Из осажденного десятилетия

LOVE IS

Роберт – нормальный парень: глаза как гвозди,

носит драные джинсы, короткий хвостик,

любит свой мотоцикл и большую скорость,

чтобы рвущийся воздух трещал, как хворост;

мама смеётся: «Робби, подхватишь насморк».

Робби, если дерётся, – обычно насмерть,

клал он на Библию, копов и на законность.

Роберту двадцать четыре, он верит в то, что

жить после тридцати – уныло и тошно,

с радостью вмятины носит на чёрном шлеме.

Только за Робертом ходят в последнее время

три приставучие шлюхи – куда б сорваться?

Всё не отводят глаз от его затылка.

Он допивает до дна седьмую бутылку

пива, садится и выжимает сто двадцать.

Не помогает. От них ему не убраться.

Робби уже не помнит, как было прежде,

вот в черепах бандана, улыбка злая.

Ходят за ним три шлюхи – Вера, Надежда,

имени третьей Роберт даже не знает.

Ходят, глядят в его костлявую спину,

в бледную тощую шею смертельно больного.

Они обещают, что гадость из Роберта вынут,

жизнь после этого, дескать, начнётся снова.

Только вот Роберт – парень не из наивных,

он таких видел – добрых, гостеприимных,

первую дозу всегда предлагали бесплатно.

Роб никогда не верил в такую халяву,

да и вообще, – эти шлюхи ему неприятны.

Шли бы уже к идиоту другому, право.

Двадцать второго, пасмурным воскресеньем,

Роберт выходит из дома. Идёт неровно.

(Мама спросила: что ж на своих? здоров ли?).

Эти же трое сзади – пугающей тенью.

Слушай, чувак: у каждого есть свои тайны –

эти, что будят из шкафа негромким стуком.

Роберт доходит до пустыря на окраине

и, развернувшись, стреляет по этим сукам.

…Роберт сидит, и глаза его пересохли,

красные: то ли ветер, а то ль отоспаться.

Третья встаёт, вытирает красный висок, и

ласково гладит его по ссаженным пальцам.