— Я могу дать тебе ордер, только если твои подозрения чем-то основательно подкреплены.
— Знаю, — ответил Сон Мин, мысленно проклиная статью 192 Уголовного кодекса. Он держал телефонную трубку возле уха и смотрел в глухую, без окон, стену кабинета. Как Холе смог проработать здесь столько лет? — Но я уверен: вероятность, что мы найдем там что-то противозаконное, свыше пятидесяти процентов. Этот человек весь вспотел, прятал глаза, а потом у себя в кабинете накрыл что-то покрывалом, то есть определенно хотел это спрятать.
— Понимаю, но твоей уверенности недостаточно. Статья закона говорит: должны быть конкретные доказательства.
— Но…
— Ты также знаешь, что как прокурор я могу выдать ордер на обыск, если промедление может привести к опасной ситуации. Такая вероятность есть? Ты сможешь потом объяснить свою спешку?
Сон Мин тяжело вздохнул.
— Нет.
— Есть доказательства других правонарушений, которые можно использовать как предлог?
— Нет.
— У тебя вообще есть что-нибудь на него?
— Послушай. Слово «контрабанда» звучало и в связи с вечеринкой у Рёда, и в связи с местом преступления, где я нашел эту упаковку. Ты знаешь меня и знаешь, что в совпадения я не верю. Нутром чую: здесь что-то есть. Мне подать письменный запрос?
— Избавлю тебя от лишних забот и скажу «нет» прямо сейчас. Но ты мне позвонил, так что, видимо, знал, чем закончится разговор. Это на тебя не похоже. Говоришь — совсем ничего нет? Просто шестое чувство?
— Шестое чувство.
— И давно с тобой такое?
— Я пытаюсь научиться.
— Научиться подражать нам, простым смертным, хочешь сказать?
— Аутизм и признаки аутизма — разные вещи, Крис.
Государственный обвинитель рассмеялся.
— Хорошо. Придешь завтра на ужин?
— Я купил бутылку Château Cantemerle 2009 года.
— Твой вкус слишком возвышен, а манеры слишком утонченны для меня, дорогой.
— Но ты можешь тоже научиться, дорогой.
Они закончили разговор. Сон Мин увидел сообщение от Катрины со ссылкой на «Дагбладет». Он открыл ссылку и откинулся на спинку кресла, ожидая загрузки страницы. Стены офиса были такими толстыми, что гасили сигнал сети. И почему Холе не заменил это поломанное кресло? У Сон Мина уже ныла спина.
Каннибал
Как сообщает наш источник, существуют явные доказательства, что убийца Сюсанны Андерсен и Бертины Бертильсен употребил в пищу мозг и глаза своих жертв.
Сон Мин почувствовал, что ему хочется выругаться, и пожалел, что не имеет к этому привычки. А не пора ли начать, подумал он.
Твою мать!
Мона До тренировалась на бегущей дорожке.
Она ненавидела бегать на дорожке.
И именно поэтому она сейчас бежала на ней. Мона чувствовала, как по спине стекает пот, и видела в зеркальной стене спортзала, как покраснели ее щеки. В наушниках играли «Carcass»[68] из плейлиста, который составил ей Андерс. По словам Андерса, эти песни музыканты написали в начале творческого пути, когда они играли грайндкор, а не мелодичное дерьмо, на которое перешли в более поздний период. Для Моны их музыка звучала яростным шумом — как раз то, что сейчас было нужно. Ее ноги били в резиновую ленту, вращающуюся под ней, все набегающую и набегающую на нее — снова и снова, опять одно и то же дерьмо.
Воге снова это сделал. Каннибал! Господи Боже! Господи, перемать, Иисусе!
Она увидела, что сзади к ней кто-то подходит.
— Привет, До.
Магнус Скарре. Детектив из криминального отдела.
Мона выключила дорожку и вытащила наушники.
— Чем я могу помочь полиции?
— Помочь? — Скарре развел руками. — Я что — не могу просто сюда заскочить?
— Никогда раньше не видела тебя здесь, и ты не в спортивной одежде. Хочешь что-то узнать или что-то сообщить?
— Эй, эй, полегче, — рассмеялся Скарре. — Просто подумал ввести тебя в курс дела. Всегда выгодно быть в хороших отношениях с прессой, верно? Практика «ты — мне, я — тебе» и все такое.
Мона осталась стоять на бегущей дорожке — ей нравилось, что она возвышалась над ним.
— В таком случае я хотела бы знать, что ты рассчитываешь взять, прежде чем отдашь, Скарре.
— На этот раз ничего. Но в будущем нам пригодится услуга.
— Спасибо, но если так — мой ответ «нет». Что-нибудь еще?
Скарре выглядел, как маленький мальчик, у которого отобрали игрушечный пистолет. Мона поняла: в этой игре высокие ставки. А точнее — что от злости она не может ясно мыслить.
— Извини, — сказала она. — Плохой день. Что такое?
— Харри Холе, — сообщил Скарре. — Он позвонил свидетелю, представился вымышленным именем и сообщил, что работает в полиции Осло.
— Ой.
Мона передумала возвышаться над ним и спустилась с бегущей дорожки.
— Откуда ты знаешь?
— Я брал показания у свидетеля. У того парня с собакой, которая почуяла запах трупа. Он сказал, что перед нашим визитом был звонок — офицер Ханс Хансен проверял информацию. Только вот у нас нет никого с таким именем. Так что я взял номер телефона — он сохранился у фермера — и проверил. И представь себе, мне даже не пришлось связываться с телефонной компанией — это оказался номер Харри Холе. Как говорится, пойман с поличным, а? — ухмыльнулся Скарре.
— И я могу процитировать твои слова?
— Нет, с ума сошла? — снова засмеялся он. — Я «надежный источник», разве не так вы это называете?
Да, подумала Мона. Вот только тебя не назовешь ни надежным, ни источником. Мона знала, что Скарре не питает теплых чувств к Харри Холе. По словам Андерса, этому было простое объяснение. Скарре всегда работал в тени Холе, а Холе не скрывал, что считает коллегу придурком. И, похоже, личная неприязнь переросла в настоящую вендетту.
Скарре переступил с ноги на ногу, поглядывая на девочек на велотренажерах в соседнем зале.
— Но если тебе нужно подтвердить найденную информацию, ты можешь связаться с главным суперинтендантом.
— Будиль Меллинг?
— Именно. Полагаю, она тоже могла бы дать тебе комментарий.
Мона До кивнула. Хорошо. Хорошо и грязно. Но какая разница — наконец у нее появилось нечто, чего не было у Воге, и она не могла позволить себе привередничать. Не сейчас.
Скарре ухмыльнулся. Как клиент в борделе, подумала Мона. И попыталась не думать дальше — о том, какая роль тогда отведена ей.