Кровавая луна

ГЛАВА 26 Пятница Цемент

В девять часов вечера Микаэль Бельман открыл дверь своего дома в Хёйенхалле[69].

Это был красивый дом, и Микаэль построил его на склоне холма, чтобы они с Уллой и тремя детьми могли наслаждаться видом на город до самой Бьёрвики и фьорда.

— Привет! — крикнула Улла из гостиной. Микаэль снял и повесил новое пальто и прошел туда. Его миниатюрная красавица жена, его любовь с детства, смотрела с младшим сыном телевизор.

— Извини, встреча затянулась! — Он не услышал подозрения в ее голосе и не увидел во взгляде. На самом деле сейчас ее подозрения были бы безосновательными: на данный момент Улла действительно была единственной женщиной в его жизни. Если не считать молоденькой репортерши с канала TV2, однако в этих отношениях поставлено что-то вроде точки. Нет, он допускал возможность будущих приключений, но только гарантированно безопасных для него. Возможно, замужняя женщина, облеченная властью. Которой, как и ему самому, есть что терять. Говорят, власть развращает, но Микаэля Бельмана она сделала только более осторожным.

— Здесь Трульс.

— Что?

— Он зашел поговорить с тобой. Ждет на террасе.

Микаэль закрыл глаза и вздохнул. Продвигаясь по служебной лестнице от главы отдела по борьбе с организованной преступностью до начальника полиции и далее до министра юстиции, он постепенно увеличивал дистанцию между собой и своим другом, бывшим подельником. Да, он стал осторожным.

Микаэль вышел на просторную террасу и закрыл за собой раздвижную дверь.

— Отсюда отличный вид, — произнес Трульс. В свете инфракрасных ламп его лицо тоже алело. Он поднес ко рту бутылку пива.

Микаэль сел рядом. Трульс открыл еще бутылку, Микаэль принял ее.

— Как продвигается расследование?

— Относительно меня? — уточнил Трульс. — Или над которым я сейчас работаю?

— Ты работаешь над каким-то делом?

— Ты не знал? Хорошо, значит, у нас нет утечки. Я работаю с Харри Холе.

Микаэль обдумал услышанное.

— Ты отдаешь себе отчет, что в случае выяснения, как ты используешь служебное положение офицера полиции для помощи…

— Ну да… Но если наше расследование закроют, для меня все более или менее обойдется. Кстати, останавливать расследование было бы не слишком выгодно. Холе хорош. Ты же знаешь — шансы на поимку этого психа возрастут, если позволить Холе копать дальше. — Трульс потопал ногами по цементному полу террасы.

Микаэль не знал, разгонял ли Трульс кровь по замерзшим ногам, или это было бессознательное напоминание об общем прошлом и общих секретах.

— Тебя прислал Холе?

— Нет, он понятия не имеет, что я здесь.

Микаэль кивнул. Как правило, Трульс не выступал с собственными инициативами. Решения, что они будут делать, всегда исходили от Микаэля, однако по тону Трульса он слышал, что тот говорит правду.

— Речь о большем, чем задержание отдельного преступника, Трульс. Это вопрос политики. Положения дел в целом. Существуют принципы, понимаешь?

— Люди типа меня не разбираются в политике. — Трульс аккуратно, незаметно рыгнул. — Не понимаю, почему министр юстиции скорее позволит кровавому серийному убийце гулять на свободе, чем спустит самому известному детективу Норвегии безобидную ложь, что он офицер полиции по имени Ханс, мать его, Хансен. Особенно когда благодаря этой лжи найдена Бертина Бертильсен.

Микаэль сделал глоток из бутылки. Возможно, когда-то он любил пиво, но теперь оно ему не нравилось. Однако он пил его, потому что сторонники Рабочей партии[70] и объединения профсоюзов LO обычно с подозрением относятся к людям, не любящим пиво.

— Ты знаешь, Трульс, как стать министром юстиции и сохранить эту должность? — продолжил Микаэль, не дожидаясь ответа. — Ты должен слушать. Слушать тех, в ком ты уверен, кто действует в твоих интересах. Слушать тех, у кого есть опыт, которого нет у тебя. На меня работают люди, способные представить дело в верном свете. Они расскажут, что ведомство министра юстиции помешало миллионеру сколотить собственную армию следователей и адвокатов. Это покажет, что мы не допускаем историй в американском стиле, где богачи пользуются всевозможными привилегиями, где выигрывают самые дорогие адвокаты, а утверждение о всеобщем равенстве перед законом — всего лишь патриотично звучащая чушь. Здесь, в Норвегии, равенство существует не только на бумаге. И ради этого мы будем работать дальше. — Микаэль мысленно отметил пару фраз, которые могли бы пригодиться в будущих выступлениях, если придать им более возвышенную форму.

Трульс рассмеялся своим хрюкающим хохотком. Этот смех всегда казался Микаэлю поросячьим.

— Что? — Микаэль понял, что подпустил в голос больше раздражения, чем собирался. День был долгим. Серийные убийцы и Харри Холе, может, и не сходили со страниц СМИ, но у министра юстиции хватало дел и без них.

— Да просто думаю, как здорово, что у нас все равны перед законом, — пояснил Трульс. — Представляешь, в этой стране даже министр юстиции не смог бы помешать полиции провести расследование относительно своей персоны, получи полицейские наводку. А расследование может выяснить, что на его террасе закатано в цемент человеческое тело. Не то чтобы обществу сильно не хватало этого человека — просто член банды байкеров, занимался контрабандой героина, связался с парой нечистых на руку копов. Равенство перед законом — это когда расследование может показать, что министр юстиции раньше был молодым полицейским и думал больше о деньгах, чем о высоких постах. И что его немного наивный друг детства однажды ночью помог ему, гораздо более умному другу, спрятать улики в его новом доме. — Трульс снова притопнул по цементу.

— Трульс, — медленно выговорил Микаэль. — Ты мне угрожаешь?

— Вовсе нет. — Трульс поставил пустую пивную бутылку возле стула и поднялся на ноги. — Просто думаю, что твои слова об умении слушать — прямо золотые. Слушать тех, кто действует в твоих интересах. Спасибо за пиво.

Катрина стояла в дверях детской и смотрела на них.

Герт спал в своей постели, а Харри — на стуле, прислонившись лбом к спинке кровати. Она присела на корточки и заглянула в лицо Харри. Их сходство особенно заметно, когда они спят, решила она. Потрясла Харри за плечо. Он причмокнул губами, моргнул и посмотрел на часы. Потом поднялся и последовал за ней в кухню, где она поставила чайник.

— Ты рано вернулась, — констатировал он, устраиваясь за кухонным столом. — Хорошо провела время?

— Да. Он выбрал ресторан, в котором подают вино «Montrachet» — на первом свидании я вроде сказала, что оно мне нравится. Но ужин надолго не растянешь.

— Так вы могли пойти еще куда-нибудь. Выпить.

— Или поехать к нему домой и перепихнуться, — добавила она.

— Да?

Катрина пожала плечами.

— Он милый. До сих пор не приглашал меня в гости. Он хочет подождать с сексом, пока мы не убедимся, что созданы друг для друга.

— Но ты…

— А я хочу натрахаться как следует, пока мы не убедились, что не созданы друг для друга.

Харри рассмеялся.

— Сначала я подумала — это способ меня увлечь. — Она вздохнула. — И это работает.

— М-м. Даже когда ты знаешь, что это нарочно?

— Конечно. Я делаю стойку на все недоступное. Как когда-то с тобой, например.

— Я был женат. Тебя все женатые мужчины заводят?

— Только те, кого я не могу заполучить. На самом деле таких немного. А ты так тщательно соблюдал верность жене.

— Мог соблюдать получше.

Она сделала растворимый кофе для Харри и чай для себя.

— Я соблазнила тебя только потому, что ты был пьян и в отчаянии. Я воспользовалась твоей слабостью и никогда себе этого не прощу.

— Нет!

Это прозвучало так внезапно, что она вздрогнула и расплескала чай.

— Нет?

— Нет, — повторил он. — Я не позволю тебе забрать мое чувство вины. Это… — Он сделал глоток и скривился, будто обжегся. — Это все, что у меня осталось.

— Все, что у тебя осталось? — Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и одновременно ее охватил гнев. — Бьёрн покончил с собой не потому, что ты подвел его, Харри, а потому, что его подвела я! — Она уже почти кричала — и, опомнившись, прислушалась к звукам из детской. Продолжила тише: — Мы жили вместе, он считал себя счастливым отцом нашего ребенка. Да, он знал о моих чувствах к тебе. Мы не обсуждали это, но он знал. И знал — или думал, что знает, — что может доверять мне. Спасибо за предложение разделить вину, Харри, но виновата здесь я. Понятно?

Харри уставился в чашку. Он вовсе не планировал затевать этот спор. Понятно. И все же что-то было не так. Чувство вины — это все, что у меня осталось. Возможно, она как-то неправильно это поняла? Или это он сказал не все?

— Разве это не трагично? — выговорил он. — Любовь убивает тех, кого мы любим.

Она медленно кивнула.

— Звучит по-шекспировски, — ответила она, изучая его лицо. — «…тех, кого мы любим». Почему во множественном числе?

— Слушай, лучше я вернусь в отель и поработаю, — сказал он, и ножки стула проскребли по полу. — Спасибо, что позволила мне… — Он кивнул в сторону детской.

— Спасибо тебе, — тихо, задумчиво отозвалась она.

Прим лежал под одеялом, уставившись в потолок.

Время шло к полуночи, и на полицейской волне звучал постоянный, обнадеживающий бубнеж сообщений. И все же Прим не мог заснуть. Отчасти потому, что боялся завтрашнего дня, но в основном просто из-за волнения: он был вместе с Ней. И почти уверился: Она тоже любит его. Говорили о музыке. Она проявляла интерес к этой теме. А также, сказала она, к его сочинениям. Но они избегали разговоров о двух мертвых девушках. Эту тему, вероятно, обсуждали все вокруг них. Но, конечно, не с таким знанием дела, какое могли проявить они оба, если бы, конечно, знали об этом! Если бы Она знала, что ему известно больше, чем Ей. В какой-то момент у него и впрямь возникло искушение рассказать ей все, сродни непреодолимому желанию броситься в пропасть, которое чувствуешь стоя у перил моста. Например, моста с материка на остров Несёйя[71] в три часа ночи одной майской субботы, когда ты только что понял, что женщина, которую ты принимал за Ту Самую, не хочет тебя. Но это было давным-давно, он это пережил и теперь двигается дальше. Дальше, чем она. Когда он слышал о ней в последний раз, ее жизнь и ее брак зашли в тупик. Возможно, скоро она прочтет о нем, прочтет все восхваляющие его слова, и тогда, возможно, подумает: вот, он мог стать моим. Да, тогда она пожалеет.

Но прежде нужно было кое-что сделать.

Например, позаботиться о том, что предстоит завтра.

Она станет третьей.

Нет, он не ждал этого с нетерпением. Только сумасшедший ждал бы. Но это надо было сделать. И ему нужно преодолеть сомнения и моральное сопротивление, как любому нормальному человеку, оказавшемуся перед такой задачей. Кстати о чувствах: ему нужно помнить, что его цель — не месть. Если он забудет об этом, то может сбиться с пути и потерпеть неудачу. Месть была всего лишь наградой, которую он сам себе назначил, и не более чем побочным эффектом конечной цели. И когда все будет кончено, они станут целовать ему ноги. Наконец-то.