Кровавая луна

ГЛАВА 13 Понедельник Группа Эуне

Мона До сидела за рабочим столом и читала в блоге Хедины пост о социальном давлении и стандартах красоты. Написано было живенько, будто напрямую с устной речи, какой пользуются в обычном повседневном приятельском трепе за столиком кафе, — не подбирая умные слова, не следя за тем, чтобы речь не была бедной или неуклюжей. «Мудрые» мысли и советы из поста были настолько банальными и предсказуемыми, что Мона не могла определиться, зевать ей или раздражаться.

С помощью избитых формулировок, взятых из похожих блогов, Хедина негодующе описывала разочарование от жизни в мире, где внешность считается чем-то первостепенным, и сетовала, что от этого женщины теряют уверенность в себе. Парадоксально, что это публиковалось в блоге, полном фотографий стройной искусственно полногрудой красавицы Хедины, выполненных в стиле софт-порно. Тему губительных стандартов красоты Хедина поднимала в блоге снова и снова, и, в конце концов, побеждая в каждом сражении, измученный разум проигрывал войну с глупостью. Кстати о глупости — Мона До потратила полчаса жизни на блог Хедины, так как Юлия, редактор, поручила Моне прокомментировать комментарии к комментариям Хедины. Ведь часть сотрудников издания была на больничных, а в деле Сюсанны наступило затишье. Юлия без тени иронии велела Моне подсчитать, каких комментариев — положительных или отрицательных — больше. От этого зависел заголовок статьи, возносящий хвалу или разбивающий в пух и прах. К статье планировалось дать фотографию Хедины, сексуальную, но не слишком, — для кликбейта.

Мона была расстроена.

Хедина писала, что все женщины красивы, надо, чтобы каждая увидела свою собственную уникальную красоту и поверила в нее. Тогда можно перестать сравнивать себя с другими, больше не чувствовать, что проигрываешь в битве за красоту, перестать провоцировать депрессию и расстройства пищевого поведения, прекратить разрушать свою жизнь. Мона же хотела написать об очевидном: если все красивы, то никто не красив, потому что красота — это то, что выделяется на фоне некрасоты. Когда она росла, красивыми в первоначальном значении слова считались несколько кинозвезд и, пожалуй, одна ее одноклассница. Мону и ее друзей не очень беспокоило то, что они — большинство из них — были либо обычными, либо некрасивыми. Существовали более важные вещи, которым надо было уделять внимание, и обычная внешность никому не портила жизнь. Неудачников породили именно люди вроде Хедины, которые считали бесспорной истиной, что все женщины хотят и должны хотеть быть красивыми. Если семьдесят процентов женщин с помощью хирургических ухищрений, диеты, макияжа и физических упражнений добились внешности, не досягаемой для остальных тридцати процентов, именно это меньшинство, обычные женщины, которые раньше жили себе да жили, осознает себя меньшинством и получает некоторый повод для депрессии.

Мона вздохнула. Стала бы она так думать и чувствовать, если бы родилась с внешностью Хедины, даже если не учитывать, что Хедина тоже родилась не такой, какой была на фотографиях? Может быть, и нет. Она не знала. Она знала только, что больше всего на свете ненавидит необходимость посвящать колонку безмозглой блогерше с полумиллионом подписчиков.

На экране появилось уведомление о свежей новости.

И Мона До поняла, что еще больше она ненавидит, когда Терри Воге опережает ее и оставляет глотать пыль.

— «Мозг Сюсанны Андерсен удален», — прочитала Юлия с веб-сайта «Дагбладет», прежде чем перевести взгляд на Мону, стоявшую перед ее столом. — И у нас ничего об этом нет?

— Нет, — ответила Мона. — Ни у нас, ни у кого-либо другого.

— Не знаю, как остальные, но мы — «ВГ», Мона. Мы крупнейшие и мы лучшие.

Мона подумала, что Юлия могла бы произнести вслух то, о чем подумали обе. Мы были лучшими.

— Должно быть, информацию слил кто-то из полиции, — выговорила Мона.

— В таком случае очевидно, что просочилась она только к Воге, и это называется «источник», Мона. А находить источники — это наша работа, не так ли?

Мона никогда не слышала, чтобы Юлия разговаривала с ней в такой иронично-снисходительной манере. Словно Мона была младшеклассницей, а не одним из самых известных и уважаемых журналистов газеты. Но Мона понимала, что будь она на месте редактора, журналистка тоже не отделалась бы легким испугом. Скорее наоборот.

— Источники — это важно, — согласилась Мона.

— Но такие сведения можно получить от полицейского, только если у тебя есть информация взамен. Или если ты готов хорошо заплатить. Или…

— Или что?

— Или если держишь кого-то из полицейского управления за яйца.

— Ты думаешь, здесь тот самый случай?

— Понятия не имею.

Юлия откатилась в кресле назад и выглянула в окно на стройплощадку перед правительственными зданиями.

— Но, может быть, и у тебя найдется кто-то в полицейском управлении, на кого ты… имеешь влияние?

— Если намекаешь на Андерса, Юлия, забудь об этом.

— Криминального журналиста с бойфрендом из полиции в любом случае заподозрят в получении инсайдерской информации. Так почему бы не…

— Я сказала — забудь об этом! Положение не настолько отчаянное, Юлия.

Юлия склонила голову набок.

— Так ли это, Мона? Спроси у руководства. — Она указала на потолок. — Это самая громкая история, которая появилась в нашей газете за последние месяцы. И это в год, когда закрылось больше газет, чем когда бы то ни было. Хотя бы подумай об этом.

— Честно говоря, Юлия, мне это не нужно. Лучше я буду отсюда и до Луны писать об этой призовой телке Хедине, чем, как ты предлагаешь, насру в собственном гнезде, собственными руками испорчу себе жизнь.

Юлия коротко улыбнулась ей и задумчиво приложила указательный палец к нижней губе.

— Конечно. Ты права. Я совсем пала духом, раз предложила такое. Это недопустимо. Есть границы, которые нельзя пересекать.

Вернувшись на свое место, Мона наскоро просмотрела сайты других газет и убедилась, что им остается ровно то же, что и ей: сославшись на «Дагбладет», написать о пропавшем мозге и дождаться пресс-конференции — немного позже в этот же день.

Она отправила статью из двухсот слов онлайн-редактору — тот незамедлительно опубликовал материал — и теперь сидела и думала над словами Юлии. Об источнике информации. О власти над человеком, вовлеченным в расследование. Однажды она разговаривала с журналистом из районной газеты — он назвал столичные газеты скудоумными за то, что они просматривают газеты регионов, берут, что понравится, и подают как собственные материалы, для соблюдения правил игры давая в последней строке максимально незаметную ссылку на местную газету. Позже Мона гуглила информацию о поморнике и узнала из Википедии, что эта птица относится к так называемым клептопаразитам, то есть гоняется за раздобывшими еду птицами помельче, пока те не выпустят добычу, и подбирает ее.

Можно ли сделать что-то подобное с Терри Воге? Она могла бы собрать больше информации о попытке изнасилования Джини. Это займет, скажем, рабочий день. Тогда она могла бы подойти к Воге и сказать, что опубликует эту информацию в своей газете, если он не поделится источником по делу Сюсанны. Заставить его отпустить свою добычу… Она подумала еще. Ей ведь тогда придется связываться с этим подонком. И — если он согласится на ее требования — воздержаться от публикации материала о попытке изнасилования, даже если у нее будут неопровержимые доказательства.

Мона До вздрогнула, словно очнувшись. Как она могла даже допустить такие мысли? Она, только что осуждавшая неэтичность несчастной блогерши, молодой девушки, которой посчастливилось наткнуться на золотую жилу, дающую ей внимание, деньги и славу. Разве ей самой не понравилось бы обладать этим?

Да. Но не благодаря обману.

Мона решила, что сегодня накажет себя тремя дополнительными упражнениями на бицепсы после становой тяги.

На Осло опустилась вечерняя темнота. С шестого этажа онкологической клиники Харри видел автостраду. Там, внизу, светлячками ползли машины — вверх по склону, к самой высокой точке магистрали в четырех с половиной километрах отсюда, к больнице Риксхоспитáле и Институту судебно-медицинской экспертизы.

— Извини, Мона, — сказал он, — у меня нет комментариев, а все необходимое сказано в пресс-релизе. Нет, ты не можешь узнать имена других членов команды, мы предпочитаем работать, не привлекая внимания. Нет. Я не могу об этом судить, тебе придется спросить полицию, чтó они думают по этому поводу. Я тебя слышу, Мона, но, повторяю, мне больше нечего добавить, и я завершаю разговор, хорошо? Передавай Андерсу привет.

Харри положил недавно купленный телефон во внутренний карман пиджака и сел.

— Извините, напрасно я попросил вернуть мне старый норвежский номер. — Он сложил ладони вместе. — Так, все присутствующие представлены друг другу и в общих чертах ознакомлены с информацией о деле. Прежде чем мы продолжим — я предлагаю назвать эту команду «Группа Эуне».

— Нет, группа не должна носить мое имя, — запротестовал Столе Эуне, приподнимаясь на кровати.

— Прошу прощения за неточную формулировку, — терпеливо продолжил Харри, — я решил, что команда будет называться группой Эуне.

— Почему? — спросил Эйнстейн. Он сидел с другой стороны кровати лицом к Харри и Трульсу Бернстену.

— Потому что отныне это наш офис, — объяснил Харри. — Полиция называется полицией, потому что находится в полицейском управлении, верно?

Никто не засмеялся. Харри взглянул на другую кровать, чтобы убедиться, что ветеринар пока не вернулся, и раздал три экземпляра распечаток, сделанных в бизнес-центре отеля «The Thief». Листочки распечаток были скреплены между собой.

— Это краткое изложение наиболее важных на текущий момент отчетов по делу. В том числе результаты сегодняшнего вскрытия. Каждый из вас несет ответственность за то, чтобы эти бумаги не попали в чужие руки. Иначе у этого парня, — он кивнул на Трульса, — будут неприятности.

Трульс издал хриплый смешок, не отразившийся ни во взгляде, ни на лице.

— Сегодня не будет организованной работы, — заявил Харри. — Я хочу просто услышать, что вы думаете об этом деле. Что это за убийство? И если у вас нет никаких мыслей — это я тоже хочу знать.

— Черт возьми, — ухмыльнулся Эйстейн. — Вот, значит, во что я ввязался? В мозговой штурм?

— Во всяком случае, начнем с него, — ответил Харри. — Столе?

Психолог положил поверх одеяла худые руки.

— Что ж. Придется импровизировать.

— А? — Эйстейн многозначительно посмотрел на Харри.

— Если импровизировать, — продолжил Эуне, — то моя первая мысль такова: когда убивают женщину, мы можем с довольно высокой степенью вероятности сказать, что это связано с человеком из ближнего круга — мужем или бойфрендом и что мотивом является ревность или другая форма унизительного отказа. В нашем случае весьма вероятно, что речь идет о двух убитых женщинах, и скорее всего у преступника нет тесной связи ни с одной из них, и мотив наверняка сексуального характера. Небольшая особенность этого дела — что незадолго до исчезновения обе жертвы оказались в одном и том же месте. Но, если посмотреть с точки зрения теории, что любого жителя планеты отделяет от другого не более шести рукопожатий — это выглядит не так уж и необычно. Кроме того, мы знаем, что у убитой были удалены мозг и глаз. Следовательно, убийца может быть из тех, кто собирает трофеи. Итак, исходя из наших скудных данных, я думаю, что мы ищем — извините за банальность — сексуально озабоченного убийцу-психопата.

— Ты уверен, что это не случай парня с молотком? — поинтересовался Эйстейн.

— Прошу прощения? — Эуне поправил очки, словно пытаясь увидеть человека с плохими зубами поближе.

— Знаешь, когда у тебя есть молоток — все проблемы кажутся гвоздями. Ты психолог, вот и думаешь, что разгадка любой тайны сводится к психическим заморочкам.

— Может, и так, — согласился Эуне. — Если разум слеп — глаза бесполезны. А ты что думаешь об убийстве, Эйкеланн?

Харри видел, как Эйстейн думает: он всегда буквально пережевывал мысли, выступающие на худом лице челюсти так и ходили ходуном. Наконец Эйстейн прочистил горло, словно собирался плюнуть в Эуне, и ухмыльнулся:

— Пожалуй, придется признать, что придерживаюсь того же мнения, что и ты, доктор. А так как у меня психологического молотка нет, я считаю, что к моим мыслям точно стоит прислушаться.

Эуне улыбнулся ему.

— Договорились.

— Трульс? — спросил Харри.

Как он и ожидал, Трульс Бернтсен молча пожал плечами — за все время встречи полицейский пробурчал не более трех фраз.

Харри решил не ставить его в неловкое положение и заговорил сам:

— Я думаю, что связь между жертвами — это сам убийца. Изъятие частей тела, возможно, выполняется для того, чтобы заставить полицию поверить в дело с классическим серийным убийцей и охотником за трофеями, чтобы увести их от поисков подозреваемых с более рациональными мотивами. Раньше я уже сталкивался с подобным отвлекающим маневром. И где-то читал, что по статистике каждый человек встречает серийных убийц просто на улице семь раз за всю жизнь. Лично я считаю, что это число преувеличено.

Харри не особенно верил в то, что сказал. Он ничему не верил. Он выдвинул бы альтернативную гипотезу в любом случае, независимо от мнения остальных — просто чтобы показать им, что существуют и другие версии. Важно было научиться сохранять непредубежденность, незашоренность и не зацикливаться — сознательно или бессознательно — на одной идее. Сосредоточившись на чем-то одном, расследующий рискует воспринять новую информацию ошибочно, видя в ней только подтверждение тому, во что он верил заранее, и не рассматривая даже возможности того, что новые факты открывают другое направление. Например, сведения о том, что мужчина, подозреваемый в убийстве женщины, накануне убийства дружески поговорил с жертвой, бывали истолкованы как проявление вожделения к жертве, а не как отсутствие активной агрессии.

Когда они только приехали, Столе Эуне, казалось, чувствовал себя сравнительно неплохо, но теперь Харри видел, что его глаза остекленели. А в восемь его должны были навестить жена и дочь. Ровно через двадцать минут.

— Завтра Трульс и я допросим Маркуса Рёда. То, что мы узнаем — или не узнаем — определит, как мы будем действовать после. А сейчас, джентльмены, отдел закрывается до завтрашнего утра.