Кровавая луна

ГЛАВА 14 Понедельник Нюхательный патрон

Было девять тридцать, когда Харри вошел в бар на последнем этаже отеля «The Thief».

Сел к барной стойке. Перед тем как сделать заказ, попытался хорошенько увлажнить рот слюной[41]. До этой минуты его поддерживало в тонусе именно предвкушение выпивки. Он должен был выпить только одну порцию — и знал, что скоро этот план полетит в тартарары.

Он посмотрел на меню коктейлей, которое положил перед ним бармен. Некоторые напитки назывались в честь фильмов. Харри предположил, что в этом баре бывали режиссеры этих фильмов и актеры, снимавшиеся в них.

— У вас есть… — начал он, однако бармен прервал его фразу.

— Sorry, English.

Харри перешел на английский.

— У вас есть «Джим Бим»?

— Конечно, сэр, но позвольте порекомендовать вам наш специально приготовленный…

— Нет.

Бармен взглянул на него.

— Значит, «Джим Бим».

Харри смотрел на людей в баре и на город за окном. На новый Осло. Не просто богатый, а неприлично богатый Осло. Из всего, что было у Харри, этому городу соответствовали разве что костюм и ботинки. А может, не соответствовали и они. Пару лет назад он зашел в этот бар — всего лишь разведать, что это за место — и, перед тем как уйти, увидел за одним из столиков солиста группы «Turboneger»[42]. Он выглядел таким же одиноким, каким сейчас чувствовал себя Харри.

Харри достал телефон. ее номер был под буквой «А». Он набрал сообщение:

Он положил телефон на стойку бара, заметил, как кто-то прошел рядом, и услышал, как кто-то тихо по-американски попросил имбирное пиво[43]. Харри взглянул в зеркало позади барной стойки. Бутылки на полке перед зеркалом скрыли лицо мужчины, но Харри различил, что его шею обрамляет что-то ярко-белое. Броский, моментально узнаваемый воротничок священника, который в Соединенных Штатах прозвали собачьим ошейником. Священник забрал напиток и исчез.

Харри наполовину выпил свой виски, когда пришел ответ от Александры Стурдзы:

Зависит от того, что́ ты подразумеваешь под встречей.

Он написал ответ:

Ждать пришлось долго. Она, вероятно, понимала, что это не попытка вернуться в тепло ее постели, которое она щедро предложила, когда Ракель выставила его за дверь. Он так и не смог ответить на это взаимностью. Хотя отношения между ними были совершенно бесхитростными, дело было во всем остальном, что оставалось вне постели Александры и с чем он не мог справиться.

«Зависит от того, что ты подразумеваешь под встречей». Хуже всего — он не был полностью уверен, что идет на встречу с ней исключительно из-за работы. Скорее потому, что он одинок. Он не знал никого, кто нуждался бы в одиночестве так же, как он. Ракель называла это «ограниченные социальные способности». Она была единственным человеком, с которым он мог проводить время просто так, не для того, чтобы получить результат и после этого освободиться.

Конечно, человек может быть один, не будучи одиноким, и быть одиноким, не будучи один, — но сейчас он был одинок. И один.

Может, поэтому он надеялся на простое «да» вместо «зависит от»? У нее появился парень? Почему нет? Ей не хватает как раз этого. Однако парень наверняка нужен ей, чтобы позажигать под настроение.

Он уже заплатил за выпивку и шел в свой номер, когда телефон завибрировал снова.

Прим открыл морозилку.

Рядом с большим пакетом для заморозки лежало несколько маленьких зип-пакетиков вроде тех, что используют торговцы наркотиками. В двух были пряди волос, в третьем — фрагменты окровавленной кожи, еще в одном — разрезанная на куски ткань. Настанет день, когда он сможет использовать что-нибудь из этого.

Он достал зип-пакет со мхом и подошел к террариуму, стоявшему на письменном столе. Проверил датчик влажности, снял крышку, открыл застежку пакета и высыпал немного мха на чернозем. Задержал взгляд на существе внутри — ярко-розовом слизне длиной почти двадцать сантиметров. Приму никогда не надоедало его рассматривать. Разумеется, зрелище отнюдь не походило на боевик: если слизняк двигался, то всего по несколько сантиметров в час. У него не было ни мимики, ни какого-то признака драматических эмоций. Единственным способом самовыражения, а также получения впечатления, были чувствительные рожки слизня, и чтобы уловить их движение, приходилось подолгу вглядываться в них. И именно этот аспект наблюдения за слизнем напоминал Приму о Ней: наградой были малейшее ее движение или жест. И только терпением он мог завоевать ее благосклонность. Заставить ее понять.

Это был розовый слизень с горы Капутар. Прим привез домой двух таких. Розовый слизень обитал только там, только на покрытой лесом территории площадью в десять квадратных километров у подножия горы Капутар в Новом Южном Уэльсе в Австралии. Один-единственный лесной пожар, сказал ему продавец, может в любой момент уничтожить всю популяцию этих слизней. Так что Прим не испытывал ни малейших угрызений совести, нарушая все запреты на экспорт и импорт. В слизнях, как правило, обитало такое множество отвратительных паразитических микроорганизмов, что легальность их транспортировки за границу была сопоставима с легальностью контрабанды радиоактивных материалов. И Прим был совершенно уверен, что это единственные два розовых слизня во всей Норвегии. Сгори Австралия и весь остальной мир — они могли оказаться спасением для целого вида. Да и для жизни в целом, когда исчезнет человечество. Исчезновение последнего было лишь вопросом времени. Потому что природа сохраняет только то, что служит ей. Боуи был прав, когда пел, что гомо сапиенс утратил свою полезность.

Слизень шевельнул рожками. Он уловил запах своего любимого блюда — тающего замороженного мха, который Прим тоже тайно переправил от подножия горы Капутар. Теперь слизень едва заметно двигался, сверкая гладкой розовой кожей, миллиметр за миллиметром перемещался к своему обеду, оставляя на черноземе склизкий след. Он приближался к своей цели так же медленно и верно, как Прим — к своей.

В Австралии есть улитки-каннибалы, слепые хищники, которые охотятся на слизня горы Капутар, продвигаясь по его следу. Они лишь немногим быстрее, и хоть и медленно, очень медленно, но все же настигают свою добычу. Они съедают прекрасного розового слизня живьем, соскребая его плоть крошечными пластинками зубов и всасывая в себя слой за слоем. Чувствует ли розовый слизень их приближение? Чувствует ли он страх, пока ожидает завершения этой долгой, такой долгой погони? Может ли он найти какое-то решение, какой-то выход? Приходила ли ему мысль пересечь слизистый след другого такого же слизня в надежде, что преследователи сменят курс? По крайней мере, когда выйдут на него самого, он намерен воспользоваться именно этим планом.

Прим вернулся на кухню и сунул пакет в морозилку. Постоял некоторое время, не отводя взгляда от большого пакета для заморозки. От человеческого мозга внутри. Вздрогнул. Почувствовал тошноту. Мозг пугал его.

Он почистил зубы, забрался в постель, включил полицейское радио и стал слушать сообщения со всех уголков города. Иногда эти спокойные голоса, так коротко и лаконично сообщавшие о происшествиях в столице успокаивали и убаюкивали его. Событий было мало, и они, если и происходили, редко оказывались трагическими, так что спустя какое-то время Прим, послушав о них, засыпал.

Но не этим вечером.

Они закончили на сегодня поиски пропавшей женщины на Грефсенколлене и теперь договаривались по радиосвязи, где и когда будут завтра утром собираться поисковые группы.

Прим открыл ящик тумбочки и достал футляр с кокаином. А ведь он из золота — по крайней мере, некоторые части, подумал Прим. Пять сантиметров в длину, формой похож на патрон. Нюхательный патрон. Если немного повернуть рифленую деталь, она «заряжалась» соответствующей дозой, которую можно было вдохнуть через отверстие на заостренном кончике. По-настоящему элегантно. Футляр принадлежал женщине, которую разыскивала полиция, он даже был отмечен ее инициалами, «Б.Б.». Чей-то подарок, без сомнения.

Прим провел пальцами по рифленой поверхности, прокатил патрон по щеке. Затем положил его обратно в ящик и некоторое время смотрел в потолок. Стоило о многом подумать. Он начал было мастурбировать, но бросил. И расплакался.

Было два часа ночи, когда он наконец уснул.