Кровавая луна

ГЛАВА 5 Суббота Хвост скорпиона

Люсиль шуганула кошку с кровати под балдахином, встала, раздвинула занавески и села перед туалетным столиком. Внимательно рассмотрела свое лицо в зеркале. Недавно она видела фотографию Умы Турман — той было за пятьдесят, а выглядела она на тридцать. Люсиль вздохнула. С каждым годом решать эту задачу становилось труднее… и тем не менее она открыла баночку «Шанели», окунула в нее кончики пальцев и начала наносить тональный крем — движениями от центра лица к краям. Увидела, что кожа стала еще более дряблой и морщинистой. Спросила себя, как спрашивала каждое утро: зачем? Зачем начинать каждый день с получаса перед зеркалом и в итоге выглядеть не на восемьдесят, а… пожалуй, на семьдесят?..

Каждое утро она получала один и тот же ответ: затем, что ей, как и любому актеру, было необходимо делать все возможное, чтобы чувствовать себя любимой, если не за то, кем она была, то хотя бы за то, кем она — с помощью грима, костюмов, правильно выстроенных сценариев — притворялась. Это болезнь, но возраст и сниженная планка ожиданий так и не смогли полностью ее вылечить.

Люсиль надушилась мускусными духами. Некоторые считали мускус мужским ароматом и утверждали, что ему не место в женской парфюмерии, но она успешно пользовалась мускусом еще с молодости. Это выделяло ее из толпы. Такой аромат трудно забыть.

Она завязала халат и спустилась вниз, постаравшись не споткнуться о двух кошек, разлегшихся на лестнице. Пошла на кухню, открыла холодильник. Тут же одна из кошек потерлась о ее ноги, надеясь получить угощение. Без сомнения, от этого поступка пахло любовью к тунцу, но если там и нет нотки привязанности к ней, то легко все же эту нотку вообразить. В конце концов, чувствовать себя любимой важнее, чем быть любимой. Люсиль достала консервы, повернулась к столу и вздрогнула — за столом сидел Харри. Он прислонился спиной к стене, вытянув перед собой длинные ноги и сжимая титановый протез пальца на левой руке. Его голубые глаза были прищурены. Это были самые голубые глаза, какие она только видела со времен Стива Маккуина.

Харри заерзал на стуле.

— Завтрак? — спросила Люсиль, открывая банку.

Он покачал головой. Внимание Люсиль привлекла рука, которой он сжимал свой титановый протез. Она сглотнула. Прочистила горло.

— Ты никогда этого не говорил, но на самом деле ты больше любишь собак, верно?

Он пожал плечами.

— Кстати о собаках: я когда-нибудь упоминала, что должна была сниматься с Робертом де Ниро в фильме «Бешеный пес и Глория»? Помнишь этот фильм?

Харри кивнул.

— Правда? Немного же осталось таких людей. Так вот, эту роль получила Ума Турман. И они с Бобби, то есть Робертом, стали встречаться. Это было довольно необычно — ему ведь в основном нравились чернокожие женщины. Должно быть, роли сблизили их. Мы, актеры, действительно очень глубоко погружаемся в то, что делаем, мы становимся теми, кого играем. Так что, понимаешь, если бы я получила роль, как мне обещали, мы с Бобби стали бы парой.

— Ммм. Ну, раз ты так говоришь…

— И я смогла бы его удержать. Не то что Ума Турман, она… — Люсиль выложила консервы на тарелку. — Ты читал все эти восторги после ее рассказа о том, как эта свинья Вайнштейн подкатывал к ней? Хочешь знать, что я об этом думаю? А вот что: когда ты, Ума Турман, актриса-миллионерша, многие годы знаешь, чем занимается Вайнштейн, и не бьешь в колокола, а решаешься выступить и пнуть мужчину, который уже упал благодаря другим женщинам, менее известным и более храбрым; когда многие годы ты своим молчанием позволяешь молодым перспективным актрисам входить в офис Вайнштейна, потому что высказаться вслух значит упустить очередную многомиллионную роль, тебя не хвалить следует. За такое тебя следует публично выпороть и оплевать! — Она помолчала. — Что-то не так, Харри?

— Нам нужно перебраться на новое место, — произне с он. — Они найдут нас.

— Почему ты так думаешь?

— Частный детектив нашел нас за двадцать четыре часа.

— Частный детектив?

— Я только что поговорил с ним. Он ушел.

— Чего он хотел?

— Предложить мне провести частное расследование для богатого парня, которого в Норвегии подозревают в убийстве.

Люсиль с трудом сглотнула.

— И что ты ответил?

— Я ответил «нет».

— Почему?

Харри пожал плечами.

— Может быть, потому, что я устал бегать.

Она поставила тарелку на пол и стала наблюдать за сбежавшимися к еде кошками.

— Я прекрасно понимаю, что ты делаешь это ради меня, Харри. Ты поступаешь по старой китайской пословице: если однажды спас чью-то жизнь, то до самой смерти несешь ответственность за спасенного.

Харри криво улыбнулся.

— Я не спасал тебе жизнь, Люсиль. Им нужны деньги, которые ты задолжала, и они не собираются убивать единственного человека, который может их вернуть.

Она улыбнулась в ответ. Она знала: он это сказал, чтобы она не боялась. Конечно, Харри в курсе, что бандиты понимают: ей никогда не раздобыть миллион долларов.

Она взяла чайник — хотела налить в него воды, но поняла, что сейчас это неважно, и поставила обратно.

— Значит, ты устал убегать.

— Устал.

Люсиль вспомнила разговор, который состоялся у них однажды вечером, когда они пили вино и смотрели «Ромео и Джульетту» — она нашла запись в ящике стола. В кои-то веки она хотела поговорить с Харри о нем самом, а не о себе, но он почти ничего не сказал. Бежал в Лос-Анджелес от разрушенной жизни, от жены, которую убили, от коллеги, который покончил с собой. Никаких подробностей. Ей стало понятно: выпытывать нет смысла. В общем, это был приятный вечер, почти доверху заполненный молчанием.

Люсиль оперлась на кухонную стойку.

— Твоя жена… ты так и не сказал, как ее звали.

— Ракель.

— А ее убийцу нашли?

— В некотором смысле.

— Вот как.

— Долгое время главным подозреваемым был я, но в конце концов следствие установило, что это был рецидивист, которого я однажды упек за решетку.

— Значит… человек, убивший твою жену, сделал это, чтобы отомстить… тебе?

— Скажем проще: человек, который ее убил… я отнял у него жизнь. И поэтому он забрал мою. — Он поднялся на ноги. — Как я уже говорил, нам нужно новое укрытие, так что собирай сумку.

— Мы уезжаем сегодня?

— Когда частные детективы идут по чьему-то следу, они и сами оставляют след. Да и вчерашний визит в ресторан, пожалуй, был плохой идеей.

Люсиль кивнула.

— Я сделаю несколько звонков.

— Звони с этого телефона. — Харри положил на кухонный стол мобильник — не распакованный, явно недавно купленный.

— Итак, он отнял у тебя жизнь, но оставил в живых, — произнесла Люсиль. — Он насладился местью?

— По высшему разряду, — ответил Харри, направляясь к двери.

Харри закрыл за собой дверь особняка, поднял взгляд — и застыл, словно завороженный зрелищем. Он устал убегать, но еще больше устал видеть направленные на него стволы. А дробовик перед его лицом был еще и двуствольным. Тот, кто держал дробовик, был латиноамериканцем — как и второй, стоящий рядом с пистолетом наготове. Оба — крепкие парни с сильными мускулами, скорее всего накачанными в тюремной тренажерке, а на шее сбоку у обоих виднелась татуировка — скорпион.

Харри был выше латиносов, поэтому поверх их голов видел, что с края ворот свисает оборванный кабель сигнализации, а на другой стороне Доэни-драйв припаркован белый «камаро». Тонированное стекло со стороны водителя было наполовину опущено, и Харри мог смутно различить, что из машины поднимается сигаретный дым, а внутри виднеется воротничок белой рубашки.

— Может, зайдем в дом? — спросил тот, кто держал дробовик. Он говорил с сильным мексиканским акцентом, двигая шеей, словно боксер перед матчем. От этого движения скорпион слегка шевелился, удлиняясь и сокращаясь.

Харри знал, что татуировка в виде скорпиона означает, что ее обладатель бандит, а число звеньев в хвосте скорпиона — количество убитых им людей. У обоих скорпионов, которых он сейчас видел, были длинные многосуставчатые хвосты.