Кровавая луна

ГЛАВА 49 Пятница Кольцо

Ресторан «Фрогнерсетерен» расположен высоко над Осло, между виллами богатых горожан и их любимыми пешеходными маршрутами. Посетители внутренних залов ресторана были в костюмах и платьях, те же кто направлялся на открытую террасу, оделись по-походному. От конечной станции метро до ресторана шесть минут ходьбы, и когда Катрина добралась до места, то сразу увидела Арне — тот сидел один за просторным массивным деревянным столом на открытой террасе ресторана. Он встал и широко раскинул руки. Его добрые печальные глаза улыбались из-под плоской кепки. Катрина с некоторой неохотой шагнула в его сердечные объятия.

— Не замерзнем? — спросила она, когда они сели. — Уличные обогреватели не включены. А внутри, похоже, есть свободные столики.

— Да, но если мы зайдем внутрь, то не увидим кровавую луну.

— Пожалуй, верно.

И все же она уже дрожала: внизу, в городе, все еще не по сезону тепло, но здесь, наверху, пробирало холодом. Катрина подняла глаза на бледную луну. Та была в полной фазе, но выглядела вполне обычно.

— Когда появится кровь?

— Это не кровь, — усмехнулся он.

Порой Катрина досадовала, что он воспринимает ее слова буквально, словно она ребенок. Нынче же, когда в голове столько тревожных мыслей, а на сердце давящее ощущение, что ей следовало бы сейчас работать, ведь время явно выступает не на их стороне, это раздражало еще сильнее.

— Затмение происходит, потому что Земля находится между Солнцем и Луной. Таким образом, на короткое время Луна оказывается в тени Земли, — объяснял он. — Следовательно, Луна должна становиться черной. Но при прохождении через атмосферу направление солнечных лучей меняется, ведь атмосфера имеет определенную плотность. Разве ты не помнишь этого из школьного курса физики, Катрина?

— Я шла по гуманитарной линии, изучала языки.

— Понятно. Так вот — когда солнечный свет падает на Землю, атмосфера Земли преломляет лучи, пропускает красную часть спектра, и эти преломленные лучи освещают поверхность Луны.

— Вот как! — насмешливо воскликнула Катрина. — Оказывается, это свет, а не кровь?

Арне улыбнулся и кивнул.

— С незапамятных времен человек с удивлением смотрит на небо. Мы продолжаем это делать даже сейчас, когда знаем так много. Я думаю, это происходит потому, что в необъятности пространства есть нечто успокаивающее. На его фоне мы и наши короткие жизни кажутся такими маленькими и незначительными. Такими же кажутся и наши проблемы. Сейчас мы здесь, а завтра исчезнем — так зачем тратить отпущенный нам короткий срок на всяческие треволнения? Это время надо использовать как можно лучше. Вот почему сейчас я попрошу тебя очистить свой разум, отключить телефон, выключить этот мир. Потому что этим вечером мы с тобой будем наедине с двумя величайшими явлениями. Со Вселенной… — Он накрыл ее руку своей. — И с Любовью.

Эти слова тронули Катрину. Да, тронули, ведь она была человеком простым. И в то же время чувствовала, что оказалась бы тронута куда глубже, произнеси эту речь кто-то другой, не Арне. К тому же она не знала, сможет ли оставаться спокойной, если отключит телефон: во-первых, за Гертом сейчас присматривает бабушка, а не она сама, его мать, и, во-вторых, Катрина по-прежнему отвечает за расследование убийства, потому что преступление вовсе не раскрыто, как они думали всего несколько часов назад.

Но она сделала, как он попросил. Отключила телефон. Так прошел час. Всё это время, пока они ели и пили, на уме у нее было только одно: как бы прокрасться в туалет, включить телефон и проверить, нет ли пропущенных звонков или сообщений. Конечно, она могла бы сказать прямо, что, как планеты Арне не перестают вращаться, так же не останавливается и жизнь Осло. Словно вторя ее мыслям, до нее донесся отдаленный звук пожарной сирены, раздававшийся где-то внизу, в городской суете. Но она не хотела портить Арне эту ночь. В конце концов, он не знал, что это его последняя встреча с ней. Да, он говорил очень милые вещи, но это был уже перебор. Слишком много Пауло Коэльо, как сказал бы Харри.

— Ну что, пойдем? — спросил Арне, расплатившись.

— Куда?

— Я знаю место наверху, где меньше света. Оттуда еще лучше видно кровавую луну.

— Где наверху?

— У лыжного парка «Триванн»[133]. Всего несколько минут ходьбы. Пойдем, затмение начнется через… — он взглянул на часы, — восемнадцать минут.

Арне надел маленький рюкзачок. Когда Катрина спросила, что у него там, он лишь лукаво подмигнул и предложил ей руку. Они направились в сторону Триванна. С вершины горы над озером они видели уходящую в небо стометровую телебашню. Уже много лет с нее не шли сигналы, и она просто стояла, как безоружный страж у ворот Осло. Время от времени мимо Катрины и Арне проезжали машины, пробегали трусцой спортсмены, но когда они свернули на тропинку вдоль озера, там было пустынно.

— Хорошее место. — Он указал на бревно.

Они сели. Лунная дорожка желтой разделительной линией лежала на черной, как асфальт, воде перед ними. Он обнял Катрину за плечи.

— Расскажи мне о Харри.

— О Харри? Почему о нем? — застигнутая врасплох, спросила Катрина спросила

— Вы любите друг друга?

Она то ли рассмеялась, то ли закашлялась — сама не поняла.

— Почему, черт возьми, ты так подумал?

— У меня есть глаза.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда я увидел его в том баре, меня осенило, что он вылитый Герт. Или наоборот. — Арне рассмеялся. — Да не волнуйся ты так, Катрина. Я никому не расскажу.

— Откуда ты знаешь, как выглядит Герт?

— Ты показывала мне фотографии. Не помнишь?

Катрина промолчала, прислушиваясь к сирене, воющей внизу, в городе. Где-то что-то горело, а она находилась не там, где была нужна. Всё так просто, но как объяснить ему это? Может, воспользоваться клише «дело не в тебе, а во мне»? В конце концов, это ведь правда. Она умудрилась разрушить все хорошее в своей жизни, сохранив только Герта. Было очевидно, что мужчина, сидящий рядом, любит ее, и она жалела, что не может ответить взаимностью. Потому что не только жаждала быть любимой, но и стремилась сама полюбить кого-нибудь. Но не того, кто сейчас обнимал ее, не мужчину с печальными глазами, который знал так много. Она открыла рот, чтобы сказать ему это, — слов еще не подобрала, лишь понимала, что должна это сказать. Но он опередил ее:

— Я даже не уверен, хочу ли знать, что было у вас с Харри. Для меня важно одно: мы сейчас вместе. И мы любим друг друга. — Он взял ее руку, поднес к губам и поцеловал. — Пожалуйста, пойми: в моей жизни более чем достаточно места для тебя и Герта. Но, боюсь, не для Харри Холе. Ведь не будет слишком много, если я попрошу, чтобы ты больше не поддерживала с ним никакой связи?

Она уставилась на него.

Теперь он держал обе ее руки в своих.

— Что скажешь, дорогая? Ты согласна?

Катрина медленно кивнула.

— Ты прав, — сказала она. Лицо Арне озарилось широкой улыбкой, и он открыл рюкзак, прежде чем она договорила: — Ты попросишь слишком много.

Уголки его рта начали опускаться, но губы все еще улыбались.

Катрина тут же пожалела о своих словах, потому что теперь у него был вид, как у побитой собаки. Она заметила, что он успел наполовину вытащить из рюкзака бутылку «Montrachet» — того самого белого вина, которое считал ее любимым. Ладно, может, он не был мужчиной, который ей нужен. Но ведь он мог, по крайней мере, стать ее мужчиной на одну ночь. Это-то она могла бы ему дать. Она могла дать это себе. Одну ночь. И уже утром довести все до логического конца.

Арне снова полез в рюкзак.

— Еще я взял с собой вот это…

— Грегерсен.

— Сон Мин Ларсен, Крипос. Извини, что звоню домой в пятничный вечер, но я перепробовал все рабочие телефоны Кримтекниск, и никто не ответил.

— Да, мы закрылись на выходные. Но все в порядке, продолжай, Ларсен.

— Меня интересует кокаин, изъятый в аэропорту Гардермуэн; помнишь, у офицеров, перевозивших эту партию, были неприятности.

— Да, я знаю, о чем речь.

— А знаешь, кто из ваших проводил анализ?

— Да, знаю.

— Так кто?

— Никто не проводил.

— В смысле?

— Никто.

— Что ты имеешь в виду, Грегерсен? Ты хочешь сказать — исследование этой партии вообще не проводилось?

Прим посмотрел на Нее. На Женщину, на свою Избранницу. Правильно ли он расслышал? Она и правда сказала, что Ей не нужно кольцо с бриллиантом?

Она прикрыла ладонью рот, скользнула быстрым взглядом по маленькой коробочке, которую он держал перед Ней, и воскликнула:

— Я не могу это принять!

«Такая спонтанная паническая реакция, конечно, неудивительна, когда тебя застали врасплох, — подумал Прим. — Когда кто-то держит перед тобой символ всей твоей будущей жизни, символ слишком великого понятия, не умещающегося в одно предложение».

Поэтому он позволил Ей перевести дыхание и только потом повторил слова, которые заранее решил произнести в этот момент:

— Возьми это кольцо. Возьми меня. Возьми нас с тобой. Я люблю тебя.

Но Она снова покачала головой:

— Спасибо тебе. Но это было бы неправильно.

Неправильно? Но что может быть более правильным? Прим рассказал ей, как копил деньги и ждал подходящего случая, именно потому, что это было правильно. Более того — идеально. Вот — даже небесные тела в бархатной черноте над ними отмечали это исключительное событие.

— Это идеальное кольцо, — сказала Она. — Но оно не для меня.

Она опустила голову и бросила на него скорбный взгляд, ясно говоривший, что ей жаль его.

Да, он не ослышался.

Прим услышал какой-то быстрый, трепещущий звук. Не шелест легкого ветерка в верхушках деревьев, как он себе это представлял, а шум телевизора, который больше не принимает сигнал, одинокий, без связи, цели, смысла. Звук усиливался, давление в голове уже стало невыносимым и продолжало нарастать. Он хотел исчезнуть, перестать существовать. Но он не мог исчезнуть, не мог просто свести себя на нет. Значит, исчезнуть нужно было ей. Ей больше не нужно существовать. Или — эту мысль вдруг сменила другая — исчезнуть нужно тому, другому мужчине. Причине. Человеку, который отравил ее, ослепил, сбил с толку. Из-за которого Она больше не могла отличить истинную любовь Прима от манипуляций этого паразита. Это он, тот полицейский, стал ее токсоплазмой.

— Ну, если это не для тебя, — проговорил Прим, закрывая коробочку с бриллиантовым кольцом, — значит, для тебя — вот это.

Прямо над ними начиналось затмение, ночь, словно жадный каннибал, начала обгладывать левый край луны. Но там, где сидели эти двое, лунного света было более чем достаточно, и он мог видеть, как расширились ее зрачки при виде ножа в его руке.

— Что… — выдавила она. ее голос звучал хрипло, и она сглотнула, прежде чем продолжить: — …это… такое?

— А ты как думаешь?

Он мог прочесть эту мысль по ее глазам, видел, как ее губы формируют слова — но слова не прозвучали, и он произнес за нее:

— Это орудие убийства.

Она, казалось, собиралась что-то сказать, но он быстро поднялся на ноги и оказался у нее за спиной. Запрокинул ее голову назад, приставил нож к ее горлу.

— Это орудие убийства, которым были вскрыты яремные вены Сюсанны Андерсен и Хелены Рёд. И которое вскроет и твою. Если ты не сделаешь в точности то, что я скажу.

Он откинул ее голову далеко назад, чтобы заглянуть ей в глаза.

Сейчас они видели друг друга перевернутыми — вероятно, так же смотрели они и на миры друг друга. Да, скорее всего, из этого все равно ничего бы не вышло. Наверное, он заранее об этом знал. Пожалуй, именно поэтому он несмотря ни на что планировал запасное решение на случай, если она не примет кольцо. Он ожидал увидеть в ее глазах недоверие. Но нет. Она смотрела так, словно верила каждому его слову.

Отлично.

— Ч-что я должна делать?

— Ты позвонишь своему полицейскому и сделаешь предложение, от которого он не сможет отказаться.