Из осажденного десятилетия

ДОЛИНОЮ СМЕРТНОЙ ТЕНИ

* * *

Правь меня, режь меня, тонок нож твой, рука тверда,

не люби меня, не жалей меня, моя радость, моя беда,

так последний патрон в висок, не догонишь, не

обойдёшь,

так распахнуты рёбра мои, принимая нож.

Моя радость, держи меня, нажимай сильней,

если это – любовь, то я раньше ничего не знала о ней.

Возьми меня в дочери,

Возьми меня в сёстры,

Возьми меня в матери,

А в жёны – не надо.

* * *

Веди меня к солнцу,

Держи мою руку,

Глаза открывай мне,

А больше – не надо.

* * *

спрячься, зализывай раны, зубы ощерь,

раны проходят – а значит, пройдут и эти.

кто не спускался во тьму подземных пещер,

тот ничего не знает о свете.

* * *

Не отдам тебя ни зимнему холоду, ни чумному ветру,

не отдам тебя ни чёрному рву, ни ночному гостю.

Господи, какие между нами чёртовы километры,

что влетают мне в позвоночник, как горячие гвозди.

Господи, какие между нами чёртовы тучи

обманутых ожиданий, нарушенных обещаний.

Только смерть позади лежит – и кто сможет лучше

верить, любить, тянуть из песков зыбучих,

чем тот, кто прошёл насквозь через ад песчаный?

* * *

Шрам на левом запястье горит, открывается, жжёт.

И кто скажет про нас «любовники», тот солжёт,

ибо это страшнее страсти и больше любви,

это жуткое братство замешано на крови,

на текучей влаге, хлещущей из груди,

на огромной смерти, лежащей у нас позади,

ибо те, кто убил друг друга, ближе друзей,

прорастает кожа в кожу и тает в ней,

потому сейчас тяжело и понятно молчим.

Два горячих нутра, смешавшись, станут одним.

* * *

Возьми моё тело, лечи мою душу

целительным лезвием, острой прохладой.

Возьми меня в дочери,

Возьми меня в сёстры,

Возьми меня в матери,

А в жёны – не надо.

* * *

…и отныне никто мне не страшен,

и даже я себе не страшна,

ветер начинается во степи, слышен крик грачиный,

не боюсь ни клинка, ни яда, ни мертвечины,

ибо я прошла через смерть и стою одна,

ибо ныне я больше, чем женщина и мужчина.

Я была расколота – ныне стала цела,

тонкий нож продлевает линии на ладони,

ветер громче становится, плачет, кружится, стонет,

поднимаются в небе серой волной вороны,

и отныне я – это я,

и дороги мои студёны,

но, идя долиною смертной тени, не убоюсь зла.