Кровавая луна

ГЛАВА 6 Суббота Жизнь на Марсе

— Жизнь на Марсе? — сказал Прим.

Девушка по другую сторону стола непонимающе смотрела на него. Прим расхохотался.

— Да нет, я имею в виду песню. Она называется «Жизнь на Марсе?»

Он кивнул на телевизор, откуда в просторную мансарду доносился голос Дэвида Боуи. Из окон открывался вид на западную часть центра Осло и на трамплин Холменколлен[13], сверкающий в ночи, словно люстра. Но Прим не сводил взгляда со своей гостьи.

— Многим не нравится эта песня, ее считают немного странной. Например, Би-би-си упомянула о ней, как о чем-то среднем между бродвейским мюзиклом и картиной Сальвадора Дали. Возможно. Но я согласен с «Дейли Телеграф» — это лучшая песня всех времен. Вот именно — лучшая. Все любили Боуи не потому, что он был приятным человеком, а потому, что он был лучшим. Вот почему люди, которых никто не любит, готовы убивать, только бы стать лучшими. Они знают: тогда все изменится.

Прим взял бутылку вина, стоящую между ними, и подошел к девушке, хотя мог налить вино, оставаясь на месте.

— Ты знаешь, что «Дэвид Боуи» — это сценический псевдоним, а настоящая его фамилия — Джонс? Меня тоже на самом деле зовут не Прим — это прозвище. Так меня называют только в семье. И мне хотелось бы думать, что когда я женюсь, моя жена тоже будет называть меня Прим.

Он стоял позади нее и, наполняя бокал, свободной рукой гладил прекрасные длинные волосы гостьи. Если бы это было пару лет назад, даже пару месяцев назад, он не осмелился бы прикоснуться к такой женщине из опасения, что его отвергнут. Теперь же он был уверен в себе. Он полностью контролировал ситуацию. Конечно, помогло то, что ему выправили кривые зубы и что он начал ходить к нормальному парикмахеру, а также прислушиваться к советам по выбору одежды. Но не это было главным. Он словно излучал что-то, перед чем они не могли устоять, и осознание этого придавало ему уверенность. А уверенность была таким сильным афродизиаком, что притягивала сама по себе, без привлечения дополнительных средств. Настоящий эффект плацебо с накопительным действием.

— Наверное, я старомоден и наивен, — произнес он, возвращаясь на свое место. — Но я верю в брак. Верю в то, что у каждого есть человек, созданный именно для него. Верю искренне. Недавно я был в Национальном театре на спектакле «Ромео и Джульетта», и это было так прекрасно, что я заплакал. Эти две души были предназначены друг для друга самой природой. Вот взгляни на Босса. — Он указал на аквариум на невысокой книжной полке. Внутри плавала одинокая золотисто-зеленая мерцающая рыбка.

— У него есть Лиза. Его Лиза. Ты не можешь видеть ее, но она там, и они двое — единое целое, и будут единым целым, пока оба не умрут. Да — один умрет, потому что умрет другой. Как в «Ромео и Джульетте». Разве это не прекрасно?

Прим сел и через стол протянул к девушке руку. Сегодня вечером девушка выглядела усталой, опустошенной, потухшей. Но он знал, как заставить ее светиться вновь. Стоит только нажать на кнопку.

— Я мог бы влюбиться в кого-нибудь вроде тебя, — произнес он.

Ее глаза тут же загорелись, и на него дохнуло жаром. Но одновременно он почувствовал легкий укол вины. Не потому, что он манипулировал ею — потому что лгал. Он мог бы влюбиться, но не в нее. Она не была Единственной, не была предназначена ему. Она — дублер. С ней можно попрактиковаться, опробовать подходы, научиться говорить правильным тоном правильные вещи. Использовать метод проб и ошибок, потому что с ней можно ошибаться. Но в тот день, когда он признается в своей любви той самой Женщине, все должно быть идеально до последнего жеста.

Он использовал эту девушку, чтобы отрепетировать номер целиком. Ну, возможно, «использовал» не самое подходящее слово, ведь она вела себя более активно, чем он. Он познакомился с ней на вечеринке, где было множество людей куда выше него по статусу. Увидев, что она его даже не замечает, он понял: рассчитывать можно только на несколько слов. И он рассчитал, какие слова дадут нужный эффект. Похвалил ее фигуру и спросил, в каком зале она тренируется. Девушка коротко ответила, что посещает зал SATS[14] в районе Бислетт. Странно, он три раза в неделю бывает в этом зале, но ее там не видел — возможно, они приходят в разные дни? Она столь же коротко пояснила, что тренируется по утрам, а когда он сказал, что тоже приходит по утрам, была явно раздражена. А в какие дни она там бывает?

— По вторникам и четвергам, — ответила девушка, показывая, что разговор окончен, и переключилась на мужчину в облегающей черной рубашке, который как раз шел в их сторону.

В следующий вторник, когда она вышла из спортзала, Прим был рядом. Притворился, что случайно проходил мимо, а ее просто узнал, потому что они были на одной вечеринке. Она его не помнила. Она улыбнулась ему и хотела уйти — но тут же остановилась, повернулась, и, пока они стояли там, на улице, ее внимание было сосредоточено на нем. Она смотрела на него так, словно только сейчас по-настоящему уяснила, что он существует, и, конечно, удивилась почему не обратила на него внимания на вечеринке. Говорил он; она больше молчала, но все, что ему нужно было знать, сказал язык ее тела.

Она заговорила только после его слов, что они должны встретиться.

— Когда? — спросила она. — Где?

И когда он ответил — просто кивнула.

Она пришла вовремя в условленное место. Он нервничал — многое могло пойти не так. Но именно она проявила инициативу, сама расстегнула его одежду и, к счастью, не сказала ничего лишнего.

Он знал, что такое может случиться. Хотя он и Женщина, которую он любил, ничего друг другу не обещали, это все равно было изменой, не так ли? Предательством любви. Однако он убедил себя, что это жертва на алтарь его чувства, что он сделал это для Нее, что он поступил так, чтобы попрактиковаться к решающему дню, когда он должен будет оправдать ее ожидания как любовник.

И женщина с другой стороны стола подходила для такой практики.

Нельзя сказать, что ему не понравилось заниматься с ней любовью. Но ни о каком повторении больше не могло быть и речи. Если честно, она не нравилась ему ни на вкус, ни на запах. Нужно ли сказать об этом вслух? Сказать ей, что именно здесь разойдутся их дороги? Он молча уставился в свою тарелку. А когда поднял глаза, то увидел, что она слегка склонила голову набок и улыбается своей непроницаемой улыбкой, словно его монолог был для нее забавным представлением.

И внезапно он почувствовал себя пленником. Пленником в собственном доме. Ведь он не мог встать и уйти — куда ему идти из дома? И он не мог попросить уйти ее, верно? А сама она уходить домой не собиралась, совсем не проявляла желания. Почти неестественный блеск ее глаз ослепил его, заставил растеряться. Ему пришло в голову, что во всем этом есть нечто искаженное и запутанное. Она взяла ситуацию под контроль, не произнеся ни слова. Чего же она на самом деле хочет?

— Что… — начал он и откашлялся. — Чего ты на самом деле хочешь?

Она ничего не ответила, только еще немного наклонила голову. Казалось, она беззвучно смеется: в прекрасном рту поблескивали зубы, белоснежные, даже с голубоватым отливом. И тут Прим впервые осознал, что у нее рот хищника.

И тут его осенило: это игра в кошки-мышки.

И роль мышки играл он, а вовсе не она.

Откуда пришла эта безумная мысль?

Ниоткуда. Или оттуда же, откуда приходили все его безумные мысли.

Он был напуган, но знал, что не должен выдавать свой страх. Он старался дышать спокойно. Он должен уйти. Она должна уйти.

— Это было очень приятно, — сказал он, складывая салфетку и оставляя ее на тарелке. — Давай как-нибудь повторим это еще.

Не успели Юхан Крон и его жена Элис сесть за обеденный стол, как раздался телефонный звонок. Юхану еще предстояло позвонить Маркусу Рёду и сообщить плохие новости: Харри Холе отклонил их щедрое предложение. Отказался еще до того, как услышал о гонораре. И не изменил мнения, когда Крон ознакомил его со всеми условиями и сообщил, что они забронировали для Холе место в бизнес-классе на рейс до Осло с пересадкой в Копенгагене.

По номеру Крон понял, что звонок идет со старого телефона Харри — с того самого, который был недоступен всякий раз, когда Юхан пытался дозвониться. Может быть, его отказ — это тактика ведения переговоров? Прекрасно. Рёд дал Крону карт-бланш на увеличение суммы.

Юхан встал из-за стола, взглядом извинился перед женой и прошел в гостиную.

— Снова привет, Харри, — весело сказал он.

Голос Холе был хриплым.

— Девятьсот шестьдесят тысяч долларов.

— Прошу прощения..?

— Если я раскрою это дело, я хочу девятьсот шестьдесят тысяч долларов.

— Девятьсот ше..?

— Да.

— Ты отдаешь себе отчет…

— Я понимаю, что это выше моих обычных расценок. Но если твой клиент так богат и так невинен, как ты говоришь, он наверняка сочтет, что правда стоит этой суммы. В общем, мое предложение звучит так: я работаю бесплатно, клиент покрывает только мои издержки, а гонорар я получаю только в том случае, если раскрою дело.

— Но…

— Это не так уж много. Крон, ответ мне нужен в следующие пять минут. По-английски, электронным письмом с твоей подписью с твоего адреса. Понимаешь?

— Да, но боже мой, Харри, это же…

— Рядом со мной люди, которым нужно решение прямо сейчас. Мне, как бы это выразиться, приставили пистолет к виску.

— Но двести тысяч долларов — это же более чем…

— Извини, Крон, но или сумма, которую я озвучил, или вообще никакой сделки.

Крон вздохнул.

— Сумма безумная, Харри, но хорошо, я позвоню своему клиенту и потом снова свяжусь с тобой.

— Пять минут, — хрипло прозвучало в динамике. И тут же на заднем плане что-то сказал другой голос.

— Четыре с половиной, — произнес Харри.

— Сделаю все, что смогу, чтобы до него дозвониться, — ответил Крон.

Харри положил телефон на кухонный стол и посмотрел на мужчину с дробовиком. Дробовик был по-прежнему направлен на Харри. Второй мексиканец говорил по-испански по другому телефону.

— Все будет хорошо — прошептала Люсиль, садясь рядом с Харри. Он похлопал ее по руке.

— Это моя реплика.

— Как бы не так, — возразила она. — Я впутала тебя в это. Да и вообще это ложь, верно? Нет, не будет хорошо.

— А что, по-твоему, значит «хорошо»?

Люсиль слабо улыбнулась.

— Ну, вчера у меня по крайней мере был замечательный прощальный вечер. Это уже кое-что. Знаешь, в «Дэн Тана» все решили, что мы пара.

— Думаешь?

— О, я увидела это по их лицам, когда ты вошел, держа меня под руку. «Это Люсиль Оуэнс, и она с блондином куда моложе нее», — подумали они. И пожалели, что они не кинозвезды. А ты еще взял мое пальто и поцеловал меня в щеку. Спасибо тебе, Харри.

Харри чуть не ляпнул, что просто делал то, что она велела ему заранее, и обручальное кольцо снял поэтому же… но воздержался.

— Dos minutos,[15] — заметил мужчина с телефоном, и Харри почувствовал, что Люсиль сжала его руку.

— Что говорит el jefe[16] из машины? — спросил Харри.

Мужчина с дробовиком промолчал.

— Он убил столько же людей, сколько и ты?

Тот рассмеялся:

— Никто не знает, скольких он убил. А я знаю только то, что если не заплатите — станете еще двумя в его списке. Ему нравится заботиться обо всем лично. И я не шучу, когда говорю «нравится».

Харри кивнул.

— Он сам дал ей ссуду или просто выкупил долг?

— Мы не даем деньги взаймы, мы только собираем их. И он лучший в этом деле. Он даже на глазок может определить неудачника, погрязшего в долгах.

Мгновение мексиканец поколебался, затем наклонился вперед и понизил голос:

— Он говорит, это видно по их глазам, поведению, но главное — их запах. Это можно увидеть, когда едешь в автобусе, — рядом с теми, у кого есть долги, всегда свободное место. И он сказал, что у тебя, Эль Рубио[17], тоже есть долги.

— У меня?

— Он искал даму в том баре и увидел там тебя.

— Он ошибается, у меня нет долгов.

— Он никогда не ошибается. Ты что-то кому-то должен. Он и моего отца нашел так.

— Твоего отца?

Тот кивнул. Харри всмотрелся в него. Сглотнул. Попытался представить себе человека в машине. Пока Харри излагал свое предложение, телефон лежал на кухонном столе с включенной функцией громкой связи, но человек в машине не промолвил ни слова.

— Un minuto. — Мужчина с мобильником снял пистолет с предохранителя.

— Отче наш, — тихо заговорила Люсиль, — иже еси на небесех…

— Как ты могла потратить столько денег на фильм, который так и не сняли? — спросил Харри.

Люсиль удивлtнно посмотрела на него, но потом, очевидно, осознала, что он хочет немного ее отвлечь перед тем, как они пройдут точку невозврата.

— Знаешь, это самый популярный вопрос в этом городе, — ответила она.

— Cinco segundos.[18]

Харри уставился на свой телефон.

— А какой самый популярный ответ?

— Невезение и паршивые сценарии.

— А-а. Прямо как моя жизнь.

Дисплей телефона засветился. Номер Крона.

Харри нажал «Ответить».

— Говори. Быстро и только суть.

— Рёд сказал «да».

— Тебе скажут адрес электронной почты. — Харри протянул телефон тому, кто держал связь с шефом. Тот сунул пистолет в наплечную кобуру под курткой и приложил оба телефона друг к другу. Харри слышал негромкие голоса из динамиков. Когда они затихли, парень вернул Харри телефон. Крон уже отключился. Свой телефон парень приложил к уху. Прислушался. Опустил телефон.

— Тебе повезло, Эль Рубио. У тебя десять дней. Начиная с этого момента. — Он указал на свои часы. — После этого мы застрелим ее. — Он указал на Люсиль. — А потом придём за тобой. Сейчас она пойдет с нами, и не пытайся связаться с ней. Если кому-нибудь расскажешь об этом — умрешь вместе с тем, кому расскажешь. Так мы ведём дела здесь, так ведём дела в Мексике — и так же будем вести дела там, куда ты направляешься. Не думай, что мы не дотянемся до тебя.

— Ладно, — сказал Харри и сглотнул. — Мне следует знать еще что-то?

Парень потер свою татуировку-скорпиона и улыбнулся.

— Да. Мы тебя не застрелим. Мы снимем кожу с твоей спины и оставим тебя на солнце. Всего через несколько часов ты весь скукожишься, а потом сдохнешь от жажды. Поверь, ты будешь благодарен, если это произойдет быстро.

Харри хотел высказаться насчет сентябрьского солнца Норвегии, но снова сдержался. Часы уже начали отсчитывать время — не только десяти дней, отведенных ему на расследование, но и время до рейса, на который ему взяли билет. Он посмотрел на часы. Полтора часа. Суббота, и до аэропорта не так уж далеко… но это Лос-Анджелес. Он выбивался из графика. Безнадежно выбивался.

Он в последний раз взглянул на Люсиль. Да, именно так выглядела бы его мать, проживи она дольше.

Харри Холе наклонился, поцеловал Люсиль в лоб, встал и направился к двери.