таких действий со стороны мистера Дарси.
— Джей-Джи очень нежно ко мне относится.
— Но с вашим дядей он обошелся весьма бесцеремонно.
— Дядя Бен был груб. — Мисс Гейнсфорд, похоже, решила вернуться в своему первоначальному образу скромной чувствительной барышни. — К тому же от него ужасно несло спиртным.
— Вы хотите сказать, он был пьян?
— Да.
— И ругался?
— Возможно. Но я ему сочувствовала.
— Он говорил о мисс Гамильтон?
— Очевидно, Джей-Джи вам уже все рассказал. Так зачем вы меня спрашиваете?
— Нам желательно, чтобы вы подтвердили его слова.
— Хорошо, тогда скажите, что он говорил, а я подумаю, подтверждать это или нет.
Аллейн наконец повернулся и пристально посмотрел на нее.
— Боюсь, что играть по вашим правилам у нас не получится. Вам, мисс Гейнсфорд, наверное, не терпится уйти домой, а у нас впереди еще масса работы. Если ответите на мой вопрос, я буду рад вас выслушать. А если нет, то я отмечу, что вы отказались давать показания, и мы на этом закончим. Зачем терять время?
Она слегка опешила, забыв, какой образ сейчас играла. Поэтому на некоторое время стала самой собой.
— Зачем же, я расскажу. Почему нет? Только тут, собственно, и рассказывать нечего. Дело в том, что Элла — я привыкла ее так называть — в отношениях с мужчинами придерживается старомодных взглядов, в стиле Пинеро и Голсуорси. А тогда мой бедный дядя Бен приехал из клуба, застал ее в постели, ну и… вот, собственно, и все. Конечно, они сейчас не живут… как бы это сказать, ну, вместе, что ли, но он все равно ее муж, уже много лет, так что назвать это изнасилованием никак нельзя. Вы так не считаете? А она отнеслась к этому как к чему-то ужасному, подняла крик, расплакалась. Это, наверное, дядю сильно мучило, и когда он вошел сюда пьяный и увидел меня с Джей-Джи, то вообразил неизвестно что и рассвирепел. Рассказал о том, что случилось днем, взялся ругать Елену, потом принялся за меня, потом за женщин вообще. И все это так грубо. Вот Джей-Джи и сорвался. Ударил его. Но зачем из-за этого поднимать шум? Ничего особенного не случилось.
— Вы думаете, актеры знают об этом?
— За всех не скажу, но Адам и Джеко определенно знают, — ответила она не задумываясь. — Адаму она бы в любом случае рассказала. И Джеко тоже, ведь ему все всё рассказывают. И он ее близкий друг.
— Понятно. Благодарю вас, мисс Гейнсфорд. Вы свободны.
— В самом деле? — Она встала. — Я могу ехать домой?
Аллейн ответил ей то же, что и Дарси:
— Весьма сожалею, но пока нет.
Констебль Лемпри проводил ее до двери. Она остановилась.
— В атмосфере этого здания витает что-то зловещее. Я это почувствовала, как только вошла.
— Скажите, Майк, — проговорил Аллейн, когда за ней наконец закрылась дверь, — многие ли девушки вашего поколения похожи на нее?
— Нет, сэр. Она довольно странная, все время кого-то из себя изображает. Наверное, потому что актриса. Когда мы шли сюда, она мне рассказала, что много играла в провинции. Называла пьесы, в основном комедии. «Частная жизнь», «Вторая миссис Танкерей», «Спящие партнеры».
Инспектор Аллейн собирался что-то сказать, но из коридора донеслись возбужденные голоса. Вернее, один голос был громкий и возбужденный, а ему мягко возражал сержант Гибсон.
— Майк, пойдите посмотрите, в чем там дело, — попросил инспектор.
Но до двери Лемпри дойти не успел. Она распахнулась, и в комнату ввалился запыхавшийся Перри Персиваль, а следом за ним Гибсон.