Из осажденного десятилетия

когда почти всё закончилось,

он сидит у костра.

дорога железная рядом

заброшена и стара.

он сидит у костра,

и ветер на диво тих.

когда почти всё закончилось,

он вспоминает их.

они, как обычно, рядом.

один – за правым плечом,

второй – за левым.

от этого горячо

где-то между лопаток.

тлеют угли.

темно ещё.

дело к пяти.

обстоятельство таково:

они никуда не денутся

от него.

ведь обещали –

в жизни и в смерти –

так.

бросить в огонь на память стальной пятак.

ну извини, если что не так.

когда почти всё закончилось,

он их чует спиной.

глотает из фляги – в ней ветер, горький, чумной,

шальной.

веток бросает в костёр.

под такой луной

они вспоминаются остро особо,

как будто каждый – живой.

он говорит им:

вот скоро,

скоро уже совсем

кончится всё – и счастье настанет всем,

мы воевали за счастье – вот оно, напрокат.

каждому –

по вагону тушёнки

и самокат.

он говорит: всё будет,

но если по чесноку,

то одного никак забыть не могу:

помните – было лето,

август,

вода,

прилив.

мы хотели зажечь костёр тогда,

но не зажгли.

он говорит: ни о чём не жалею,

но если вернуться в тогда,

там, где вино, и смех, и темна вода,

если б вернуться в прошлое,

если б я мог,

я бы его зажёг.

он говорит: если кончится,

непременно зажгу костёр,

за вас за двоих и за всех

братьев, отцов, сестёр,

пусть он горит до неба

тысячу лет,

пусть освещает дорогу мне

в этой мгле,

в этой, меня обступающей вязкой мгле.

ибо же тьма лежит вокруг и во мне,

ибо же я один в тишине, тишине.

дело к рассвету.

углей чернеет медь,

неразличимо

начинает светлеть.