ГЛАВА 3 Суббота

Александра Стурдза тщательно, словно ей предстояло прикасаться к живому человеку, а не трупу, мыла руки и, почти не отвлекаясь на привычные, заученные движения, изучала в зеркале над раковиной свое лицо, покрытое оспинами, с резкими чертами. В черных как смоль волосах, гладко зачесанных назад и туго стянутых в пучок, не было ни проблеска седины, но она знала, что первые седые волоски уже на подходе — у ее матери-румынки они появились в тридцать с небольшим. Норвежские мужчины говорили, что ее карие глаза порой «вспыхивают» — особенно когда кто-то из этих мужчин пытался копировать ее едва уловимый акцент. А когда они посмеивались над ее родиной, считая это отличным поводом для шуток, она уточняла, что приехала из города Тимишоáры, в котором электрические уличные фонари появились еще в 1884 году — впервые в Европе и на два поколения раньше, чем в Осло.

Приехав в Норвегию в двадцать лет, она выучила норвежский язык за шесть месяцев, работая при этом на трех работах. Изучая химию в Норвежском университете естественных и технических наук, она продолжала работать на двух. Теперь у нее осталась лишь одна — в Институте судебно-медицинской экспертизы, которую Александра совмещала с написанием докторской диссертации по анализу ДНК. Иногда — нельзя сказать, что часто — она задавалась вопросом, что в ней находят мужчины. Конечно, дело не в лице. И не в прямолинейности, порой переходящей в резкость. И не в интеллекте — кажется, ее резюме больше пугало мужчин, чем возбуждало. Александра вздохнула. Один мужчина однажды сказал ей, что ее тело — это нечто среднее между тигром и «ламборгини». Странно, насколько по-разному — от полной неуместности до приемлемости или даже удовольствия — может звучать такой комментарий в зависимости от того, кто это говорит.

Она закрыла кран и вошла в прозекторскую.

Хельге уже находился там. Он был техником, младше ее на два года, очень сообразительный и с чувством юмора — Александра считала, что оба эти качества крайне важны для работы, в которой нужно вызнавать у мертвецов тайные обстоятельства их смерти. Хельге был биоинженером, Александра — инженером-химиком, и их квалификаций вполне хватало для проведения судебно-медицинских исследований, но прáва на полные клинические вскрытия трупов у них не было. Так что некоторые патологоанатомы, желая подчеркнуть свой более высокий статус, говорили о них, используя унаследованное от патологоанатомов старой школы архаическое определение «прислуга». Хельге было все равно, а Александру это, признаться, иногда раздражало. Особенно в такие дни, как сегодня, когда она приходила и делала все, что сделал бы на предварительном исследовании патологоанатом, причем делала так же хорошо. Из всех сотрудников института Хельге был ее любимчиком: он всегда с готовностью помогал, когда она просила, а далеко не от каждого норвежца можно ждать помощи по работе в субботу утром. Или после 16:00 в будний день. Иногда она размышляла, на каком месте по индексу уровня жизни была бы эта страна бездельников, если бы американцы не обнаружили нефть на норвежском континентальном шельфе.

Она включила лампу над столом, где лежало тело молодой женщины. Сначала обратила внимание на запах. Запах трупа зависит от многого: возраст, причины смерти, принятые при жизни лекарства, съеденная пища — и, конечно же, стадия разложения. У Александры не было проблем с вонью разлагающейся плоти, экскрементов и мочи. Она справлялась даже с газом, который скапливался в теле при гниении и постепенно выходил, слабо шипя. Он чего ее воротило — так это от запаха разложившегося желудка. Рвота, желчь, разные кислоты… Впрочем, с этим у Сюсанны Андерсен все обстояло не так уж плохо, даже после трех недель на свежем воздухе.

— Личинок нет? — спросила Александра.

— Я удалил их, — ответил Хельге, показывая бутылку уксуса, который применяли в таких случаях.

— Но не выбросил?

— Вот они. — Хельге указал на стеклянную коробку с дюжиной белых червячков. Их не выбрасывали, чтобы по их размерам определить, как долго они питались плотью, — иными словами, сколько времени прошло после их вылупления. Эти данные помогали рассчитать время смерти — правда, с точностью не до часа, но до дня или хотя бы недели.

— Мы здесь ненадолго, — сообщила Александра. — Криминальный отдел просит только дать им наиболее вероятную причину смерти и заключение по внешнему осмотру. Еще анализ крови, мочи, биологических жидкостей. Полное вскрытие проведет патологоанатом в понедельник. Есть какие-нибудь планы на сегодняшний вечер? Вот тут…

Хельге сфотографировал место, на которое она указала.

— Думал посмотреть фильм, — отозвался он.

— Как насчет пойти со мной потанцевать в гей-клуб? — Она опять сделала пометки на бланке и снова указала пальцем: — Здесь.

— Я не умею танцевать.

— Чушь собачья. Все геи умеют танцевать. Видишь разрез на горле? Идет с левой стороны, дальше становится глубже, а к правой снова мельчает. Указывает на то, что убийца-правша встал сзади и запрокинул ей голову. Один патологоанатом рассказывал мне о похожей ране — они думали, мужчину убили, а оказалось — он сам перерезал себе горло. Был полон решимости, иначе не скажешь. Ну так что — хочешь сегодня вечером потанцевать с какими-нибудь геями?

— А если я не гей?

— В таком случае… — Александра продолжала заполнять бланк, — …я больше никуда с тобой не пойду.

Он громко засмеялся и сделал снимок.

— Потому что?..

— Потому что тогда ты будешь отпугивать других мужчин. Хороший второй пилот должен быть геем.

— Я могу притвориться геем.

— Не сработает. Мужчины чувствуют запах тестостерона и отступают. Как ты думаешь, что это?

Она держала увеличительное стекло под соском Сюсанны Андерсен.

Хельге наклонился.

— Возможно, засохшая слюна. Или сопли. Но точно не сперма.

— Сфотографируй это, а я возьму соскоб и в понедельник проверю его в лаборатории. Если нам повезет, это будет образец ДНК.

Хельге сделал снимок. Александра осматривала рот, уши, ноздри и глаза.

— А что, по-твоему, произошло с глазом? — Она посветила фонариком в пустую глазницу.

— Животные потрудились?

— Нет, вряд ли. — Александра осветила края глазницы. — Внутри нет остатков глазного яблока, а вокруг глаза никаких следов от когтей птиц или грызунов. К тому же почему бы животному не выесть и второй глаз? Сфотографируй вот здесь. — Она осветила глазницу. — Видишь нервные волокна? Похоже, что их перерезали единым махом, будто ножом.

— Господи, — выдавил Хельге. — Кто мог сделать такое?

— Разъяренные мужчины. — Александра покачала головой. — Очень злые и глубоко уязвленные мужчины. И они на свободе. Может, и мне сегодня вечером остаться дома и посмотреть фильм?

— Ага, как же.

— Ладно. Теперь посмотрим, есть ли следы изнасилования.

После оба вышли на крышу покурить. Только что они убедились, что у жертвы нет явных признаков повреждения наружных и внутренних половых органов, а также следов спермы внутри влагалища. Если сперма и была там, она уже оказалась втянута во внутренние органы. В понедельник патологоанатом проверит, так ли это, но Александра была почти уверена, что его заключение будет таким же.

Александра не могла назвать себя заядлой курильщицей, но что-то внутри нее упорно твердило, что сигаретный дым изгоняет призраков, которые могли бы перейти в нее из мертвецов. Она вдохнула дым и посмотрела на Осло. Под бледным безоблачным небом чистым серебром сверкал фьорд. Осень расцветила невысокие холмы, и они запылали красным и желтым.

— Черт возьми, до чего же здесь красиво, — вздохнула она.

— Ты так говоришь, будто не хочешь, чтобы было красиво. — Хельге забрал у нее сигарету.

— Я ненавижу привязываться.

— К чему?

— К местам. К людям.

— К мужчинам?

— Особенно к мужчинам. Они отнимают твою свободу. Точнее, это не они отнимают, а ты сама отдаешь ее как механическая кукла, будто тебя на это запрограммировали. А свобода дороже любого мужчины.

— Уверена?

Она выхватила сигарету обратно и сердито, резко затянулась. С силой выдохнула дым и издала пронзительный скрипучий смешок:

— Уж точно дороже мужчин, в которых я влюбляюсь.

— А как насчет копа, о котором ты говорила?

— А, этот… — Она хмыкнула. — Да, он мне нравился. Но в его жизни все было вверх дном. Жена его выгнала, и он все время пил.

— Где он сейчас?

— Его жена умерла, и он сбежал из страны. Трагическое происшествие. — Александра резко встала. — Ладно, давай закончим и вернем тело в холодильник. Я хочу повеселиться!

Они вернулись в помещение, закончили сбор образцов для исследования, заполнили бланк и убрали все по местам.

— Кстати о вечеринках, — вспомнила Александра. — Знаешь, на какой вечеринке была и вот эта девушка, и та, другая? На той же, куда меня приглашали и куда я потом пригласила тебя.

— Шутишь?

— Разве ты не помнишь? Меня пригласила подруга одного из соседей Рёда. Она сказала, что вечеринка пройдет на лучшей террасе на крыше в Ослобукте. Что там будет полно богачей, знаменитостей и тусовщиков. Добавила, что женщинам лучше приходить в юбках. В коротких юбках.

— Бррр, — прокомментировал Хельге. — Не удивлен, что ты туда не пошла.

— Не ерунди! Конечно, я бы пошла, если бы в тот день у меня здесь не было так много работы. И ты пошел бы со мной.

— Пошел бы? — улыбнулся Хельге.

— Конечно! — Александра рассмеялась. — Я твоя гейская девушка-прикрытие. А теперь вообрази: ты, я и эти прекрасные люди. Вообразил?

— Йес.

— Видишь, ты гей.

— Как… Почему?!

— Скажи мне правду, Хельге. Ты когда-нибудь спал с мужчиной?

— Дай подумаю… — Хельге подкатил стол с трупом к ячейкам холодильника. — Да.

— Больше одного раза?

— Это не значит, что я гей, — возразил он, открывая металлический ящик.

— Конечно, это только косвенные улики. Доказательством, Ватсон, является то, что вы носите свитер, накинув на одно плечо и завязав под другой подмышкой.[9]

Хельге хихикнул и швырнул в нее салфеткой со столика с оборудованием. Александра, довольная, стремительно наклонилась, укрываясь за каталкой, где лежал труп. И замерла, уставившись на тело.

— Хельге, — тихо позвала она.

— Да.

— Кажется, мы кое-что упустили.

— Что?

Александра протянула руку к голове Сюсанны Андерсен и убрала в сторону несколько прядей волос.

— Что это? — спросил Хельге.

— Швы, — объяснила Александра. — Свежие швы.

Он обошел каталку, присмотрелся с другой стороны.

— Хм. Может быть, она недавно поранилась?

Александра внимательно рассмотрела швы, отодвигая и другие пряди.

— Это сделал не врач, Хельге. Квалифицированный специалист не использовал бы нити такой толщины — с ними прочного шва не получится. Это делали наскоро. И смотри — шов идет вокруг всей головы.

— Как будто с нее…

— Как будто с нее сняли скальп, — выговорила Александра, чувствуя, как ее пробрало холодом. — А потом пришили обратно.

Она посмотрела на Хельге. Его кадык судорожно поднялся и опустился.

— Мы будем… — Он осекся, но продолжил: — Мы проверим, что там… под ним?

— Нет, — твердо ответила Александра и выпрямилась. С нее хватит кошмаров и от собственной работы. А патологоанатомы получают на двести тысяч в год больше, чем она, и это их дело — выяснить, что там такое. — Это выходит за рамки нашей компетенции, — пояснила она. — Понимаешь, как раз такие вещи «прислуга» оставляет для взрослых.

— Хорошо. Знаешь, теперь я не против вечеринки сегодня.

— Отлично, — откликнулась Александра. — Но нам нужно закончить отчет и отправить его вместе с фотографиями в криминальный отдел Катрине Братт. О черт!..

— Что такое?

— Я только что поняла, что едва Братт прочтет об этой слюне или что там на самом деле, она обязательно попросит, чтобы я провела экспресс-анализ ДНК. И тогда я сегодня вечером в город не выберусь.

— Да ладно, можно же сказать «нет». Всем нужен отдых, даже тебе.

Александра уперла руки в бока, склонила голову набок и строго посмотрела на Хельге.

— И то правда, — вздохнул он. — Где бы мы были, если бы все отдыхали, когда им вздумается?

Загрузка...