Кровавая луна

ГЛАВА 37 Среда Отражения

Дорога на Топпосвейен не совсем соответствовала своему названию — «путь на вершину холма». Она петляла среди коттеджей, поднимаясь выше и выше, но закончилась, когда до вершины холма Колсос было еще довольно далеко. Терри Воге припарковался на обочине. Над ним стоял лес. В темноте он смутно разглядел какое-то светлое пятно выше по склону. Воге знал, что это скалы, по которым любят карабкаться альпинисты и прочие придурки.

Он коснулся ножен захваченного с собой ножа, посмотрел на фонарик и фотоаппарат «Nikon», лежавшие на пассажирском сиденье. Шли секунды. Шли минуты. Воге посмотрел вниз, на огни в темноте. Где-то там внизу была старшая школа «Русенвильде». Он знал это, потому что в в ней училась Джини, когда Терри сделал ее популярной. Именно он использовал свой авторитет музыкального критика и вывел ее и ту бездарную группу из андеграунда на свет, в мейнстрим, к деньгам. Ей было восемнадцать, она ходила в эту школу, и пару раз Терри приезжал сюда на машине, потому что хотел увидеть ее в школьной обстановке. Обычный интерес. Что в этом плохого? Он просто побродил по школьному двору, чтобы краем глаза увидеть звезду, которую создал. Даже не сделал ни одного снимка, хотя запросто мог бы. Воге тогда взял с собой длиннофокусный объектив и мог бы сделать замечательные, в высоком разрешении фотографии, на которых Джини была бы совсем не похожа на ее сценический образ опасной соблазнительницы. Фотографии невинной юной девочки. Но его могли неправильно понять, если бы кто-то обратил внимание, как он слоняется по школьному двору, поэтому он приезжал сюда только дважды и потом стал искать общения с ней на концертах.

Он собирался проверить время, когда телефон зазвонил.

— Да?

— Я вижу, ты на месте.

Воге огляделся. На дороге была припаркована только его машина, и в свете дорожных фонарей он увидел бы человека неподалеку. Может, этот парень наблюдает откуда-то из леса? Рука Воге сжалась на рукоятке ножа.

— Возьми фонарик и фотоаппарат, иди по дороге за шлагбаум и внимательно смотри налево. Примерно через сто метров увидишь на стволе пятно светоотражающей краски. Ясно?

— Ясно, — подтвердил Воге.

— Ты сам поймешь, что достиг нужного места, когда там окажешься. Как только это произойдет, у тебя будет две минуты на фотографирование. Затем ты возвращаешься, садишься в машину и едешь прямо домой. Если не уйдешь по истечении тех ста двадцати секунд — я приду за тобой. Тебе ясно?

— Да.

— Тогда пришло время пожинать плоды, Воге. Поспеши.

Связь прервалась. Терри Воге глубоко вздохнул, и тут его осенило. Он все еще может повернуть ключ в замке зажигания и убраться отсюда ко всем чертям. Он может пойти выпить пива в баре «Stopp Pressen». Рассказать всем, кто согласится слушать, что разговаривал по телефону с серийным убийцей и договорился с ним о встрече, но струсил в последнюю минуту.

Воге услышал собственный лающий смех, схватил фотоаппарат и фонарик и вышел из машины.

Наверное, это была подветренная сторона холма — как ни странно, здесь ветер дул не так сильно, как внизу или в центре города. В нескольких метрах от дороги Воге заметил лесную тропу. Он прошел мимо шлагбаума, в последний раз оглянулся назад, на освещенную дорогу, затем включил свой фонарик и продолжил путь в темноту. Ветер шумел в верхушках деревьев, гравий хрустел под ботинками, а Воге считал шаги и светил фонариком то на землю, то на стволы деревьев с левой стороны. Он отсчитал сто пять шагов, когда заметил блеснувшее в луче фонарика первое пятно светоотражающей краски. И дальше в чаще леса — второе.

Воге снова прикоснулся к ножнам в кармане куртки, а потом перекинул ремень фотоаппарата через плечо, перепрыгнул через канаву и стал пробираться между деревьями. Это был сосновый бор, и пространство между стволами позволяло передвигаться без особых усилий и видеть довольно далеко перед собой. Краску наносили на уровне глаз на стволы, располагавшиеся через 10–15 метров друг от друга. Склон становился все круче. У одного дерева Воге остановился перевести дыхание и провел пальцем по пятну краски. Оглядел палец. Краска свежая. Он стоял на ковре хвои среди могучих сосен. С высоты, с верхушек деревьев, доносился шелест, оттеняющий потрескивание и поскрипывание чуть качаемых ветром древесных стволов. Звуки раздавались со всех сторон, словно деревья вели между собой разговор, обсуждая, что делать с ночным гостем.

Воге пошел дальше.

Лес становился все гуще, видимость все хуже, расстояние между пятнами краски уменьшалось, земля стала неровной, а склон круто забирал вверх, и уже не было смысла считать шаги.

Затем — неожиданно — Воге оказался на полянке. Лес расступился. Луч фонарика осветил небольшое пустое пространство, и Воге пришлось внимательно осмотреться в поисках новых мазков краски. На этот раз мазок выглядел не округлым, а Т-образным. Воге подошел ближе. Нет, пометка была в виде креста. Выйдя к центру полянки, Воге поднял фонарь. За нарисованным крестом больше не виднелось светоотражающих пятен. Воге достиг конца пути. Он затаил дыхание и услышал звук, похожий на тот, что получается при стуке двух деревяшек друг о друга. Но ничего не было видно.

И тут, словно желая помочь ему, между плывущими облаками выглянула луна, заливая поляну мягким желтым светом. И он увидел их.

Воге вздрогнул. Первое, что пришло в голову — это старая песня Билли Холидей «Странный фрукт»[116]. Потому что именно так выглядели две человеческие головы, висящие на ветке березы. Ветер трепал длинные волосы на обеих головах, а когда головы ударялись друг о друга, раздавался глухой звук.

Он сразу подумал, что это, должно быть, Бертина Бертильсен и Хелена Рёд. Не то чтобы он узнал застывшие, похожие на маски лица, просто у одной были темные волосы, а у другой светлые.

Его пульс зачастил, когда он вытащил из-за спины фотоаппарат и снова начал считать — на этот раз не шаги, а секунды. Он нажимал на спуск затвора снова и снова, вспышка срабатывала и гасла раз за разом, пока луна опять не скрылась за облаками. На счете «пятьдесят» он подошел ближе, перенастроил фокус и продолжил фотографировать. Скорее взволнованный, чем испуганный, он думал о двух головах не как о людях, еще недавно живых, а как о доказательстве. Доказательстве невиновности Маркуса Рёда. Доказательстве, что он, Терри Воге, не был мистификатором, а на самом деле разговаривал с убийцей. Доказательстве своего статуса лучшего криминального журналиста Норвегии, заслужившего всеобщее уважение: собственной семьи, Сульстада, Джини и этой ее дерьмовой группы. И самое главное — уважение и восхищение Моны До. После увольнения он старался не думать, как, должно быть, упал в ее глазах. Но теперь она взглянет на него иначе, ведь все любят, когда герои возвращаются. Он не мог дождаться новой встречи с ней. Буквально не мог ждать, ему нужно было убедиться, что они непременно встретятся снова, и он пообещал себе: это произойдет, как только Дагния уедет в Латвию.

Девяносто. Оставалось тридцать секунд.

Тогда я приду за тобой.

Совсем как тролль из народной сказки.

Воге опустил фотоаппарат, достал телефон и стал снимать видео. Навел камеру на себя — это послужит доказательством, что он действительно был здесь и делал снимки.

«Пришло время пожинать плоды», — сказал тот парень. Не потому ли при виде голов на деревьях ему, Воге, вспомнилась песня Билли Холидей? В песне говорилось о линчевании чернокожих американцев на Юге США, а не… не об этом. Говоря «пожинать», имел ли он в виду, что головы можно забрать с собой? Воге шагнул ближе к березе. Остановился. Да что он — с ума сошел? Это трофеи убийцы. И время истекло. Воге закинул камеру за спину и поднял руки, чтобы показать возможному лесному наблюдателю, что закончил и уходит.

Обратный путь оказался труднее, ведь Терри больше не мог ориентироваться по светоотражающей краске, и хотя он торопился, прошло почти двадцать минут, прежде чем он снова вышел на лесную тропу. Когда он сел в машину и завел двигатель, в голову ему пришла одна мысль.

Он не взял головы, а надо было бы взять хоть что-нибудь! Прядь волос, например. А так все, что у него есть — это фотографии двух голов, и даже он, видевший бесчисленное множество фотографий Бертины Бертильсен и несколько снимков Хелены Рёд, не мог бы с уверенностью сказать, что эти головы принадлежали им. И что это настоящие головы. Черт! Если бы небольшую хитрость, на которую пришлось пойти, когда Трульс Бернтсен его подвел, не разоблачили, все обязательно поверили бы таким веским фотодоказательствам. Но теперь это могли счесть его очередным фейком, и тогда с Терри Воге точно будет покончено. Должен ли он немедленно позвонить в полицию? Успеют ли они добраться сюда, пока убийца еще не ушел? Он уже ехал по дороге Топпосвейен, когда вспомнил слова этого парня: «Садись в машину и поезжай прямо домой».

Парень беспокоился, не решит ли Воге его дождаться. Но почему? Возможно, из леса ведет вниз только эта дорога.

Воге притормозил и достал смартфон. Следя за дорогой, открыл приложение-навигатор, по которому приехал сюда. Сверившись с картой, пришел к выводу, что если парень был на машине, он мог припарковаться только на двух дорогах. Воге проехал вниз весь Топпосвейен, затем поднялся вверх по второй дороге, которая закончилась там, где начиналась лесная дорога. Ни на одной из дорог не было припаркованных машин. Ладно, возможно, парень шел пешком от главного шоссе. Шел под уличными фонарями по спальному району прямо на глазах у жителей и нес в рюкзаке две головы и банку краски. Может быть. А может, и нет.

Воге еще некоторое время разглядывал карту. Подъемы на вершину холма и к главной дороге на другой стороне холма казались крутыми и труднопроходимыми. Он не видел на карте никаких пешеходных троп. Зато видел стену для скалолазания, к которой подходила тропа у подножия горы. И эта тропа вела на запад, вниз, к жилому району и футбольному полю. Оттуда, минуя торговый центр «Колсос», можно было выехать на главную дорогу, не приближаясь к Топпосвейен.

Воге ненадолго задумался.

Если бы Воге был на месте этого парня и если бы оказался там, в лесу, он знал бы, какой путь выбрать для отступления.

Харри внезапно проснулся. Он не собирался засыпать, но заснул. Его разбудил какой-то звук? Может, что-то зашумело во дворе под порывом ветра? Или виноват сон, кошмар, из которого он с трудом выбрался? Харри повернулся и в полумраке увидел чей-то затылок: черные волосы разметались по белой подушке. Ракель. Она пошевелилась. Может, тот звук разбудил и ее, а может, она, как всегда, почувствовала его пробуждение.

— Харри, — сонно пробормотала она.

— А?

Она повернулась к нему.

Он погладил ее по волосам.

Она потянулась к светильнику возле кровати.

— Не надо, — прошептал он.

— Хорошо. Давай я…

— Тише. Просто… помолчи немного. Всего несколько секунд.

Они молча лежали в темноте. Он провел рукой по ее шее, плечам, волосам.

— Ты представляешь, что я Ракель, — сказала она.

Он не ответил.

— Знаешь что? — добавила она, поглаживая его по щеке. — Все в порядке.

Он улыбнулся. Поцеловал ее в лоб.

— Спасибо тебе. Спасибо, Александра. Но с этим покончено. Хочешь сигарету?

Она потянулась к прикроватному столику. Обычно она курила сигареты другой марки, но сегодня купила пачку «Кэмела» — Харри курил именно их, а у нее не было особых предпочтений. На столике что-то засветилось. Она передала Харри телефон; Харри посмотрел на дисплей.

— Извини. Мне нужно ответить.

Она устало улыбнулась и щелкнула зажигалкой, выпустив язычок пламени.

— А у тебя не бывает звонков, на которые не нужно отвечать, Харри. Попробуй сделать так, чтобы они появились. Это довольно приятно.

— Крон?

— Э-э… добрый вечер, Харри. Это насчет Рёда.

— Так и думал.

— Он хочет изменить показания.

— Вот как?

— Теперь он утверждает, что тайно встречался с Сюсанной Андерсен в день убийства в другой своей квартире, находящейся на улице Томаса Хефти. Они занимались сексом, и он целовал ее грудь. Он не сообщил об этом раньше, боясь, что это свяжет его с убийством, кроме того хотел скрыть это от жены. Он заявил, что осознавал ложность своих показаний и опасность разоблачения, но беспокоился, что если изменит показания, это вызовет еще больше подозрений. К тому же у него нет ни свидетелей, ни доказательств, что Сюсанна приходила к нему. Вот он и твердил как идиот, будто не встречался с ней, ожидая, когда ты или полиция найдете настоящего преступника или улики, которые помогут ему вернуть доброе имя. Так он говорит.

— Угу… Может, на него повлияло пребывание в кутузке?

— Если интересно мое мнение — на него повлиял ты. Его пробудили твои пальцы на его горле. Он понимает, что существует такая вещь, как наказание. И понимает, что в расследовании нет никаких подвижек, а он не выдержит четырех недель содержания под стражей.

— Имеешь в виду — четырех недель без кокаина?

Крон не ответил.

— Что он говорит о «Вилле Данте»?

— До сих пор все отрицает.

— Ладно, — резюмировал Харри. — Полиция его не отпустит. У него нет свидетелей, и он правильно понимает, что, меняя версию, становится похож на червя, извивающегося на крючке.

— Согласен, — подтвердил Крон. — Я просто хотел, чтобы ты был в курсе.

— Ты ему веришь?

— Это так важно?

— Я тоже нет. Но пока он неплохо врет. Спасибо за информацию.

Они разъединились. Харри лежал с телефоном в руке, уставившись в темноту и пытаясь сложить части пазла в единую картину. Потому что они складываются, всегда складывались. Значит, проблема в нем, а не в пазле.

— Что ты делаешь? — спросила Александра, затягиваясь сигаретой.

— Пытаюсь разглядеть, но вокруг чертовски темно.

— Ты ничего не видишь?

— Что-то виднеется, но кажется, это не то.

— С темнотой есть одна уловка: смотреть надо не на сам предмет, а немного в сторону. Так будет легче его разглядеть.

— Да, как раз это я и делаю. Но, кажется, нужный предмет именно там.

— Немного в стороне?

— Да. По-моему, человек, которого мы ищем, находится в поле нашего зрения. Будто мы смотрим на него, но не понимаем, что его-то и пытаемся разглядеть.

— Как ты это объяснишь?

— Это, — вздохнул он, — нечто такое, чего я не понимаю и не буду пытаться объяснить.

— Есть вещи, которые мы просто знаем?

— В этом нет никакой тайны, просто некоторые факты наш мозг выясняет, складывая доступную информацию в единую картину, но не освещает подробности процесса, а просто предъявляет результат.

— Да, — тихо сказала она, снова затянувшись сигаретой и передавая ее Харри. — Например, я знаю, что Бьёрн Хольм убил Ракель.

Сигарета выпала из рук Харри на одеяло. Он подхватил ее и снова поднес к губам.

— Просто знаешь? — спросил он, затягиваясь.

— Да. И нет. Всё как ты сказал. Информация, которую мозг накапливает неосознанно или даже когда ты этого не хочешь. И вот появляется ответ без логического обоснования, и приходится прокручивать расчеты в обратном порядке, чтобы увидеть, чтó обрабатывал мозг, пока ты думал о другом.

— И чтó обрабатывал твой мозг?

— Когда Бьёрн обнаружил, что ты отец ребенка, которого он считал своим, ему нужно было отомстить. Он убил Ракель и оставил улики, указывающие на тебя. Ты сказал мне, что Ракель убил ты. Потому что чувствуешь, что в этом была твоя вина.

— В этом была моя вина. Была и есть.

— Бьёрн Хольм хотел, чтобы ты почувствовал ту же боль, что и он, верно? Чтобы ты потерял человека, которого любишь больше всего на свете. И обвинял себя в потере. Иногда я думаю, как же вам обоим, наверное, было одиноко! Два друга. У которых нет друзей. Разделенные… происходящим. И в итоге оба остались без любимых женщин.

— Мм.

— Это было очень больно?

— Это было больно. — Харри отчаянно затянулся сигаретой. — Я собирался поступить так же, как он.

— Лишить себя жизни?

— Я предпочел бы называть это «закончить свою жизнь». Ее оставалось не так уж много.

Александра забрала у него сигарету, докуренную почти до фильтра, затушила в пепельнице и прижалась к нему.

— Я могу еще немного побыть Ракелью, если хочешь.

Терри Воге пытался не замечать раздражающий шум, с которым ветер ударял фалом о флагшток. Терри припарковался на автостоянке перед скромным торговым центром «Колсос». Магазины уже закрылись, поэтому машин на стоянке было немного, но достаточно, чтобы автомобиль Воге не бросался в глаза водителям, едущим из жилого района. Воге просидел на стоянке полчаса и насчитал всего лишь сорок проехавших машин. Когда те въезжали в круг света от уличного фонаря в сорока-пятидесяти метрах от Воге, репортер фотографировал каждую, не используя вспышку. Снимки получались достаточно четкими, чтобы разобрать номера.

Но вот уже десять минут, как мимо Воге не проехало ни одной машины Было поздно, и люди, вероятно, предпочитали в такую погоду сидеть по домам. Воге прислушался к биению фала и решил, что ждал достаточно долго. Кроме того, надо было опубликовать фотографии.

Оставалось немного времени на обдумывание, как лучше это сделать. Публикация, конечно, вернула бы блог к жизни. Но если Терри хочет не просто перезапустить блог, а подняться с колен, ему понадобится помощь более крупного издания.

Он улыбнулся при мысли о том, как Сульстад поперхнется своим утренним кофе.

Потом он повернул ключ в замке зажигания, открыл отделение для перчаток и вытащил старый, поцарапанный компакт-диск, который не слушал уже лет сто. Вставил его в старую магнитолу. Сделал приятный тихий голос Джини погромче и нажал на акселератор.

Мона До не верила своим ушам. Не верила ни самой истории, ни рассказчику. Но она не могла не верить собственным глазам. Вот почему сейчас она пересматривала мнение об истории Терри Воге. Когда он позвонил, она приняла звонок почти случайно, чтобы избавить себя от очередного пафосного монолога Изабель Мэй в сериале «1883»[117]. Нажала «Ответить», оставила Андерса на диване и ушла в спальню. Раздражение, вызванное мудрствованием Мэй, вовсе не уменьшалось от подозрений, что Андерс влюблен в актрису.

Но сейчас Мона забыла об этом.

Она уставилась на фотографии, которые Воге прислал, чтобы подкрепить свою историю и свое предложение. Он снимал со вспышкой, в результате снимки, несмотря на темноту и ветер, раскачивающий головы, получились очень четкими.

— Еще я отправил видео, чтобы ты убедилась, что я там был, — сказал Воге.

Она открыла видеофайл, и у нее не осталось никаких сомнений. Даже Терри Воге был не настолько двинутым, чтобы сфабриковать такую дикую фальшивку.

— Ты должен позвонить в полицию, — заявила она.

— Я позвонил, — ответил Воге. — Они уже в пути, найдут дорогу по светоотражающим знакам — сомневаюсь, что у него было время их убрать. Насколько я знаю, он оставил головы на месте. Что бы полицейские ни нашли, они предадут это огласке, а значит, у тебя и твоей газеты не так много времени на принятие решения. Ну что, будешь публиковать?

— А цена?

— Я обсужу это с твоим редактором. Как я уже сказал, вам разрешается использовать только ту фотографию, что немного не в фокусе — я ее отметил. И в первом предложении после лида[118] приведете ссылку на мой блог.

— В этом предложении также должно четко прозвучать, что в блоге опубликованы другие фотографии и видео. Нормальная формулировка? Да, и еще кое-что. Авторство материала твое и только твое, Мона. Я буду ни при чем.

Она снова посмотрела на фотографии и содрогнулась. Не из-за увиденного, а из-за тона, которым Воге произнес ее имя. Часть ее сознания хотела выкрикнуть «нет» и прекратить разговор. Но эта часть не была журналистом. Она ничего не могла поделать. И, в конце концов, слава богу, решение должна была принимать не она. Это входило в сферу ответственности редактора.

— Хорошо.

— Отлично. Попроси редактора позвонить мне через пять минут, договорились?

Мона завершила разговор и набрала номер Юлии. Ожидая, пока редактор ответит на звонок, она чувствовала, как колотится сердце. И слышала семь слов, эхом отдающихся в голове: «Авторство материала твое и только твое, Мона».