Кровавая луна

ГЛАВА 41 Четверг Скорость реакции

Было семь часов вечера. Во всем здании Института судебно-медицинской экспертизы свет горел только в одной лаборатории. Харри уставился сначала на скальпель в руке Хельге, а затем на глазное яблоко, лежащее на лабораторном стекле.

— Ты действительно?.. — спросил он.

— Да, мне нужно посмотреть, что внутри, — ответил Хельге и сделал разрез.

— Ну да, — сказал Харри. — Прощальная церемония закончилась, и теперь, полагаю, родственники больше не увидят покойную.

— Вообще-то они собирались прийти попрощаться и завтра. — Хельге поместил отрезанный фрагмент под микроскоп. — Но в похоронном бюро уже вставили стеклянный протез на место ее утраченного глаза, теперь просто вставят второй. Посмотри-ка.

— Ты что-то нашел?

— Да. Таксоплазмы. Или, по крайней мере, очень похожие. Смотри.

Харри наклонился к микроскопу. Показалось ему, или он и правда уловил едва заметный запах мускуса?

Он спросил об этом Хельге.

— Возможно, так пахнет от глаза, — ответил тот. — И тогда у тебя исключительное обоняние.

— М-м. У меня аносмия, я не ощущаю трупный запах. Но, может, из-за нее же я лучше воспринимаю какие-то другие запахи. Как со слепотой и слухом, понимаешь?

— Ты уверен?

— Нет. Однако я думаю, убийца мог с помощью паразитов сделать так, чтобы Сюсанна перестала бояться и почувствовала к нему сексуальное влечение.

— Не может быть. Ты имеешь в виду — убийца сделал себя первичным хозяином?[121]

— Да. Почему не может быть?

— Просто эта тема близка к области моей научной работы. Теоретически это возможно, но если ему правда удалось такое, это достойно премии памяти Одиль Ба[122]. Э-э-э… это что-то вроде Нобелевской премии по паразитологии.

— Хм… Думаю, он получит пожизненное, а не премию.

— Да, конечно. Извини.

— И еще кое-что, — добавил Харри. — Мышей привлекает запах кошки, то есть — любой кошки. Почему же этих женщин привлекал один конкретный мужчина?

— Кто его знает… — задумался Хельге. — По сути, важен запах, которым паразиты привлекают к себе инфицированную особь. Возможно, он носил при себе что-то с запахом, который повлиял на женщин. Или нанес запах себе на кожу.

— Какой именно запах?

— Ну, самая простая версия — что-то из желудочно-кишечного тракта: там благоприятная для размножения паразита среда.

— То есть экскременты?

— Нет, экскременты он использовал бы для распространения паразита. Но чтобы привлечь инфицированного, он может брать кишечные соки или ферменты из тонкого кишечника. Или пищеварительные выделения поджелудочной железы и желчного пузыря.

— Ты говоришь — он распространяет паразита с собственными фекалиями?

— Если он создал собственного паразита, то он, вероятно, единственный совместимый с паразитом хозяин, и тогда только он один может обеспечить продолжение жизненного цикла, чтобы его паразиты не вымерли.

— И как он это делает?

— Как кошка. Например, он может проследить, чтобы вода, которую пьют жертвы, была заражена его фекалиями.

— Или кокаин, который они нюхают.

— Да, или пища, которую они съедают. Через какое-то время паразит достигнет мозга жертвы и сможет им манипулировать.

— Как долго?

— Ну… если бы ты спрашивал о мыши, я бы сказал — пара дней. Может быть, три или четыре. Дело в том, что иммунная система людей, как правило, уничтожает паразита за пару недель или за месяц, так что если парню нужно поддерживать жизненный цикл паразитов, он ограничен во времени.

— Значит, ему надо было подождать несколько дней, но не слишком много, перед тем, как убивать.

— Да. А еще ему надо съесть свою жертву.

— Целиком?

— Нет, он может ограничиться частями с наиболее высокой концентрацией готовых к размножению паразитов. Это, например, мозг… — Хельге осекся и уставился на Харри, как будто до него дошло только сейчас. Сглотнул. — …или глаза.

— Последний вопрос, — хрипло выговорил Харри.

Хельге молча кивнул.

— Почему паразиты не захватывают еще и мозг первичного хозяина?

— В том-то и дело, что захватывают.

— Вот как? И что они с ним делают?

Хельге пожал плечами.

— То же самое. Он теряет чувство страха. И поскольку в данном случае происходит непрерывная подпитка новыми паразитами, иммунная система не может избавиться от захватчика, и человек попадает в зону риска, например, из-за замедления реакции. Также существует риск развития шизофрении.

— Шизофрении?

— Да, на это указывают недавние исследования. Если только хозяин не будет контролировать количество паразитов в своем организме.

— Каким образом?

— Вот этого я не знаю.

— А как насчет противопаразитарных препаратов? Например, вроде продукции фирмы «Hillman Pets»?

Хельге задумчиво уставился куда-то вдаль.

— С этим препаратом я не знаком, но теоретически правильная дозировка средства от паразитов могла бы создать некий баланс, да.

— Угу… Значит, имеет значение, сколько паразитов живет в теле человека, верно?

— О да. Если бы ты дал кому-нибудь большую дозу вещества с высокой концентрацией токсоплазм, паразиты за несколько минут заблокировали бы мозг и парализовали человека. Смерть наступила бы в течение часа.

— Но если бы он нюхнул дозу зараженного кокаина, он не умер бы?

— Может, не за час, но если концентрация достаточно высокая, такое легко может убить за день или два. Секунду…

Хельге достал зазвонивший телефон.

— Да? Хорошо. — Он нажал отбой. — Извини, сейчас я буду занят, сюда везут тело из следственного изолятора. Я должен произвести предварительное вскрытие.

— Ладно, — ответил Харри, застегивая пиджак. — Спасибо за помощь, выход я найду сам. Сладких снов.

Хельге слабо улыбнулся ему.

Харри вышел за двери лаборатории, но тут же вернулся обратно.

— Как ты сказал — чье тело сюда везут?

— Не знаю имени. Парня, арестованного сегодня на площади Йернбанеторгет.

— Черт, — тихо сказал Харри, легонько стукнув кулаком по дверному косяку.

— Что-то не так?

— Это он.

— Кто?

— Первичный хозяин.

Сон Мин Ларсен стоял за стойкой следственного изолятора и смотрел на ящичек с личными вещами покойного. С ключами от дома большой спешки не было, поскольку его квартиру уже обыскали, но за ключами от машины уже ехал криминалист — машину нашли на многоуровневой парковке недалеко от площади Йернбанеторгет. Сон Мин повертел в руках театральный билет. Он был на том же представлении, что и Хелена? Нет, билет на более раннюю дату. Но, возможно, он ходил в Национальный театр на разведку, чтобы спланировать похищение и убийство Хелены Рёд.

Его телефон зазвонил.

— Ларсен.

— Мы сейчас у Бекстрёма, но дома только его жена. Говорит — думала, он на работе.

Сон Мин был озадачен. В офисе Бекстрёма тоже никто не знал, где находится адвокат. Бекстрём был ключевым свидетелем, ведь именно он последний видел заключенного живым. Найти его следовало немедленно. Правда, СМИ еще не связывали арест на площади Йернбанеторгет с чем-то конкретным; в конце концов, задержание наркоторговца в том районе не выглядело необычным мероприятием. Но, возможно, всего через несколько минут или часов пресса пронюхает о смерти в следственном изоляторе, и тогда все они выйдут на тропу войны.

— Грот, — окликнул Сон Мин начальника смены, прислонившегося к стойке, — как выглядел Бекстрём, когда выходил?

— По-другому, — кисло ответил Грот.

— Как — по-другому?

Грот пожал плечами.

— На нем была маска, может, поэтому мне так показалось. А может, он выглядел огорченным из-за такого тяжелого состояния заключенного. Но глаза у него были дикие, совершенно не такие, как когда он пришел сюда. Может, он слишком чувствительный, откуда мне знать?

— Может быть, — проговорил Ларсен, рассеянно глядя на театральный билет и пытаясь отыскать, осознать причину, по которой его разум забил тревогу.

Было почти девять часов вечера, когда Юхан Крон набрал номер квартиры и посмотрел в видеокамеру перед входом. Через несколько секунд он услышал низкий голос, явно не принадлежащий Маркусу Рёду:

— Ты кто?

— Юхан Крон. Я адвокат, был сегодня в машине.

— Верно. Входи.

Крон поднялся на лифте, и охранник с бычьей шеей впустил его в квартиру. Рёд казался раздраженным и беспокойно расхаживал по гостиной взад-вперед, словно один из облезлых старых львов, которых Крон еще маленьким мальчиком видел в Копенгагенском зоопарке. Белая рубашка Рёда была расстегнута, под мышками виднелись пятна пота.

— Я пришел с хорошими новостями, — сообщил Крон. И сухо добавил, увидев, как просветлело лицо клиента: — Новостями, а не кокаином. — Когда выражение лица Рёда изменилось на гневное, Крон поспешил погасить эту вспышку: — Подозреваемый в убийствах пойман.

— Правда? — Рёд недоверчиво моргнул. Потом рассмеялся. — И кто же он?

— Его зовут Кевин Селмер. — Крон увидел, что это имя Рёду незнакомо. — Харри говорит, он один из твоих поставщиков кокаина.

Крон ожидал, что его клиент примется возражать, мол, нет у него никакого поставщика, но вместо этого Рёд, казалось, пытался вспомнить имя.

— Он был на той вечеринке, — уточнил Крон.

— А! Я не знал его имени, он никогда не говорил. Сказал — я могу называть его попросту Ко. Я думал, это означает… ну, можешь догадаться.

— Могу.

— Значит, их убил Ко? Непостижимо. Должно быть, он сумасшедший.

— Да, думаю, это верное предположение.

Рёд уставился на террасу на крыше. Там стоял сосед и курил сигарету, прислонившись к стене рядом с пожарной лестницей.

— Надо купить его квартиру, и две соседние тоже, — произнес Рёд. — Не выношу, что они стоят там с таким видом, будто они хозяева… — Он не договорил. — Ну, по крайней мере, теперь я выберусь из этого заключения.

— Да.

— Отлично, я знаю куда пойти. — Рёд направился в спальню. Крон последовал за ним.

— Давай не на вечеринку, Маркус.

— А почему нет? — Рёд прошел мимо большой двуспальной кровати и открыл один из встроенных шкафов.

— Потому что после убийства твоей жены прошло всего несколько дней. Представь, что подумают люди.

— Ты неправ, — заявил Рёд, просматривая костюмы. — Они поймут, что я радуюсь аресту ее убийцы. Привет, давно я тебя не надевал. — Он достал темно-синий блейзер с золотыми пуговицами. Надел его, порылся в карманах, вытащил что-то, бросил на кровать. — Ого, неужели настолько давно?

Крон увидел черную полумаску в форме бабочки.

Рёд застегивал блейзер, глядя в зеркало в золотой раме.

— Уверен, что не хочешь пойти выпить, Юхан?

— Совершенно уверен.

— Может, возьму телохранителей. На какой срок мы их наняли?

— Им запрещено пить на работе.

— Точно, не выйдет из них веселой компании. — Рёд вышел в гостиную и со смехом крикнул: — Слышите, ребята? Вы уволены!

Крон и Рёд вместе спустились в лифте.

— Позвони Холе, — сказал Рёд. — Он любит выпить. Скажи — я собираюсь пройтись по барам на улице королевы Евфимии. С востока на запад. Выпивка за мой счет. И я смогу поздравить его прямо там.

Крон кивнул, задавая себе все тот же неизменный вопрос: если бы он знал, какую большую часть жизни юрист проводит рядом с такими неприятными людьми, выбрал бы он эту профессию?

— Бар «Твари».

— Привет. Это Бен?

— Да. Кто это?

— Харри. Высокий, светловолосый…

— Привет, Харри, давно не виделись. В чем дело?

Харри посмотрел с высоты Экеберга[123] вниз, на город, раскинувшийся, будто перевернутое отражение звездного неба.

— Это насчет Люсиль. Я в Норвегии и не могу дозвониться до нее. Ты ее не видел?

— Да уже где-то месяц не видел.

— Хм. Ты же знаешь, она живёе одна, и я забеспокоился, не случилось ли с ней чего-нибудь.

— Думаешь?

— Если я дам тебе адрес на Доэни-драйв, не мог бы ты проверить, как она? Если ее там нет, тебе, вероятно, следует обратиться в полицию.

Повисла пауза.

— Хорошо, Харри, я записываю адрес.

После звонка Харри подошел к «мерседесу», припаркованному за старыми немецкими бункерами.[124] Снова сел на капот рядом с Эйстейном, закурил, и они продолжили разговор с того места, на котором прервались, а из открытых окон машины звучала музыка. Они болтали о разных людях и о том, что с ними стало, о девушках, которых так и не получили, о мечтах, которые не разбились вдребезги, но канули в пустоту, как недописанная песня или длинный анекдот без кульминации. О жизни, которую они выбрали, или которая выбрала их, ведь это одно и то же, поскольку, как заявил Эйстейн, ты можешь разыграть только ту карту, которая тебе выпала.

— Жарко, — сказал Эйстейн через некоторое время после того, как разговор угас.

— Старые двигатели отлично греют, — отозвался Харри, похлопывая по капоту.

— Нет, я имел в виду погоду. Я думал, уже все, но тепло вернулось. А завтра будет кровавая луна, затмение. — Он указал на бледный лунный диск.

Телефон Харри зазвонил.

— Говори со мной.

— Так это правда, — сказал Сон Мин. — Ты действительно так отвечаешь на звонки.

— Увидел, что это ты, и попытался соответствовать мифу, — парировал Харри. — Что случилось?

— Я в Институте судебно-медицинской экспертизы. И если честно, не совсем понимаю, что происходит.

— А что такое? На вас уже напала пресса, почему подозреваемый вдруг умер?

— Пока нет, мы решили повременить с публичным заявлением о происшествии. До установления его личности.

— В смысле, правда ли его зовут Кевин Селмер? Эйстейн звал его Элом.

— Нет, мы сомневаемся, что человек, умерший в камере № 14 — тот самый, которого мы привезли сюда.

Харри сильнее прижал телефон к уху.

— Что ты имеешь в виду, Ларсен?

— Его адвокат исчез. Он был наедине с Кевином Селмером в камере. И ушел через пять минут после появления. Если это он уходил. Мужчина, который ушел, был в медицинской маске и в одежде, в которой пришел адвокат, но дежурному начальнику охраны показалось, что этот человек выглядит как-то иначе.

— Ты думаешь, Селмер…

— Я не знаю, что думать, — отмахнулся Сон Мин. — Но да, вполне возможно, что Селмер бежал. Он мог убить Бекстрёма, разбить ему лицо, переодеться и просто уйти. И труп рядом с нами — это Бекстрём, а не Эл. То есть не Селмер. Лицо совершенно неузнаваемо, а мы не можем найти ни друзей, ни родственников Селмера, которые знают его достаточно хорошо для опознания. И вдобавок Бекстрёма нигде нет.

— Хм… Как-то очень уж накручено, Ларсен. Я знаю Дена Бекстрёма, и, вероятно, он просто снова слетел с катушек. Слышал о Судном Дене?

— Э-э-э… нет.

— Бекстрём известен как человек впечатлительный. Когда какое-то дело расстраивает его, он идет и где-нибудь напивается, после чего становится Судным Деном и начинает карать всех и каждого. Иногда это длится несколько дней. Наверное, у нас как раз такой случай.

— Что ж, будем надеяться. Скоро узнаем. Жена Бекстрёма уже едет сюда. Я просто хотел тебя предупредить.

— Хорошо. Спасибо.

Харри завершил разговор. Они сидели молча и слушали, как Руфус Уэйнрайт поет «Аллилуйя»[125].

— Пожалуй, я недооценивал Леонарда Коэна, — сказал Эйстейн. — И переоценивал Боба Дилана.

— Распространенное заблуждение. Кончай дымить, нам пора.

— Что случилось? — спросил Эйстейн, спрыгивая с капота.

— Если Сон Мин прав, Маркус Рёд может быть в опасности. — Харри плюхнулся на пассажирское сиденье. — Пока ты отливал в кустах, звонил Крон. Рёд отправился в поход по барам и хотел, чтобы я составил ему компанию. Я сказал «нет», но нам все-таки надо его найти. Едем на улицу королевы Евфимии.

Эйстейн повернул ключ в замке зажигания.

— Харри, ну давай же, скажи «гони вовсю. — Он завел двигатель. — Пожалуйста.

— Гони вовсю.

Маркус Рёд качнулся в сторону, переступил, чтобы удержаться на ногах, и уставился на стакан на столе перед ним.

Там внутри алкоголь — в этом он был уверен. Что еще, кроме алкоголя — в этом он уверен не был, но цветовое решение ему нравилось. И содержимого бокала, и самого бара. Как называется бар, он не знал. Другие гости были моложе Маркуса и украдкой — а кто-то и не совсем украдкой — поглядывали на него. Они знали, кто он такой. Нет — они знали его имя. Видели фотографии в газетах, особенно в последние дни. И составили о нем какое-то мнение. Было ошибкой выбрать для прогулки по пабам именно эту улицу. Достаточно взглянуть на претенциозное название этой очередной попытки проложить в Осло настоящую просторную авеню: «Улица королевы Евфимии». Улица гомиков это, а никакой не королевы! Надо было пойти в какое-нибудь старое местечко, где люди дружно стекались к барной стойке, когда влиятельный человек заявлял, что следующая порция выпивки — за его счет. В последних двух барах, куда он заходил, на него таращились так, словно он развел в стороны свои булки и показал им дырку в заднице. В одном месте бармен даже попросил его сесть на место. Как будто им не нужна прибыль. Погодите, через год они все обанкротятся. Потому что выживают только старые рысаки, знающие правила игры. Он, Маркус Рёд, их знал.

Его туловище стало клониться вперед, темные волосы чуть не угодили в стакан. В последний момент он успел распрямиться. Густая челка. Настоящие волосы, не требующие окрашивания каждую гребаную неделю. У Рёда все без дураков!

Он схватился за стакан, чтобы держаться хоть за что-то. Осушил. Может, стоило пить помедленнее? По пути между двумя первыми барами он переходил улицу — извините, авеню, — услышал пронзительное треньканье трамвайного звонка и среагировал так медленно, словно его тело окружала вязкая грязь. Должно быть, в первом баре ему подали что-то очень крепкое, потому что он не только стал медленнее реагировать, но и как будто утратил чувство страха. Трамвай проехал так близко, что он почувствовал спиной воздушную волну, но его пульс почти не участился. И это теперь, когда он снова хотел жить! Это ощущение вызвало у него почти уже стершееся воспоминание, как он, уже под стражей, попросил Крона одолжить ему галстук. Не чтобы носить, а чтобы повеситься. Крон ответил, что заключенным нельзя ничего передавать. Идиот.

Рёд оглядел зал.

Кругом одни идиоты. Этому научил его отец, вбил намертво — что все, кроме носящих фамилию Рёд, — дураки. Перед тобой пустые ворота, и тебе нужно просто раз за разом забивать мяч. Ты должен это делать. Не жалей их, не говори «теперь достаточно», продолжай двигаться. Приумножай состояние, наращивай преимущество, бери, что идет в руки, и даже сверх того. Черт возьми, может, в учебе он и не блистал, но, в отличие от других, всегда делал то, что велел отец. И разве это не давало ему права время от времени пожить полной жизнью? Занюхать несколько дорожек. Шлепнуть пару крепких мальчишеских задниц. Даже если они не достигли этого идиотского возраста согласия — что с того? В других странах и культурах к этому относятся спокойно, знают, что мальчикам это не вредит, что потом они вырастают и живут обычной жизнью, становятся обычными порядочными гражданами. Не истеричками и педиками. В юности принимать член взрослого мужчины не заразно и не опасно, никаких последствий не будет. Он часто видел, как ругается его отец, но лишь однажды видел, как отец потерял самообладание. Это было, когда Маркус учился в пятом классе. Отец вошел в его спальню и увидел, что Маркус и соседский мальчик играют в мамочку и папочку в постели. Господи, как он ненавидел этого человека! Как боялся его! И как сильно его любил. Одно-единственное слово одобрения Отто Рёда — и Маркус чувствовал себя непобедимым властелином мира.

— Так вот ты где, Рёд.

Маркус поднял голову. Перед его столом стоял мужчина, на лице его была маска, на голове — плоская кепка. Что-то в нем казалось знакомым. Даже голос. Но Маркус слишком опьянел, и все вокруг так и плыло.

— У тебя есть кокс для меня? — машинально выдал Маркус и тут же задумался, почему у него вырвались эти слова. Наверное, просто захотелось нюхнуть.

— Тебе не следует нюхать кокс, — заявил тот, устраиваясь за столом. — А еще тебе не следует шататься по барам и пить.

— Не следует?

— Нет. Ты должен был сидеть дома и оплакивать гибель красавицы жены. И Сюсанны. И Бертины. Теперь и еще один человек мертв. А ты сидишь здесь и веселишься. Ты гребаная никчемная свинья.

Рёд поморщился. Не потому, что услышал о тех женщинах. В цель попало слово «никчемная». Эхо из детства — мужчина, с пеной у рта ругающий его.

— Ты кто такой? — невнятно пробормотал Рёд.

— А ты не видишь? Я пришел из следственного изолятора. Привокзальная площадь Йернбанеторгет. Кевин Селмер. Ничего не вспоминается?

— А должно?

— Да, — ответил собеседник, снимая маску. — Теперь ты узнаёшь меня?

— Ты выглядишь, как мой чертов старик, — промямлил Маркус. — Мой отец.

У Рёда возникло смутное ощущение, что ему надо бы испугаться. Но этого не случилось.

— Как смерть, — произнес незнакомец.

Возможно, именно медлительность и отсутствие страха не дали Маркусу выставить руку в защитном жесте, когда он увидел, как мужчина замахнулся на него. А может, это был условный рефлекс, заученная реакция мальчика, который усвоил, что отец имеет право его ударить. Плоская Кепка держал что-то в руке. Это был… молоток?

Харри вошел в бар, который, если верить красным неоновым буквам над дверью, назывался просто «Бар». Это было третье заведение, в которое он заходил этим вечером, и оно ничем не отличалось от двух других: глянцевое, вероятно — стильное и, без сомнения, дорогое. Он оглядел зал и увидел за одним столиком Рёда. Перед ним сидел спиной к Харри мужчина в плоской кепке. Он держал что-то в высоко поднятой руке. Харри разглядел этот предмет и тут же понял, чтó сейчас произойдет. И что предотвратить это он не успеет.

Сон Мин и Хельге стояли рядом с женщиной, которая не отрывала глаз от трупа.

Женщине было за шестьдесят, и прической, одеждой и макияжем она походила на хиппи. Сон Мин предположил, что она относится к посетительницам музыкальных фестивалей с участием престарелых рок-идолов семидесятых. Когда ей открыли дверь Института судебно-медицинской экспертизы, она уже была в слезах, и Хельге дал ей несколько бумажных платков. Сейчас она вытирала ими слезы и потёки туши.

Теперь, когда Хельге смыл всю кровь, Сон Мин мог видеть, что лицо мертвеца было не настолько изуродованным, как он полагал ранее.

— Не торопитесь, фру Бекстрём, — произнес Хельге. — Если хотите, мы можем оставить вас с ним.

— Не нужно, — всхлипнула она. — У меня нет никаких сомнений.

Гул голосов в баре мгновенно смолк, посетители повернулись на звук — грохот, похожий на пистолетный выстрел. Посетители, ошарашенные почти до ступора, уставились на поднявшегося парня в плоской кепке. Некоторые узнали сидящего за столом владельца компании по торговле недвижимостью, мужа женщины, которую нашли мертвой на Снарёйе. В наступившей тишине они услышали голос первого, звонкий, как колокол, и увидели, как он размахнулся рукой, сжимающей оружие:

— Я сказал: смерть! Я приговариваю тебя к смерти, Маркус Рёд!

Снова грохнуло.

Они увидели, как к столику быстро идет высокий мужчина в костюме. И когда человек в кепке занес руку в третий раз, высокий выхватил у него оружие.

— Это не он, — всхлипнула фру Бекстрём. — Слава богу, это не Ден. Но я не знаю, где Ден. Я с ума схожу от беспокойства каждый раз, когда он так исчезает.

— Ну-ну, — произнес Сон Мин и подумал, не положить ли руку ей на плечо. — Уверен, мы его найдем. И мы тоже рады, что это не твой муж. Мне жаль, что тебе пришлось пройти через это, фру Бекстрём, но нам очень важно было убедиться.

Она молча кивнула.

— Хватит, Судный Ден!

Харри усадил Бекстрёма обратно в кресло и положил молоток себе в карман. Двое пьяных, Рёд и Бекстрём, тупо уставились друг на друга, словно оба только что проснулись и не понимали, что произошло. На стеклянной столешнице между ними была большая трещина.

Харри сел.

— Знаю, у тебя выдался тяжелый день, Бекстрём, но тебе надо связаться с женой. Она отправилась в Институт судебно-медицинской экспертизы, чтобы узнать, не твой ли труп привезли под именем Кевина Селмера.

Адвокат уставился на Харри.

— Ты его не видел, — прошептал он. — Ему было ужасно больно. Он говорил им, что у него болят живот и голова, но врач дал ему только легкое обезболивающее, а когда средство не подействовало и никто не пришел на помощь, он стал биться о стену головой, и бился, пока не потерял сознание. Вот насколько ему было больно.

— Мы этого не знаем, — возразил Харри.

— Знаем, — упорствовал Бекстрём, и его глаза были мокрыми от слез, — мы знаем, потому что и раньше видели подобное. При этом такие, как вот этот, — адвокат указал дрожащим пальцем на Рёда, который сидел опустив подбородок на грудь, — плевать хотели на всех и на все. Такие, как он, просто хотят быть богатыми и по пути топчут и угнетают всех, кто слабее, всех, кто не родился с серебряной ложкой во рту. Но настанет день, когда солнце обратится во тьму, настанет этот день…

— Судный день — так, Судный Ден?

Бекстрём сердито посмотрел на Харри. Казалось, ему стоило огромных трудов держать голову прямо.

— Извини. — Харри положил руку ему на плечо. — Расскажешь в другой раз, пожалуй. А прямо сейчас, думаю, тебе нужно позвонить жене, Бекстрём.

Ден Бекстрём открыл рот, чтобы что-то сказать, но снова закрыл. Кивнул, вынул телефон, поднялся на ноги и ушел.

— Ты отлично с этим справился, Харри, — пьяно прохрипел Рёд и чуть не промахнулся, пытаясь опереться локтями о стол. — Угостить тебя выпивкой?

— Нет, спасибо.

— Нет? Теперь, когда ты раскрыл это дело и все такое… или почти все… — Рёд подал официанту знак повторить, но официант его проигнорировал.

— Что ты имеешь в виду под «почти»?

— Что имею в виду? — переспросил Рёд. — Ну-ну!

— Выкладывай.

— Или что? — Кончик языка Рёда высунулся наружу, Рёд улыбнулся и снизил голос до хриплого шепота. — Или опять начнёшь меня душить?

— Нет, — ответил Харри.

— Нет?

— Скорее я задушу тебя, если ты все мне скажешь.

Рёд рассмеялся.

— Наконец-то появился человек, который понимает меня. Просто теперь, когда дело раскрыто, я должен кое в чем признаться. Я солгал, что у нас с Сюсанной был секс в день, когда ее убили. Я вообще с ней не встречался.

— Значит, не встречался?

— Нет. Я сказал это только ради правдоподобного объяснения полицейским, почему мою слюну обнаружили на ее теле. Это было то, что они хотели услышать, и это должно было избавить меня от многих неприятностей. Можно сказать — путь наименьшего сопротивления.

— Угу.

— Давай это останется между нами?

— Почему? Дело раскрыто. Ты же не хочешь, чтобы все думали, будто ты трахал другую женщину втайне от жены?

— Ха! — Рёд улыбнулся. — Это меня не волнует. Есть… другие поводы для беспокойства.

— Какие?

Рёд повертел в руке пустой стакан.

— Знаешь, Харри, когда умер мой отец, я почувствовал одновременно опустошенность и облегчение. Можешь ли ты это понять? Какое это облегчение — избавиться от человека, которого ни за что на свете не хочешь разочаровать. Потому что знаешь: рано или поздно настанет день, когда ты все же разочаруешь, день, когда он узнает, кто ты на самом деле такой. И одна надежда — что тебя спасет какое-то чудо. Вот так со мной было.

— Ты боялся его?

— Да, — подтвердил Рёд. — Боялся. И, наверное, в то же время любил. Но прежде всего… — он поднес пустой стакан ко лбу, — …я хотел, чтобы он любил меня. Знаешь, я бы с радостью умер от его руки, если бы просто знал, что он меня любит.