Кровавая луна

ГЛАВА 19 Вторник Звоночки

Катрина слушала Ларсена.

Пока он говорил, она, закрыв глаза, представляла, как выглядело место преступления. На его вопрос ответила, что нет, сама она не приедет на осмотр — отправит пару детективов и позже изучит снимки, которые там сделают. И да, она приносит извинения за то, что не отвечала на звонки. Она выключила телефон, когда укладывала ребенка спать, и должно быть, спела колыбельную о Черныше так задушевно, что сама заснула.

— Наверное, ты просто слишком много работаешь, — посочувствовал Сон Мин.

— «Наверное» тут явно лишнее, — сказала Катрина. — И это справедливо для всех нас. Назначь пресс-конференцию на завтра, на десять. Я скажу криминалистам, что у этого дела должен быть высокий приоритет.

— Хорошо. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Сон Мин.

Катрина нажала «отбой» и уставилась на телефон.

Бертина Бертильсен была мертва. Как и ожидалось. Теперь ее нашли. Как и надеялась Катрина. То, где и как ее нашли, играло в пользу версии, что и Сюсанну, и Бертину убил один человек. Если это так, то, как они и опасались, убийства могут продолжиться.

Катрина услышала хныканье за дверью. Она сказала себе, что останется на месте и подождет, но все же встала с кухонного стула и на цыпочках подошла к двери. Там уже слышалось только ровное сонное дыхание Герта.

Она солгала Сон Мину. Когда-то она читала, что каждый человек слышит ложь в среднем двести раз в день. Хорошо, что большей частью это безобидная ложь, работающая как подспорье в социальных контактах. ее ложь была как раз такой. Она действительно выключила телефон перед тем, как уложить ребенка спать, но не включила его снова вовсе не потому, что уснула. Она не стала включать телефон, потому что после того, как Герт засыпал, обычно звонил Арне — он знал, что в это время точно застанет ее. Конечно же, это было приятно. Ведь он просто хотел услышать, как прошел ее день. Узнать о маленьких радостях и разочарованиях. В последнее время, когда пропали две девушки, она, естественно, в основном делилась разочарованиями. И он терпеливо слушал, задавал вопросы, показывающие заинтересованность — в общем, делал то, чего можно ожидать от хорошего заботливого друга и потенциального бойфренда. Но сегодня вечером она была попросту не в настроении и хотела остаться наедине со своими мыслями. Решила назавтра, когда Арне спросит, оправдаться той же невинной ложью — сказать, что просто заснула.

Она думала о Харри и Герте. О том, как ей разрешить эту дилемму. Потому что в глазах Харри она увидела ту же беспомощную любовь, какую видела в глазах Бьёрна, устремленных на сына. Сын Бьёрна и сын Харри. До какой степени можно и нужно вовлекать Харри в свои дела? Сама она хотела иметь как можно меньше общего с Харри и его жизнью. Но Герт? Какое она имела право отнять у Герта еще одного отца? Разве у нее самой не было отца — неуравновешенного пьяницы, которого она по-своему любила и без которого не смогла бы жить?

Перед тем как лечь спать, она снова включила мобильный, надеясь, что не обнаружит никаких сообщений. Но их было два. Первое оказалось любовным посланием от Арне. Видимо, люди помоложе не предъявляли высоких требований к подобной переписке:

Сообщение было отправлено недавно, а дозвониться ей Арне и не пробовал — похоже, был чем-то занят.

Второе сообщение прислал Сон Мин и составил его в более привычной для Катрины манере:

Катрина пошла в ванную. Взяла зубную щетку, посмотрела в зеркало. «Ты Женщина». Да, верно. В хороший день — пожалуй, да.

Она выдавила немного зубной пасты и снова задумалась о Бертине Бертильсен и Сюсанне Андерсен. И о пока неизвестной женщине, которая может стать следующей жертвой.

Сон Мин чистил щеткой твидовую куртку. Это была непромокаемая охотничья куртка от Алана Пейна, подаренная Крисом на Рождество. Поговорив с Катриной, Сон Мин написал Крису сообщение с пожеланием спокойной ночи. Он всегда писал такие сообщения первым, а Крис только отвечал на них. Раньше это беспокоило Сон Мина, но теперь он привык. Таков уж Крис — ему нужно верить, что он в их отношениях главный. Сон Мин знал: если однажды вечером не отправить сообщение, уже на следующий день Крис позвонит и разыграет целую драму: в их отношениях что-то не так; Сон Мин встретил другого; он, Крис, наскучил Сон Мину…

Сон Мин посмотрел на пол, усеянный сосновыми иголками. Зевнул. Надо поспать. Он знал, что не увидит никаких кошмаров о пережитом ночью. У него их никогда не было. Но он не вполне уверен, что это характеризует его личность. Коллега из Крипоса говорил: то, что Сон Мин способен отключаться, указывает на отсутствие эмпатии.

Коллега сравнил его с Харри Холе — у того, похоже, была избирательная аносмия[51] — дефект, мешавший мозгу распознавать трупный запах; по крайней мере, это объясняло, почему Холе оставался невозмутимым даже в таких местах преступления, где других выворачивало наизнанку.

Но Сон Мин не считал свою особенность недостатком. Он верил, что у него просто здоровая психика, позволяющая разделять жизнь личную и жизнь профессиональную и держать их подальше друг от друга.

Ощупывая внешние карманы куртки, он почувствовал, что в одном из них что-то есть, и вынул пустой пакетик с логотипом «Hillman Pets». Сон Мин собрался кинуть его в мусорное ведро, но тут вспомнил, что когда у Каспарова в очередной раз завелись глисты, ветеринар посоветовал другое средство против паразитов, потому что препарат «Hillman Pets» перестали продавать в Норвегии — он содержал вещество, которое теперь было запрещено к ввозу и продаже в стране. Это произошло не менее четырех лет назад. Сон Мин повертел пакет в руках, внимательно рассматривая, и наконец нашел дату изготовления и срок годности.

Пакет был произведен в прошлом году.

Сон Мин еще раз перевернул пакет. Ну и что? Кто-то купил упаковку лекарства за границей и привез домой, даже не зная, наверное, что это запрещено. Пожалуй, пакет можно выбросить. Он лежал за несколько сотен метров до места преступления, и вряд ли убийца приходил туда с собакой. Но так уж получается, что нарушения закона обычно связаны между собой. Преступник есть преступник. Садист и серийный убийца начинает с убийства мелких животных. Крысы, мыши… Разжигает небольшие пожары. Потом пытает и убивает животных покрупнее. Устраивает пожары в пустующих домах…

Сон Мин аккуратно сложил пакет.

— К черту в манду! — завопила Мона До, уставившись на экран телефона.

— Что такое? — спросил Андерс из открытой ванной. Он чистил зубы.

— «Дагбладет»!

— Не нужно кричать. И у черта нет…

— Нет манды? В тебе говорит мужской шовинизм. Воге пишет, что Бертина Бертильсен была найдена мертвой. В Венггордене в Эстмарке, всего в нескольких километрах от того места, где нашли Сюсанну.

— Ой.

— Да уж, ой. Почему — ад и все его долбаные черти! — эта новость появилась в «Дагбладет», а не в «ВГ»?!

— Вряд ли чертей долбят…

— …в этом их аду? Да я уверена — там сплошной долбёж. Зуб даю — кто бы там ни был, их имеют в рот нос и ухо, и они знают, что есть только одно занятие хуже этого — работать в «ВГ» и терпеть, когда тебя трахает в задницу Терри Воге! К черту в манду!

Она бросила телефон на кровать, когда Андерс скользнул под одеяло и прижался к ней.

— Я говорил тебе, что меня немного возбуждает, когда ты…

Она толкнула его.

— Я не в настроении, Андерс.

— … когда ты не в настроении.

Она оттолкнула его настойчивую руку и взяла телефон, однако не смогла сдержать легкой улыбки.

Снова начала читать. По крайней мере, никаких подробностей с места преступления Воге не упомянул. Маловероятно, что он побеседовал с кем-то, кто там побывал. Но как он так быстро узнал, что обнаружили труп? Может, у него нелегальная полицейская рация? Можно ли все объяснить так просто? Воге понял, что происходит, прослушивая краткие, наполовину зашифрованные сообщения, которыми полицейские пользуются при радиопереговорах, так как знают: кто-нибудь всегда подслушивает? А потом на основании услышанного Воге додумал остальное, и получилась удобоваримая смесь фактов и вымысла, вполне способная сойти за настоящую журналистику? По крайней мере, до сих пор ему удавалось выдать одно за другое…

— Кое-кто дал мне совет попросить тебя поделиться инсайдерской информацией, — начала Мона.

— Да? Ты им сказала, что я вообще-то таким не занимаюсь, но мог бы продаться за необузданный секс?

— Андерс, прекрати! Это моя работа.

— Значит, ты считаешь, что я должен подставляться, обеспечивая тебя бесплатной информацией?

— Нет! Я имею в виду просто… Это чертовски несправедливо! — Мона скрестила руки на груди. — Какой-то информатор явно подпитывает Воге, пока я тут… умираю с голоду.

— Несправедливо, — Андерс сел в постели, от его игривой веселости не осталось и следа, — несправедливо, когда девушки в этом городе не могут выйти на улицу без риска быть изнасилованными и убитыми. Несправедливо, что Бертина Бертильсен лежит мертвой в Эстмарке, в то время как два человека сидят здесь и считают мир несправедливым из-за того, что новость опубликовал первым другой журналист, или из-за того, что в департаменте снизится раскрываемость.

Мона сглотнула. И кивнула.

Он был прав. Конечно, он был прав.

Она снова сглотнула. Попыталась подавить вопрос, который так и рвался наружу: «Можешь позвонить кому-нибудь и спросить, как все было на месте преступления?»

Хелена Рёд лежала в постели, уставившись в потолок.

Маркус хотел, чтобы у них была кровать в форме капли, три метра в длину и два с половиной в самом широком месте. Он читал, что такая форма дарует гармонию и глубокий сон, потому что все мы произошли из капли, из воды, и бессознательно стремимся вернуться к ней.

Ей удалось не только сдержать смех, но и уговорить его на роскошную прямоугольную кровать метр восемьдесят сантиметров в ширину и два метра десять сантиметров в длину. Достаточно для двоих. Слишком много для одного.

Маркус ночевал в пентхаусе во Фрогнере, как всегда в последнее время. Во всяком случае, Хелена предполагала, что он именно там. Не то чтобы она скучала по нему в своей постели — с тех пор, когда это возбуждало или хотя бы волновало ее, прошло много времени. Он все больше чихал и сопел, а еще по меньшей мере четыре раза за ночь вставал помочиться. Увеличенная простата. Не обязательно рак, но нечто свойственное, по общему мнению, более чем половине мужчин старше шестидесяти лет. И дальше, видимо, будет только хуже.

Нет, она не скучала по Маркусу, но все же ей не хватало… кого-то. Хелена не знала кого именно. Сегодня вечером это ощущение было особенно сильным. Ведь и у нее должен быть кто-то, кто любил бы ее и кого она могла бы любить в ответ. Так просто, правда? Или это всего лишь мечты?

Она перевернулась на бок. Со вчерашнего вечера ее мутило, подташнивало. Вырвало, немного поднялась температура. Она сделала тест на вирус[52], но результат оказался отрицательным.

Она посмотрела в окно, на задний фасад недавно построенного музея Мунка. Никто из купивших квартиру до начала строительства в Ослобукте не думал, что это здание окажется таким огромным и уродливым. Людей ввели в заблуждение рисунки, на которых музей был со стеклянным фасадом и к тому же показан под углом, поэтому мало кто мог предположить, что музей будет похож на ледяную стену из «Игры престолов». Но такова жизнь — все складывается не так, как обещалось или ожидалось, и если поддаешься чьим-то уговорам, за результат стоит благодарить только себя. Было уже слишком поздно — тень здания накрывала их всех.

Хелена почувствовала новый прилив тошноты и поспешно вскочила с постели. Ванная была в другом конце комнаты, но все равно путь туда показался таким долгим! Хелена приходила в квартиру Маркуса во Фрогнере только один раз и предпочла бы жить именно в ней, хотя она была намного меньше. Жить вместе… с кем-то. Ей удалось добежать до унитаза прежде, чем содержимое ее желудка рванулось наружу.

Харри сидел в баре «The Thief», когда пришло сообщение: Спасибо за наводку. Искренне твой, Сон Мин.

Харри уже читал «Дагбладет». Статью о найденном теле опубликовали только они, и это означало, что пресс-релиз о происшествии еще не вышел и что у журналиста Терри Воге источник в полиции. Так как утечка информации не могла быть тактическим маневром полицейских, значит, кто-то получал деньги или какие-то услуги за информирование Воге. Ситуация не такая необычная, как мог подумать обыватель — было время, когда журналисты предлагали деньги и самому Харри.

Такие сделки редко становились широко известны, потому что журналисты никогда не печатали информацию, позволявшую вычислить информатора, ведь это значило рубить сук, на котором сидят и автор новости, и поставщик ценных сведений. Но Харри прочитал большинство статей, касавшихся дела Сюсанны и Бертины, и что-то подсказывало ему, что Воге очень уж нетерпелив и рано или поздно это приведет к неприятным последствиям. Сам Воге мог выйти сухим из воды и даже сохранить статус честного журналиста. Его источнику, случись что, пришлось бы куда хуже. Похоже, тот не осознавал, насколько уязвим — или уязвима? — коль скоро продолжал снабжать Воге информацией.

— Повторить? — Бармен обращался к Харри, держа бутылку наготове прямо над его стаканом. Харри прочистил горло. Один раз. Второй.

«Да, пожалуйста». Так было написано в сценарии. В том самом сценарии плохого фильма, где он снимался так много раз в единственной роли, на которую был способен.

И тут бармен, словно увидев в глазах Харри мольбу о пощаде, повернулся к человеку, махнувшему рукой с другого конца стойки, и ушел вместе с бутылкой.

Где-то в темноте звучал перезвон колоколов на городской ратуше. Скоро наступит полночь и останется шесть дней и еще девять часов разницы во времени с Лос-Анджелесом. Прошло не так много времени, а они нашли Бертину, что означало новые зацепки и возможность решающего прорыва. Вот как он должен думать. Позитивно. И хотя такие мысли — нереалистичные, противоречащие обстоятельствам — казались ему неестественными, все же безнадежность и апатия были не тем, в чем он сейчас нуждался. И не тем, в чем нуждалась Люсиль.

Харри вышел из бара в темный коридор и увидел свет, словно в тоннеле. Подойдя ближе, он понял, что источник света — открытый лифт, и дверцы придерживает человек, высунувший одну ногу наружу. Он будто ждал Харри. Или кого-то еще — ведь он уже стоял там, когда Харри появился в коридоре.

— Поезжайте, — крикнул Харри, махнув ему рукой. — Я поднимусь по лестнице.

Мужчина шагнул в лифт. Прежде чем двери закрылись, Харри успел увидеть воротничок священника, но лица не разглядел.

Харри был весь мокр от пота, когда отпирал дверь в номер. Он снял и повесил костюм, лег на кровать. Попытался выбросить из головы мысли о Люсиль и ее делах. Решил, что сегодня ночью ему приснится хороший сон о Ракели. О том времени, когда они жили вместе и каждую ночь ложились в одну постель. О том времени, когда он шел над водой по толстому и прочному льду. Всегда прислушиваясь к треску под ногами, высматривая разломы, но при этом все же не забывая жить там и тогда. Они жили полной жизнью. Будто знали, что время, отпущенное их любви, скоро закончится. Они проживали каждый день не так, словно он был последним, а так, словно он был первым. Будто узнавая друг друга снова и снова. Не преувеличивает ли он, не приукрашивает ли воспоминания о том, что было у них?.. Может быть. Ну и что? В конце концов — много дала ему реальность?

Он закрыл глаза. Попытался представить Ракель. Золотистую кожу на фоне белых простыней. Но вместо этого видел белую кожу на фоне лужи крови на полу гостиной. И Бьёрна Хольма в машине. Бьёрн смотрел на него, а на заднем сиденье плакал ребенок. Харри открыл глаза. И правда — на что ему сдалась реальность?

Телефон снова звякнул. На этот раз сообщение было от Александры.