Дознание

Минут через десять после возвращения к себе домой Аллейн ответил на телефонный звонок.

— Наконец-то! — сказал Найджел.

— Вы звонили в квартиру Сюрбонадье через двадцать минут после ухода оттуда? — спросил Аллейн.

— Да. Откуда вы знаете?

— Я слышал звонки.

— Почему тогда не ответили?

— Я лежал под кроватью.

— Что?! Этот телефон постоянно барахлит.

— Не важно. В чем дело?

— Я побывал у Феликса. Он меня позвал. Вы оказались правы.

— Давайте не по телефону. Жду вас в Ярде завтра в девять.

— Договорились, — сказал Найджел. — Спокойной ночи.

— Спокойного вам сна под ангельской охраной! — устало сказал Аллейн и сам пошел спать.

Наутро Найджел явился в Скотленд-Ярд со своей статьей и с рассыльным.

— Это превращается в привычку, — заметил Аллейн, подвергая статью строгой цензуре. Остатки рассыльный повез на Флит-стрит.

— А теперь слушайте! — сказал Найджел.

Он пересказал откровения Гарденера и предъявил анонимное письмо. Аллейн выслушал его со всем вниманием и тщательно исследовал письмо.

— Я рад, что он решил рассказать вам все это, — молвил он. — Думаете, он повторит то же самое под протокол и подпишет показания?

— Скорее всего. Насколько я понимаю, преодолев первый шок после убийства Сюрбонадье, он сообразил, что вы можете заподозрить его в преступном умысле. Потом, после того как я услышал, как мисс Вон просила его что-то не повторять, он смекнул, что опасность может грозить ей и что лучше ему выложить все, что он знает, лишь бы отвести от нее подозрения. Он сознает, что сказанное им изобличает Сейнта, а может, и его самого. Он вовсе не уверен, что это дело рук Сейнта. Он склонен считать случившееся самоубийством.

— Ту же склонность, причем настойчивую, обнаруживает сам мистер Сейнт, — угрюмо заметил Аллейн и нажал звонок на своем письменном столе.

— Пригласите инспектора Фокса, — сказал он появившемуся в дверях констеблю.

До прихода инспектора он вдумчиво изучал полученную от Найджела бумагу.

— Добрые вести, Фокс, — изрек Аллейн. — Наш убийца проявляет склонность к изящной словесности: он пишет письма. Дело начинает проясняться.

— Вот как? — бросил Найджел.

— Представьте себе! Фокс, это письмо пришло на квартиру Гарденера. Доставлено примерно в восемь тридцать вечера. Вот конверт. Надо будет обыскать помещение местной службы доставки. Ищите отпечатки. Это будут пальчики Гарденера и «неизвестного». Я догадываюсь, кто это такой.

— Можно спросить, кто же? — не удержался Фокс.

— Мужчина, которого мы, честно говоря, еще не включали в число подозреваемых. Своим ревностным желанием помочь полиции, беспрерывными предложениями и воистину неотразимыми манерами он пока что добился того, что на него наши подозрения не пали. Имя этого человека…

— Откуда мне знать, сэр?

— …Найджел Батгейт!

— Ах вы, безмозглое чучело! — не сдержался Найджел. Увидев потрясенную физиономию Фокса, он спохватился. — Прошу прощения, инспектор. Как и мистер Сейнт, я не всегда выступаю поклонником вашего комедийного искусства. Верно то, инспектор Фокс, — продолжил он со спокойным достоинством, — что вы обнаружите на этой бумаге отпечатки моих пальцев. Но не на всей, только на уголке: я помнил об осторожности.

— Боюсь, сэр, в этот раз вы от нас ускользнете, — торжественно произнес Фокс, колышась от сдерживаемого смеха. — Вы бы себя видели, мистер Батгейт!

— Предлагаю не задерживаться на моей профессиональной безмозглости и перейти к делу, — продолжил Аллейн. — Фигурирует ли среди театрального реквизита пишущая машинка?

— Фигурирует, «Ремингтон» из первого и последнего актов.

— Где она хранится?

— В бутафорской — время от времени. После спектакля они, как правило, восстанавливают декорации первого акта, так что к моменту прихода актеров в театр она находится на сцене, а после последнего акта — в бутафорской. На всякий случай мы уже проверили ее на отпечатки. На клавиатуре были пальцы мистера Гарденера, по бокам — реквизитора, который ее таскает.

— Ныне система снятия отпечатков пальцев предана такой широкой огласке, что даже самый тупой преступник вряд ли о ней забудет. Кто пользовался машинкой в последнем акте? Вспомнил — Гарденер! Снимите с письма копию для меня, а само письмо не откажите передать Бейли, Фокс. И пусть еще раз проверит саму машинку. Не считайте меня чудаком! А сейчас надо подготовиться к дознанию. Слава Богу, у нас презентабельный коронер.

— Если можно так выразиться, — вставил Фокс веско.

— Вы о чем? — не понял Найджел.

— Я о том, что некоторые из них смахивают на судей, выносящих смертные приговоры. Скучные старцы! Этот — другое дело: воплощение благоразумия! С ним не соскучишься.

— Я возвращаюсь на Флит-стрит, — предупредил Найджел. — Встречусь с Феликсом и приду на дознание вместе с ним. Он приведет своего адвоката.

— Я жду целый выводок этой публики. Говорят, к делу привлечены громкие имена, в частности, Сейнт - Джейкоб и Филипс Филипс, прославившийся в делах о клевете. Что ж, до встречи, Батгейт.

Найджел провел пару часов в своем рабочем кабинете, трудясь над краткими портретами участников дела. Главный редактор одобрил его работу, и в 10.40 Найджел поехал на метро на Слоун-сквер, а оттуда к Гарденеру. Адвокат, молодой и сверхъестественно напыщенный, был уже на месте. Они выпили по рюмочке шерри, и Найджел попытался оживить атмосферу парочкой острот, не получивших должного отклика. Адвокат, носивший совершенно не шедшую ему фамилию Реклесс[††], моргал, как филин, а Гарденер был слишком взвинчен для веселья. После шерри троица уселась в такси.

Коронерское дознание в общем и целом разочаровало множество людей, так его ждавших. Деятельность полиции так и осталась непроясненной. Аллейн лаконично поведал о случившемся в театре и удостоился от коронера подчеркнуто уважительного отношения. Глядя на друга, Найджел испытывал возвращавшее его в детство чувство восторга от совершавшегося у него на глазах священнодействия.

Аллейн изложил характеристики револьвера и патронов к нему.

— Не заметили ли вы чего-то особенного в оружии или патронах? — спросил коронер.

— Обычный калибр для такого «смит-и-вессона» — 0.455. Отпечатки пальцев отсутствовали.

— Преступник действовал в перчатке?

— Вероятно.

— А муляжи патронов?

Аллейн рассказал и про них, не забыв о песчинках из развалившегося муляжа в суфлерской и в обоих ящиках стола.

— Какой вывод вы из этого делаете?

— Реквизитор отдал муляжи режиссеру, а тот, как обычно, сунул их в верхний ящик.

— Вы предполагаете, что потом кто-то переложил их во второй ящик, оставив в верхнем боевые патроны?

— Именно так, сэр.

— Что еще вы можете сказать о патронах?

— Я заметил на них беловатые пятна.

— Как вы это объясняете?

— Я счел их следами косметического средства, применяемого актрисами в качестве грима.

— Актрисами, но не актерами?

— Полагаю, что нет. В гримерных актеров его не было.

— Вы нашли в гримерных актрис пузырьки с этим средством?

— Совершенно верно.

— Во всех пузырьках было одно и то же содержимое?

— Не совсем.

— Вы смогли определить, из какого пузырька происходило средство, пятна от которого остались на револьвере?

— Анализ показал, что это был пузырек из гримерной исполнительницы главной роли. Раньше тем вечером там разлилась бутылочка с косметическим средством.

— Кто пользуется гримерной исполнительницы главной роли?

— Мисс Стефани Вон и ее костюмерша. На протяжении вечера к мисс Вон заходили другие члены труппы. Я сам посетил мисс Вон перед первым актом. Тогда средство еще не было разлито. Я столкнулся там с покойным, находившимся под воздействием спиртного.

— Соблаговолите рассказать присяжным о расследовании, проведенном вами сразу после трагедии.

Рассказ Аллейна занял не мало времени.

— Вы обыскали сцену. Нашли ли вы что-либо, пролившее свет на дело?

— Я нашел пару перчаток в сумке, использовавшейся на сцене. В нижнем ящике стола я обнаружил муляжи патронов.

— Что вы можете сказать об этих перчатках?

— На одной было белое пятно, анализ которого выявил его идентичность с пятнами на патронах.

Это заявление взволновало зрителей. Показания Аллейна продолжились. Он описывал свои беседы с актерами, которые с тех пор успели подписать свои тогдашние показания. Это стало новостью для Найджела, которого интересовала их реакция на его деятельность. Аллейн почти ничего не сказал о дальнейших действиях полиции, и коронер, позволявший ему самому решать, что говорить, что нет, не настаивал.

Следующим вызвали Феликса Гарденера. Тот, при всей бледности, давал показания вполне четко. Он признал, что револьвер принадлежал его брату, и добавил, что отдал реквизитору всю обойму, шесть патронов, превращенных тем в муляжи.

— Вы были в гримерной мисс Вон перед несчастьем?

— Да, вместе с главным инспектором уголовной полиции Аллейном, навестившим меня с другом перед первым актом. После первого акта я туда не возвращался.

— Вы заметили на туалетном столике опрокинутый пузырек с белым косметическим средством?

— Нет, сэр.

— Мистер Гарденер, опишите, как вы произвели выстрел из револьвера.

Гарденер, сильно побледнев, воспроизвел сцену дрожащим голосом.

— Вы сразу поняли, что произошло?

— Пожалуй, не сразу, — ответил Гарденер. — Меня ошеломила отдача. Кажется, у меня промелькнула мысль, что в барабан попал холостой патрон.

— Вы продолжили исполнять свою роль?

— Да, — тихо ответил Гарденер, — автоматически… Потом до меня стало доходить… Но мы все равно продолжали.

— Мы?

Гарденер помялся.

— В этой сцене участвовала также мисс Вон.

Была предъявлена, к безграничному удовольствию зрителей, пара серых замшевых перчаток.

— Это ваши?

— Нет, — ответил Гарденер со смесью удивления и облегчения.

— Вы видели их раньше?

— Не припомню.

Затем Гарденер опознал анонимное письмо и рассказал, как его доставили и при чем тут «больная нога».

— Вы узнали того, кто отдавил вам ногу?

Гарденер нерешительно покосился на Аллейна.

— У меня было смутное ощущение, кто это, но потом я решил, что оно слишком нечеткое.

— Кто же это был, по вашему ощущению?

— Я обязан на это отвечать? — Он опять взглянул на Аллейна.

— Вы говорили о своем ощущении главному инспектору Аллейну?

— Да, но с оговоркой, что оно ненадежное.

— Чье имя вы назвали?

— Ничье. Инспектор Аллейн спросил, не почувствовал ли я некий запах. Я ответил утвердительно.

— Запах духов?

— Да.

— С кем он у вас ассоциировался?

— С мистером Джейкобом Сейнтом.

Филипс Филипс возмущенно вскочил. Успокоив его, коронер повернулся к Гарденеру.

— Благодарю вас, мистер Гарденер.

Настала очередь Стефани Вон. Она вела себя собранно и достойно, отвечала четко. Она подтвердила все сказанное Аллейном о белилах и сказала, что пузырек опрокинул после ухода всех остальных Сюрбонадье. Его смерть она считала самоубийством. Присяжные были исполнены сочувствия — и сомнения.

За мисс Вон проследовал весь актерский состав. Беркли Крамер убедительно сыграл убитого горем джентльмена старой школы. Джанет Эмерелд исполнила сильный актерский номер под названием «Извержение горячих чувств». В ответ на вопрос, чем объясняется вопиющее расхождение между ее показаниями, с одной стороны, и сказанным мисс Макс и режиссером — с другой, она беззастенчиво разрыдалась и заявила, что сердце ее разбито. Коронер взирал на нее холодно и назвал ее неудовлетворительной свидетельницей. Мисс Димер была, напротив, по-юношески искренней и говорила с трогательным придыханием. Ее показания категорически не относились к делу. Зато режиссер и мисс Макс проявили прямоту и благоразумие. Реквизитор выглядел и вел себя как настоящий убийца и вызвал у всех угрюмые подозрения. Трикси Бидл завела песню: «Я невинная девушка», но явно была напугана и заслужила мягкое обращение.

— Вы говорите, что хорошо знали покойного. Означает ли это очень близкие отношения?

— Полагаю, можно назвать это и так, — ответила бедняжка Трикси.

Ее отец был рассеян, уважителен и вызывал жалость. Говард Мелвилл был честен, откровенен и бесполезен. Старик Блэр давал показания с упрямым видом. Его попросили перечислить имена людей, входивших в театр через служебный вход, что он и сделал, назвав также инспектора Аллейна, Батгейта и Джейкоба Сейнта. Были ли на ком-нибудь из них те самые серые перчатки?

— Были, — подтвердил старый Блэр скучным тоном.

— На ком же?

— На мистере Сейнте.

— Мистер Джейкоб Сейнт? Вы уверены?

— Да, — сказал Блэр и ушел.

Джейкоб Сейнт показал, что является владельцем театра, что погибший приходился ему племянником и что он виделся с ним перед спектаклем. Он признал, что перчатки его, вспомнил, что оставил их за кулисами, но не припомнил, где именно. Он побывал в комнате мисс Эмерелд, но, кажется, без перчаток. Вероятно, он положил их где-то на сцене. К удивлению Найджела, напряжение между Сейнтом и Сюрбонадье упомянуто не было. Лакея Минсинга не вызывали.

Итоговое выступление коронера было довольно пространным. Он затронул возможность самоубийства, но назвал ее маловероятной. Он аккуратно подталкивал присяжных к вердикту, который они и вынесли после двадцатиминутного отсутствия: убийство, совершенное невыясненным человеком людьми.

Выйдя из суда, Найджел зашагал за Аллейном. За ним шли Джанет Эмерелд и Сейнт. Он хотел нагнать Аллейна, но его опередила мисс Эмерелд, схватившая инспектора за руку.

— Инспектор Аллейн!

Аллейн остановился и посмотрел на нее.

— Это все вы! — Она говорила тихо, но неистово. — Это вы подсказали ему так со мной обращаться. Почему меня выбрали мишенью подозрений и оскорблений? Почему так легко отделался Феликс Гарденер?

Почему он не арестован? Это он стрелял в Артура. Позор! — В ее голосе появились истерические нотки. Проходившие мимо оглядывались и даже останавливались.

— Джанет! — прикрикнул на нее Сейнт. — Вы с ума сошли? Прекратите!

Она повернулась и напустилась на Сейнта. После рыданий, от которых волосы вставали дыбом, она позволила ее увести.

Аллейн проводил ее задумчивым взглядом.

— Она не сумасшедшая, мистер Сейнт, — пробормотал он. — Не думаю, что Изумруд безумен. Скорее это злоба на грани отчаяния.

И, не замечая Найджела, он свернул за ними.

Загрузка...