Убийца, ваш выход! Премьера

3

На сцене Мартина наконец увидела всех актеров, занятых в спектакле. Их было шестеро. И она с ними уже встречалась. Вначале на стенде в фойе, а позднее в гримерной мисс Гамильтон.

Мартина в уме прикинула их амплуа. Елена Гамильтон — несомненно, героиня, Габи Гейнсфорд — инженю, Джей-Джи Дарси — наверное, резонер, Перри Персиваль — скорее всего простак, Кларк Беннингтон — отщепенец или злодей, при этом пьющий, и, наконец, Адам Пул… ему Мартина амплуа подобрать не сумела. Конечно, герой-любовник, но и что-то еще.

В создании спектакля участвовали не только актеры. Сюда, несомненно, следовало включить автора пьесы, доктора Джона Разерфорда, об эксцентрических выходках которого слагали легенды, а также помощника режиссера Клема Смита в красном пуловере и его ассистента. Ну и рабочих сцены. Эти занимались своим делом и обращали на актеров внимания не больше, чем на предметы реквизита.

Сейчас актеры под руководством Адама Пула воссоздавали мизансцены из спектакля. За их действиями с беспокойным вниманием наблюдал пожилой сутулый человек с банкой краски и кистью в руке. Его Мартина видела впервые. Кем он является в театре, было не ясно, но все посматривали на него с уважением и называли Джеко. Одет он был в комбинезон и клетчатую рубашку, из которой торчала птичья голова на длинной шее. Она слегка покачивалась, как будто ее сочленение с верхней частью позвоночника не было как следует закреплено. Его указаниям следовали осветители, рабочие сцены и даже артисты. Он говорил кому-то чуть переместиться, и сцена сразу становилась интереснее. Наконец, когда все уже было готово, в свободное пространство в середине группы, шурша юбками, вплыла Елена Гамильтон и моментально стала центральной фигурой композиции.

— Дорогой, — проговорила она, обращаясь к Адаму Пулу, — не надо вспышки, хорошо? Иначе мы будем выглядеть ужасно, а я особенно, как Третья Ведьма из «Макбета» наутро после сцены с кипящим котлом в четвертом акте.

— Если ты сможешь выдержать не шелохнувшись три секунды, — ответил он, — можно будет обойтись и без вспышки.

— Я смогу выдержать все, если ты подойдешь и поможешь.

— Хорошо, давай попробуем, — произнес он, становясь рядом. — Итак, конец первого акта.

В тот же миг Елена обратила на него взгляд, полный напряженной трагической глубины. Подошел Джеко и одернул ее юбки.

— Джеко не может удержаться, чтобы не прикоснуться ко мне. Право, как-то неловко, — произнесла она, не меняя позы и выражения лица.

Он улыбнулся и неторопливо отошел.

Адам Пул подал знак фотографу:

— Начинаем.

Группа застыла в нужных позах так, чтобы глаз зрителя остановился на двух центральных фигурах, щелкнул затвор камеры.

Все утро Мартина пыталась получить хоть какое-то представление о содержании пьесы, но не смогла. Актеры играли отрывки, выигрышные для фотографии, из чего она поняла, что основной конфликт разыгрывался между персонажами, которых играли Адам Пул и Кларк Беннингтон, причем конфликт идейный.

С одним снимком пришлось повозиться. В нем Пул и Габи Гейнсфорд стояли напротив друг друга, и требовалось, чтобы ее поза и выражение лица повторяли его. Как зеркальное отражение.

Адам Пул казался Мартине человеком вспыльчивым, но с Габи он проявлял безграничное терпение.

— Опять то же самое, Габи, — говорил он. — Вы слишком стараетесь. Джеко сотворил с вами чудо, в смысле грима, но вам не достаточно быть просто на меня похожей. Вам следует быть мной. Надо признать, — он на мгновение замялся, — иногда это у вас получалось. Но лишь иногда. Разве вы не видите, что в этот момент являетесь как бы моей второй сущностью, вступившей в противостояние. Что касается фотографирования, то тут мы можем смошенничать — сделать снимок так, что никто ничего не заметит. Но на спектакле все будет по-честному, вот почему я придаю этому такое значение. Теперь давайте все то же самое, но с текстом. Вы обхватываете голову руками, затем их опускаете, поднимаете голову и медленно встречаетесь со мной взглядом. Поехали.

Мисс Гейнсфорд придвинула лицо к его лицу, он наклонился через письменный стол и прошептал:

— Вам не нравится свое отражение?

В этот момент неожиданно взорвалась смехом мисс Гамильтон. Видимо, Перри Персиваль сказал что-то забавное.

— Елена, ради Бога, — возмутился Пул.

— Дорогой, извини, — отозвалась она и на том же самом дыхании произнесла свою реплику из роли: — «Не надо лукавить. Это ты сам, а от себя не сбежишь».

Габи Гейнсфорд попыталась как-то среагировать, но получилось настолько беспомощно, что Пул махнул рукой.

— Нет, не годится. Повторим.

Они повторяли несколько раз, и атмосфера постепенно накалялась. Был позван любезный, благожелательный Джеко поправить грим Габи, и Мартина увидела, как он промокнул на ее щеке слезу. В этот момент из заднего ряда амфитеатра донеслось рычание:

— Сестра, утешьтесь. Все должны рыдать мы над нашей закатившейся звездой-

Пул бросил взгляд в зрительный зал.

— Добром прошу, Джон, заткнитесь.

— «Все слезы выплачьте — я скорбь вскормила, но горе нам не утолить слезами[‡‡‡]», — не унимался доктор.

Джеко рассмеялся и был немедленно отправлен Пулом за кулисы.

Через четверть часа, когда Габи была уже на грани истерики, Адам Пул сдался.

— Ладно, давайте хотя бы сделаем снимок.

Остальные сцены Габи тоже давались с трудом. В конце концов она с несчастным видом отправилась в свою гримерку.

Снова возник Джеко, чтобы поправить грим у мисс Гамильтон. Мартина держала зеркало.

— Мне повезло, что вы не играете мегеру, — сказал он. — Тогда бы пришлось повозиться с гримом.

— Хватит дурить, Джеко.

Он сунул в рот сигарету, прикурил. У него был легкий иностранный акцент.

— Платья получились хорошие.

— Вы так думаете?

— Естественно. Ведь это я их смоделировал для вас.

— В следующий раз, — мягко проговорила она, — напишите также и пьесу.

Он был феноменально некрасив, но когда улыбался, вот как сейчас, его лицо становилось приятным.

— Вот мы все страдаем, — пробормотал он, — а в четверг вечером будем целоваться и радоваться, что внесли очередной вклад в искусство. А в пятницу утром вы будете читать в газетах хвалебные рецензии. А пьеса хорошая, к вашему сведению. — Он снова улыбнулся, пошире. Зубы у него были крупные и неровные. — Настолько хорошая, что даже бездарненькая племянница вашего замечательного супруга не может ее полностью испортить.

— Джеко.

— Можете говорить что угодно, но назначать ее на эту роль было глупо.

— Пожалуйста, Джеко.

— Хорошо, хорошо. Тогда позвольте мне напомнить, что на носу карнавал искусств и никто до сих пор не решил, какими должны быть костюмы.

— Ни у кого нет никаких идей. Все надеются на вас, Джеко. Что вы изобретете что-нибудь изумительное.

— Как это можно за два дня создать из воздуха восемь изумительных костюмов?

— Дорогой Джеко, мы к вам относимся по-скотски, но любим. Сотворите, пожалуйста, очередное маленькое чудо.

— Я придумал, чтобы все нарядились как персонажи Чехова, какими бы их показали в Голливуде. Вы будете до смешного великолепны, ярки, роскошны и пышны, а маленькая унылая племянница по-прежнему останется инженю. Адам предстанет дядей Ваней, как его играл Борис Карлов. И так далее.

— Когда же я получу свое до смешного великолепное платье?

— Я нарисовал эскизы и уже все раскроил. Если бы меня представили вашей костюмерше, можно было бы попытаться уговорить ее помочь мне шить. — Он повернулся к Мартине и взял у нее зеркало. — Поскольку в этом театре никто никого не представляет, так давайте сделаем это сами. Я Жак Доре, а вы маленькая птичка, которую аист принес слишком поздно или уронил не в то гнездо. — Джеко посмотрел на Елену Гамильтон. — Действительно, совпадение весьма небезынтересное, если только это совпадение. — Он изобразил пальцами подзорную трубу и посмотрел через нее на Мартину. — Жаль, что вы костюмерша, а не актриса.