Минут через десять после возвращения к себе домой Аллейн ответил на телефонный звонок.
— Наконец-то! — сказал Найджел.
— Вы звонили в квартиру Сюрбонадье через двадцать минут после ухода оттуда? — спросил Аллейн.
— Да. Откуда вы знаете?
— Я слышал звонки.
— Почему тогда не ответили?
— Я лежал под кроватью.
— Что?! Этот телефон постоянно барахлит.
— Не важно. В чем дело?
— Я побывал у Феликса. Он меня позвал. Вы оказались правы.
— Давайте не по телефону. Жду вас в Ярде завтра в девять.
— Договорились, — сказал Найджел. — Спокойной ночи.
— Спокойного вам сна под ангельской охраной! — устало сказал Аллейн и сам пошел спать.
Наутро Найджел явился в Скотленд-Ярд со своей статьей и с рассыльным.
— Это превращается в привычку, — заметил Аллейн, подвергая статью строгой цензуре. Остатки рассыльный повез на Флит-стрит.
— А теперь слушайте! — сказал Найджел.
Он пересказал откровения Гарденера и предъявил анонимное письмо. Аллейн выслушал его со всем вниманием и тщательно исследовал письмо.
— Я рад, что он решил рассказать вам все это, — молвил он. — Думаете, он повторит то же самое под протокол и подпишет показания?
— Скорее всего. Насколько я понимаю, преодолев первый шок после убийства Сюрбонадье, он сообразил, что вы можете заподозрить его в преступном умысле. Потом, после того как я услышал, как мисс Вон просила его что-то не повторять, он смекнул, что опасность может грозить ей и что лучше ему выложить все, что он знает, лишь бы отвести от нее подозрения. Он сознает, что сказанное им изобличает Сейнта, а может, и его самого. Он вовсе не уверен, что это дело рук Сейнта. Он склонен считать случившееся самоубийством.
— Ту же склонность, причем настойчивую, обнаруживает сам мистер Сейнт, — угрюмо заметил Аллейн и нажал звонок на своем письменном столе.
— Пригласите инспектора Фокса, — сказал он появившемуся в дверях констеблю.
До прихода инспектора он вдумчиво изучал полученную от Найджела бумагу.
— Добрые вести, Фокс, — изрек Аллейн. — Наш убийца проявляет склонность к изящной словесности: он пишет письма. Дело начинает проясняться.
— Вот как? — бросил Найджел.
— Представьте себе! Фокс, это письмо пришло на квартиру Гарденера. Доставлено примерно в восемь тридцать вечера. Вот конверт. Надо будет обыскать помещение местной службы доставки. Ищите отпечатки. Это будут пальчики Гарденера и «неизвестного». Я догадываюсь, кто это такой.
— Можно спросить, кто же? — не удержался Фокс.
— Мужчина, которого мы, честно говоря, еще не включали в число подозреваемых. Своим ревностным желанием помочь полиции, беспрерывными предложениями и воистину неотразимыми манерами он пока что добился того, что на него наши подозрения не пали. Имя этого человека…
— Откуда мне знать, сэр?
— …Найджел Батгейт!
— Ах вы, безмозглое чучело! — не сдержался Найджел. Увидев потрясенную физиономию Фокса, он спохватился. — Прошу прощения, инспектор. Как и мистер Сейнт, я не всегда выступаю поклонником вашего комедийного искусства. Верно то, инспектор Фокс, — продолжил он со спокойным достоинством, — что вы обнаружите на этой бумаге отпечатки моих пальцев. Но не на всей, только на уголке: я помнил об осторожности.
— Боюсь, сэр, в этот раз вы от нас ускользнете, — торжественно произнес Фокс, колышась от сдерживаемого смеха. — Вы бы себя видели, мистер Батгейт!
— Предлагаю не задерживаться на моей профессиональной безмозглости и перейти к делу, — продолжил Аллейн. — Фигурирует ли среди театрального реквизита пишущая машинка?
— Фигурирует, «Ремингтон» из первого и последнего актов.
— Где она хранится?
— В бутафорской — время от времени. После спектакля они, как правило, восстанавливают декорации первого акта, так что к моменту прихода актеров в театр она находится на сцене, а после последнего акта — в бутафорской. На всякий случай мы уже проверили ее на отпечатки. На клавиатуре были пальцы мистера Гарденера, по бокам — реквизитора, который ее таскает.
— Ныне система снятия отпечатков пальцев предана такой широкой огласке, что даже самый тупой преступник вряд ли о ней забудет. Кто пользовался машинкой в последнем акте? Вспомнил — Гарденер! Снимите с письма копию для меня, а само письмо не откажите передать Бейли, Фокс. И пусть еще раз проверит саму машинку. Не считайте меня чудаком! А сейчас надо подготовиться к дознанию. Слава Богу, у нас презентабельный коронер.
— Если можно так выразиться, — вставил Фокс веско.
— Вы о чем? — не понял Найджел.
— Я о том, что некоторые из них смахивают на судей, выносящих смертные приговоры. Скучные старцы! Этот — другое дело: воплощение благоразумия! С ним не соскучишься.
— Я возвращаюсь на Флит-стрит, — предупредил Найджел. — Встречусь с Феликсом и приду на дознание вместе с ним. Он приведет своего адвоката.
— Я жду целый выводок этой публики. Говорят, к делу привлечены громкие имена, в частности, Сейнт - Джейкоб и Филипс Филипс, прославившийся в делах о клевете. Что ж, до встречи, Батгейт.
Найджел провел пару часов в своем рабочем кабинете, трудясь над краткими портретами участников дела. Главный редактор одобрил его работу, и в 10.40 Найджел поехал на метро на Слоун-сквер, а оттуда к Гарденеру. Адвокат, молодой и сверхъестественно напыщенный, был уже на месте. Они выпили по рюмочке шерри, и Найджел попытался оживить атмосферу парочкой острот, не получивших должного отклика. Адвокат, носивший совершенно не шедшую ему фамилию Реклесс[††], моргал, как филин, а Гарденер был слишком взвинчен для веселья. После шерри троица уселась в такси.
Коронерское дознание в общем и целом разочаровало множество людей, так его ждавших. Деятельность полиции так и осталась непроясненной. Аллейн лаконично поведал о случившемся в театре и удостоился от коронера подчеркнуто уважительного отношения. Глядя на друга, Найджел испытывал возвращавшее его в детство чувство восторга от совершавшегося у него на глазах священнодействия.
Аллейн изложил характеристики револьвера и патронов к нему.
— Не заметили ли вы чего-то особенного в оружии или патронах? — спросил коронер.
— Обычный калибр для такого «смит-и-вессона» — 0.455. Отпечатки пальцев отсутствовали.
— Преступник действовал в перчатке?
— Вероятно.
— А муляжи патронов?
Аллейн рассказал и про них, не забыв о песчинках из развалившегося муляжа в суфлерской и в обоих ящиках стола.
— Какой вывод вы из этого делаете?
— Реквизитор отдал муляжи режиссеру, а тот, как обычно, сунул их в верхний ящик.
— Вы предполагаете, что потом кто-то переложил их во второй ящик, оставив в верхнем боевые патроны?
— Именно так, сэр.
— Что еще вы можете сказать о патронах?
— Я заметил на них беловатые пятна.
— Как вы это объясняете?
— Я счел их следами косметического средства, применяемого актрисами в качестве грима.
— Актрисами, но не актерами?
— Полагаю, что нет. В гримерных актеров его не было.
— Вы нашли в гримерных актрис пузырьки с этим средством?
— Совершенно верно.
— Во всех пузырьках было одно и то же содержимое?
— Не совсем.
— Вы смогли определить, из какого пузырька происходило средство, пятна от которого остались на револьвере?
— Анализ показал, что это был пузырек из гримерной исполнительницы главной роли. Раньше тем вечером там разлилась бутылочка с косметическим средством.
— Кто пользуется гримерной исполнительницы главной роли?
— Мисс Стефани Вон и ее костюмерша. На протяжении вечера к мисс Вон заходили другие члены труппы. Я сам посетил мисс Вон перед первым актом. Тогда средство еще не было разлито. Я столкнулся там с покойным, находившимся под воздействием спиртного.
— Соблаговолите рассказать присяжным о расследовании, проведенном вами сразу после трагедии.
Рассказ Аллейна занял не мало времени.
— Вы обыскали сцену. Нашли ли вы что-либо, пролившее свет на дело?
— Я нашел пару перчаток в сумке, использовавшейся на сцене. В нижнем ящике стола я обнаружил муляжи патронов.
— Что вы можете сказать об этих перчатках?
— На одной было белое пятно, анализ которого выявил его идентичность с пятнами на патронах.
Это заявление взволновало зрителей. Показания Аллейна продолжились. Он описывал свои беседы с актерами, которые с тех пор успели подписать свои тогдашние показания. Это стало новостью для Найджела, которого интересовала их реакция на его деятельность. Аллейн почти ничего не сказал о дальнейших действиях полиции, и коронер, позволявший ему самому решать, что говорить, что нет, не настаивал.
Следующим вызвали Феликса Гарденера. Тот, при всей бледности, давал показания вполне четко. Он признал, что револьвер принадлежал его брату, и добавил, что отдал реквизитору всю обойму, шесть патронов, превращенных тем в муляжи.
— Вы были в гримерной мисс Вон перед несчастьем?
— Да, вместе с главным инспектором уголовной полиции Аллейном, навестившим меня с другом перед первым актом. После первого акта я туда не возвращался.
— Вы заметили на туалетном столике опрокинутый пузырек с белым косметическим средством?
— Нет, сэр.
— Мистер Гарденер, опишите, как вы произвели выстрел из револьвера.
Гарденер, сильно побледнев, воспроизвел сцену дрожащим голосом.
— Вы сразу поняли, что произошло?
— Пожалуй, не сразу, — ответил Гарденер. — Меня ошеломила отдача. Кажется, у меня промелькнула мысль, что в барабан попал холостой патрон.
— Вы продолжили исполнять свою роль?
— Да, — тихо ответил Гарденер, — автоматически… Потом до меня стало доходить… Но мы все равно продолжали.
— Мы?
Гарденер помялся.
— В этой сцене участвовала также мисс Вон.
Была предъявлена, к безграничному удовольствию зрителей, пара серых замшевых перчаток.
— Это ваши?
— Нет, — ответил Гарденер со смесью удивления и облегчения.
— Вы видели их раньше?
— Не припомню.
Затем Гарденер опознал анонимное письмо и рассказал, как его доставили и при чем тут «больная нога».
— Вы узнали того, кто отдавил вам ногу?
Гарденер нерешительно покосился на Аллейна.
— У меня было смутное ощущение, кто это, но потом я решил, что оно слишком нечеткое.
— Кто же это был, по вашему ощущению?
— Я обязан на это отвечать? — Он опять взглянул на Аллейна.
— Вы говорили о своем ощущении главному инспектору Аллейну?
— Да, но с оговоркой, что оно ненадежное.
— Чье имя вы назвали?
— Ничье. Инспектор Аллейн спросил, не почувствовал ли я некий запах. Я ответил утвердительно.
— Запах духов?
— Да.
— С кем он у вас ассоциировался?
— С мистером Джейкобом Сейнтом.
Филипс Филипс возмущенно вскочил. Успокоив его, коронер повернулся к Гарденеру.
— Благодарю вас, мистер Гарденер.
Настала очередь Стефани Вон. Она вела себя собранно и достойно, отвечала четко. Она подтвердила все сказанное Аллейном о белилах и сказала, что пузырек опрокинул после ухода всех остальных Сюрбонадье. Его смерть она считала самоубийством. Присяжные были исполнены сочувствия — и сомнения.
За мисс Вон проследовал весь актерский состав. Беркли Крамер убедительно сыграл убитого горем джентльмена старой школы. Джанет Эмерелд исполнила сильный актерский номер под названием «Извержение горячих чувств». В ответ на вопрос, чем объясняется вопиющее расхождение между ее показаниями, с одной стороны, и сказанным мисс Макс и режиссером — с другой, она беззастенчиво разрыдалась и заявила, что сердце ее разбито. Коронер взирал на нее холодно и назвал ее неудовлетворительной свидетельницей. Мисс Димер была, напротив, по-юношески искренней и говорила с трогательным придыханием. Ее показания категорически не относились к делу. Зато режиссер и мисс Макс проявили прямоту и благоразумие. Реквизитор выглядел и вел себя как настоящий убийца и вызвал у всех угрюмые подозрения. Трикси Бидл завела песню: «Я невинная девушка», но явно была напугана и заслужила мягкое обращение.
— Вы говорите, что хорошо знали покойного. Означает ли это очень близкие отношения?
— Полагаю, можно назвать это и так, — ответила бедняжка Трикси.
Ее отец был рассеян, уважителен и вызывал жалость. Говард Мелвилл был честен, откровенен и бесполезен. Старик Блэр давал показания с упрямым видом. Его попросили перечислить имена людей, входивших в театр через служебный вход, что он и сделал, назвав также инспектора Аллейна, Батгейта и Джейкоба Сейнта. Были ли на ком-нибудь из них те самые серые перчатки?
— Были, — подтвердил старый Блэр скучным тоном.
— На ком же?
— На мистере Сейнте.
— Мистер Джейкоб Сейнт? Вы уверены?
— Да, — сказал Блэр и ушел.
Джейкоб Сейнт показал, что является владельцем театра, что погибший приходился ему племянником и что он виделся с ним перед спектаклем. Он признал, что перчатки его, вспомнил, что оставил их за кулисами, но не припомнил, где именно. Он побывал в комнате мисс Эмерелд, но, кажется, без перчаток. Вероятно, он положил их где-то на сцене. К удивлению Найджела, напряжение между Сейнтом и Сюрбонадье упомянуто не было. Лакея Минсинга не вызывали.
Итоговое выступление коронера было довольно пространным. Он затронул возможность самоубийства, но назвал ее маловероятной. Он аккуратно подталкивал присяжных к вердикту, который они и вынесли после двадцатиминутного отсутствия: убийство, совершенное невыясненным человеком людьми.
Выйдя из суда, Найджел зашагал за Аллейном. За ним шли Джанет Эмерелд и Сейнт. Он хотел нагнать Аллейна, но его опередила мисс Эмерелд, схватившая инспектора за руку.
— Инспектор Аллейн!
Аллейн остановился и посмотрел на нее.
— Это все вы! — Она говорила тихо, но неистово. — Это вы подсказали ему так со мной обращаться. Почему меня выбрали мишенью подозрений и оскорблений? Почему так легко отделался Феликс Гарденер?
Почему он не арестован? Это он стрелял в Артура. Позор! — В ее голосе появились истерические нотки. Проходившие мимо оглядывались и даже останавливались.
— Джанет! — прикрикнул на нее Сейнт. — Вы с ума сошли? Прекратите!
Она повернулась и напустилась на Сейнта. После рыданий, от которых волосы вставали дыбом, она позволила ее увести.
Аллейн проводил ее задумчивым взглядом.
— Она не сумасшедшая, мистер Сейнт, — пробормотал он. — Не думаю, что Изумруд безумен. Скорее это злоба на грани отчаяния.
И, не замечая Найджела, он свернул за ними.